Измена. Второй шанс на любовь (СИ) - Страница 35

И в душе так легко и беззаботно. Я бегу, бегу, практически лечу. Лёгкая, как пушинка. Хохочу в голос так сильно, что болят скулы и щеки.

Оглядываюсь назад и вижу фигуру, она размытая. Я не могу понять, кто бежит вслед за мной.

Впереди лес с высоченными деревьями. Останавливаюсь перед ним и до меня доносится: «Вика, Вика, не уходи…»

Голос мужской и знакомый, но кто это, я не могу понять.

Оборачиваюсь, а поляна с цветами расплывается, но фигура, приближающаяся ко мне, обретает чёткие очертания. Мужчина. Я вижу тёмные волосы и широкие плечи. Высокий. Лица разглядеть не могу.

«Вика, Вика….. Вика, постой..»

Луг исчезает очень быстро и мне так страшно, что исчезну вместе с ним и я шагаю в лес. Вокруг много толстых стволов вековых исполинов. Под ногами нет травы, иду дальше. Потом бегу, мне страшно становится, дыхание срывается. Прячусь за деревьями, как слышу где-то рядом мужской голос. Отдышавшись, мчусь вглубь леса, но он так резко закачивается, что я не успеваю остановиться и мои ноги погружаются в песок. Впереди пустыня и солнце выжигает глаза яркостью, режет.

Оборачиваюсь, но никого не вижу и не слышу.

Мои ноги вязнут в песке всё сильнее, начинаю назад отступать, но не получается. Дёргаюсь, топчусь на месте. Ноги, как будто держат там крепко. И пески так быстро тело поглощают. Страшно, очень страшно. И я кричу, зову не помощь, плачу.

Подол моего сарафана уже съеден безжалостной песочной массой. Как бабочка в смоле. Но я борюсь, пока силы есть, барахтаюсь. Устаю, но не сдаюсь.

«Вика, девочка моя, иди ко мне, вернись…» слышу голос отчаянный и надрывный, просящий, умоляющий.

Кручу головой, но никого не вижу, поворачиваюсь назад и узнаю в мужчине Дениса, он тянет ко мне руки, я свои протягиваю, хватаюсь за него крепко…Но песок настолько меня поглотил, что надежда выбраться меня покидают. Изо всех сил цепляюсь за руки мужские…

А потом картинка происходящего размывается, всё вокруг становится таким неясным… Мужские руки исчезают…

***

— Ну вот, милая моя, ты проснулась. Давай открывай глазки. Тебя тут заждались.

Я пытаюсь поднять веки, но они такие тяжёлые и непослушные.

— Давай-давай, Вика, — ласковый женский голос будит меня. — Хватит спать.

Хочу что-то сказать, но во рту так сухо и губы раскрыть не могу.

— Сейчас я смочу твои губы, пить пока, что нельзя, потерпи.

Чувствую, как мои губы смочили водой. Жажду утолить хочется. С трудом разлепляю веки и прищуриваюсь, пытаясь понять, где я. Запах лекарств и пищащие аппараты — я в больнице, точно.

Всё вокруг размытое, что фокус навести не получается.

— Лежи, деточка. Ты в больнице. Я сейчас позову врача, и близких твоих оповещу. Они тут, все ждут твоего пробуждения. Заставила ты нас всех поволноваться.

Фигура женщины исчезает за дверью.

Почему я в больнице? Не могу вспомнить ничего. Пытаюсь…пытаюсь.

А когда приходит врач, то он и сообщает, как и с чем я попала в больницу. У меня сотрясение, достаточно серьёзное, и перелом правой руки, плюс трещина в рёбрах.

В голове начинают мелькать картинки. Суд, развод, Андрей, Денис, стычка. Мои попытки их успокоить и машина на переходе. Чёрные волосы водителя, боль, темнота.

Голова начинает гудеть с новой силой, тошнит и мутит.

— Я всё помню доктор. Я всё помню… Можно мне попить немного?

— Вот и хорошо, что вы все помните. Пейте, — протягивает тонкую трубочку к моим губам. — несколько глотков, позднее ещё попьёте. Пока что вы слишком слабы и вставать нельзя. Только постельный режим. В коридоре посетители, я разрешу им зайти, по одному, но совсем не надолго.

Я так сильно хочу пить, что дрожащими губами обхватываю трубочку, торчащую из поильника, и делаю несколько мелких глотков. Дверь за доктором закрывается и входит первый посетитель. Андрей.

Его щёки покрыты сильно отросшей щетиной, лицо очень уставшее, серо — бледного цвета. Плечи сгорблены.

