Измена в рамках приличий - Страница 11

– Что ты имеешь в виду? – сделала я вид, что не понимаю, о чем он.

– Ты знаешь.

– Нет.

– Да.

– Нет.

– Да. – Он прикоснулся к моей руке.

Я задрожала. Потому что вдруг поняла, что именно для этого я и позвала его сегодня. А вовсе не для того, чтобы сообщить, что мы не будем больше видеться. Да-да. Именно для того, чтобы он прикоснулся ко мне, а я прикоснулась к нему. И как только я могла обходиться без этого столько времени! Возможно, единственное, что меня держало, – это страх потерять мужа. А теперь, после всего того, что Костя мне наговорил, после того, как он фактически сказал, чтобы я делала что пожелаю, только потихоньку, аккуратненько, у меня отказали все тормоза.

– Почему все так? – ахнула я, пытаясь сохранить хоть немного трезвости.

– Как «так»? – тихо шептал Денис, целуя меня в шею.

– Почему любовь уходит? – всхлипнула я.

– Почему уходит? – еле слышно засмеялся Денис. – Приходит. По-моему, так.

– Это неправильно, – отозвалась я и замерла от восторга, когда мои глаза встречались с горящей синевой его глаз. – Получается, что он, мой муж, прав и все именно так, как он сказал.

– Он не прав уже потому, что сидит и разглагольствует там, в то время как ты сидишь здесь, со мной. Но в таком случае я рад, что он не прав, – сказал Денис и жестом собственника притянул меня к себе.

И, глядя в его красивые влюбленные глаза, я поняла, что у меня нет ни шанса. Он хочет меня, это да. Но и я хочу его до дрожи. Так, словно передо мной сидит мой последний шанс. Хочу именно потому, что с первым же его поцелуем разорвется весь этот замкнутый круг, по которому я, как белка в колесе, бегу уже много лет.

– Я тоже… тоже рада, – прошептала я. Денис улыбнулся и приблизил свои губы к моим.

Я не возражала. Возбуждение, такое, какого я не испытывала уже целую вечность, охватило меня, и мы поцеловались. У него были теплые мягкие губы. Я была удивлена тем, как странно ощущать на своих губах чьи-то еще губы. Оказывается, я вообще забыла, что такое поцелуй. Что это такое, когда мужчина смотрит на тебя, на твои губы, как на вожделенный приз. Мы с Костей не целовались уже много месяцев, лет. Зачем? Мы же и так спали вместе и были друг для друга абсолютно доступны. Брачные удовольствия напоминали деревенскую еду. Очень сытно. Никаких изысков. А ведь в поцелуях кроется столько чувств, что очень быстро я забыла обо всем и погрузилась в страсть, как пловец в темную гладь быстрой горной реки. Вода приняла меня в себя и понесла туда, где я не была и о чем не имела ни малейшего представления. И после этого я вдруг почувствовала, что снова живу.

– Как же хорошо, что я тебя встретил, – ласково поправляя выбившуюся прядку, сказал Денис, глядя на меня. Да, именно ради таких взглядов женщина и живет.

– Что же дальше? – спросила я.

– Дальше? А что бы ты хотела? – оторвался от меня на секунду Денис.

– Не знаю. Мне кажется, это прекрасно, сидеть на лавочке и целоваться, словно мы студенты. Давай вообще отсюда не уйдем? – улыбнулась я.

– Давай, – легко согласился он. – Правда, в августе ночи значительно холоднее, и это станет не так приятно, но если ты хочешь…

– Да ну тебя. – Я махнула на него рукой и встала.

Денис поднял сумку, которая упала на землю, и встал рядом со мной. Впереди был весь день, суббота. Угораздило же меня полезть к Косте с разговорами именно в субботу. Хотя, с другой стороны, а когда еще. В будни у моего умного и занятого супруга расписана каждая минута драгоценного времени. Зато теперь не надо ждать понедельника, чтобы услышать голос Дениса.

– Может, пойдем в кино? – предложил Денис.

На его лице также было написано раздумье. Куда нам деваться теперь, когда все признания сделаны и уже нет смысла ходить по улицам, целомудренно держась за руки. Мне внезапно стало интересно, как Денис объяснит нашу субботнюю прогулку супруге. Я не была ребенком и понимала, что мужчина, который столь яростно любит меня в этот солнечный день, женат. И что обстоятельства, которые свели нас вместе, вовсе не означают долгого безоблачного счастья на всю жизнь. И меня, как ни странно, это очень даже устраивало.

– Пойдем. Скажи, а что думает обо всем этом твоя жена?

– Она ничего не думает, – буркнул Денис.

– Лопотомия? – съехидничала я.

– Она уехала с подругами на пикник. У нее бурная жизнь, в которую она не считает нужным задействовать меня.