— Привет, — уставший голос. С нотками вины, тихий.

Смотрю в глаза своему бывшему мужу. Белки покрасневшие.

— Вика, как ты? Что болит? Я понимаю, что тебе нельзя волноваться и много разговаривать. Можешь просто кивать. Я всё решил. Остальное потом. Прости меня ещё раз.

И я киваю ему, отвечая на вопросы так. Смотрю на него внимательно. Он как будто постарел.

А потом дверь палаты с тихим скрипом открывается, и ещё одна мужская фигура вырастает в проёме. Торопит Андрея.

— Поправляйся, — вставая и исчезая в коридоре.

Денис медленно осматривает меня. В его глазах боль и сожаление. Молча садится на стул рядом с кроватью. Подкладывает под мою левую, целую руку, свою ладонь и бережно трогает мои пальцы своими. Смотрит, не отрываясь, в глаза. И гладит, гладит.

— Прости Молчунья. Я дурак.

Прикрываю глаза и чувствую, как слёзы начинают прокладывать дорожки по щекам.

— Не плачь, всё будет хорошо. Ты только поправляйся.

— Сколько я спала?

— Двое суток, — чуть помедлив отвечает Денис. — не плачь, всё будет хорошо. Так как ты захочешь.

Я понимаю, что он имеет в виду, но боюсь, его хорошо, не совпадает с моим.

Аккуратно перебираю нежно кремовые лепестки пионов пальцами. Наклоняюсь и вдыхаю цветочный аромат.

В палате нет свободных поверхностей, всё уставлено букетами в вазах. В государственной больнице такая функция, как наличие вазы в палатах — отсутствует. И первые два букета я ставила в обрезанные полторашки из — под минеральной воды. Потом курьеры стали доставлять букеты сразу в вазах. Четыре букета на подоконнике, плотненько стоят. Один — на тумбочке. Уже завядшие цветы я вчера отправила в урну, с большим сожалением. Мне жаль, что век срезанных бутонов так недолог.

В окне виднеется послеобеденное солнце, диск которого начинает медленно двигаться к закату. Обед уже прошёл и в больничных коридорах тишина. Все дневные процедуры закончены. Пациенты отдыхают. Мне не спится. Я вообще за эти дни выспалась на целый год вперёд.

Голова ещё немного побаливает, конечно, намного реже, чем десять дней назад. Тошнота практически ушла, и я могу радоваться тому, что я жива и относительно здорова. Как сказал мой лечащий врач, родилась я в рубашке. Оказывается, приземлись я немного левее, моя голова расплющилась бы об бордюр, и цветы бы мне носили уже не в палату.

Разбирательства по поводу аварии практически закончены. Следователь был у меня всего два раза. Всё остальное, решается без моего прямого участия.

— Доченька, как ты, — оборачиваюсь и встречаюсь со встревоженным маминым взглядом.

— Мамуль, мне уже намного лучше, не раз говорила тебе об этом. Ну зачем ты приехала?

— Вижу я как лучше. Лица на тебе нет. Блеска в глазах нет. Улыбаешься только своим цветам. Ну кому ты своими решениями лучше сделала?

Молчу. Что мне ответить? Да, с Денисом мы поговорили. Я сказала, что к отношениям я не готова. На тот момент я чётко это понимала. На тот… Он всё выслушал, пожелал мне выздоровления и ушёл.

Не знаю, мог ли мой затуманенный мозг в тот момент осознавать что-то серьёзно. Но Дениса я больше не видела.

Я вообще мало кого видела. Мама, конечно, приехала в больницу вместе с Ба, сменяли друг друга у меня, сколько раз говорила, что делать у меня им нечего. Ага, так и послушались. Маша тоже забегала ко мне несколько раз. Но, я помню многое как в тумане. Спала неделю, практически постоянно. А открыв глаза, видела рядом то маму, то Ба, то Машу.

А вечером, после очередной порции седативных падал в лапы Морфея до самого утра. А утром меня ждал свежий букет пионов. Санитарка говорила, что курьер привозил цветы рано.

Тоска и грусть.

— Дочунь, доктор тебе разрешил прогулки в парке при больнице. Пойдем? Там бабушка нас ждёт.

А почему бы и нет? Четыре стены мне уже осточертели. Поскорее бы выписка. А до неё целых четыре дня.

— Пойдём мам.

— Ой ёй, что делается-то Насть? Девка наша поди иссохнет вся, кончится. — причитает бабушка, — Викушка, милая моя, скоро домой. Я тебя откормлю. Холодца наварю. Тебе полезно. Всё заживёт, глазом моргнуть не успеешь.