– Почему? – удивилась я. – Если бы у меня был такой красивый синеглазый муж, я бы повсюду таскала его с собой.

– Она так не считает, – угрюмо ответил Денис.

У меня возникло ощущение, что ему не хочется продолжать разговор о жене. Я же не настаивала. Интересное чувство охватило меня. Наверное, такое бывает только в зрелом возрасте, потому что, когда влюбляешься в двадцать, ты любишь всей своей натурой, всей душой, и кажется, что будущее имеет только один сияющий всеми красками счастья вариант. Но в тридцать лет где-то в глубине сохраняется кто-то равнодушный, трезвый. Этот кто-то наблюдает за твоими безумствами и ведет им счет, зная, что все когда-нибудь кончится и не имеет по большому счету такого уж значения.

– Знаешь, я все-таки не хочу в кино, – уверенно сказала я.

– Да? А чего ты хочешь?

– Тебя, – исчерпывающе продекламировала я одними губами.

Денис замер, потом медленно обвел меня обжигающим мужским взглядом «сверху вниз и обратно», уверенно взял за талию, и мы молча, как заговорщики, произнесшие пароль «славянский шкаф», пошли вниз по бульвару.

С тех пор как Советский Союз приказал долго жить, все граждане нашего поменявшего курс государства так или иначе стали думать о выгоде. А как же еще, ведь мы теперь капиталисты. Есть богачи-олигархи, которых никто в глаза не видел (кроме, конечно, Ходорковского, но его пример скорее печален). Есть гордые бедняки, составляющие абсолютное большинство населения, но об этом никто не говорит вслух, потому что вслух аналитики любят говорить о формирующемся среднем классе. Это хорошо для рейтинга. Аналитика никогда не пересекает границ Подмосковья. Так она и сидит в стольном граде Москве и удивляется, что это народ все недоволен и недоволен? И парки у них, и магазины, и зарплаты. И казино, чтобы было где зарплаты оставить. Чего же им еще нужно? Но Москва, как ни крути, это государство в государстве. Как китайский Гонконг. Там у нормального китайца, привыкшего сидеть голым под бамбуковым навесом, есть с ладони рис и молиться Будде, сразу и безвозвратно срывает крышу. И уносит в даль порывами техногенного ветра. Примерно так же житель, скажем, моего родного города Петушки реагирует на МКАД. Клянусь вам, один друг детства рассказывал мне, что каждый месяц он преодолевает барьер в сто двадцать километров, чтобы попасть к нам, в ночную в Москву. Когда-то мы с ним вместе воровали клубнику у наивных, как детская слеза, дачников, а теперь мой дружок крадучись въезжает на наш МКАД и под покровом темноты выжимает из своей видавшей виды девятки все, на что она способна.

– Ты не представляешь, какой это кайф! – взахлеб рассказывает он. – Пустая широкая трасса, освещенная, как елка на Новый год. И на ней я – Шумахер на «Формуле-1». Мотор ревет. Я молниеносно планирую с полосы на полосу. Обхожу одного, второго, третьего. Вот уже все остались далеко позади – я лечу один… Да я, можно сказать, ради этого и живу!

– А как на все это смотрит ГИБДД, – интересуюсь я. Потому что если вспомнить, с какой лихостью мой дружок в свое время перемахивал деревенские заборы, то не приходится сомневаться, что на дорогах Москвы он производит несомненный фурор.

– ГИБДД? – грустно переспрашивает он и рефлекторно хватается за кошелек. А в кошельке у него плачут мыши, потому что, как я уже сказала, за пределами этой самой МКАД начинается совсем другая Россия.

А уж если заехать в какую-нибудь другую область – Владимирскую или, к примеру, Брянскую, то понимаешь, что натуральный обмен, общинный строй и дома с земляным полом – отнюдь не только программа из учебников по истории Древней Руси. Во многих деревнях, например, вообще отсутствует такое понятие, как зарплата. А когда пенсионеры там получают пенсию, то долго всей деревней прикидывают, на что потратить неожиданно обрушившееся на них богатство. Так что с классом гордых бедняков у нас, в стране строящегося капитализма, все в порядке. Впрочем, нищих, потерявших гордость, здесь тоже хватает. Стоят, как почетный караул, на всех вокзалах, во всех переходах. Печальные обломки лучшей жизни, не сумевшие вычислить этой своей выгоды. Каждый из них несет за плечами Трагедию, которая столь банальна, что, если спросить, он уже и не вспомнит, что это была за Трагедия и с чего, собственно, все началось. Зато теперь для них все закончилось, так что сидят они с безмятежными лицами ангелов, а людской поток проходит сквозь них, никого не замечая. Но самые лучшие, самые удачливые у нас представлены в так называемом среднем классе. Говорят, что средний класс – опора общества, киты, на которых держится экономика.