Измена. Право на семью (СИ) - Страница 38

— Привыкли только нас тут гонять и учить жизни. Мы их тоже поучим и погоняем.

Соня резко вскидывает руки, хватает меня со смехом за волосы и тянет на себя. Я одновременно умиляюсь и сдерживаю слезы от боли. Вот и еще новая забава проснулась у нашей Сонечки.

— Можно узнать, как ты Нину переубедил? — Юра поправляет галстук-бабочку под воротником у зеркала, а затем бутоньерку из белой розочки в петличке.

Такой довольный, будто его мечты по захвату всего мира претворились в жизнь. Он, конечно, полон энергии и предвкушения, а я хочу сдохнуть. Я зверски устал за этот месяц со всей этой беготней с подготовкой к его свадьбе. Нина выслушала меня тогда и заявила: раз вам так нужна наша свадьба, то вы ею и займитесь, мои хорошие.

— Просто поговорил, — отвечаю я, растекаясь по креслу в желании вздремнуть хотя бы пять минут.

— Устал? — Юра косит на меня взгляд через отражение и скалится в улыбке. — И я прекрасно знаю, каково это.

— Да ты что?

— Я с вашей свадьбой тоже чуть кукухой не поехал, а у твоего отца глаз дергался, — разворачивается ко мне. — У нас с ним такие бои за выбор тарелочек был, что я думал, кто-то кого-то обязательно убьет.

— Да обычные тарелки у нас были.

— Да вот ничерта, — Юра застегивает пиджак, — потому что в этой битве выиграл я.

— Ну и какие тарелочки там были? — вскидываю бровь.

Я-то их помню, потому что пялился на эти золотые завитки по краю, пока нас с Викой осыпали пожеланиями и тостами.

— А это не имеет значения, — Юра приглаживает лацканы пиджака.

— Просто признайся, что вы с моим отцом от скуки схлестнулись на теме тарелок, и ты его вынудил согласиться со своим мнением.

— Как и он меня с выбором бокалов. Он мне такую лекцию тогда прочитал про качество стекла, хрусталя… — Юра закатывает глаза. — Три часа меня мариновал.

— Вот я и говорю, скучно вам было, — отмахиваюсь и зеваю, прикрыв рут кулаком.

— Зато мы на этой теме многое поняли.

— Что, например?

— Что действительно хорошие друзья, и если организовали свадьбу двум вредным птенчикам без мордобоя, то выплывем из любого дерьма. Занудные и противные, — Юра присаживается рядом в свободное кресло и вздыхает, сложив руки на животе. — И если ты уговорил Нину, то ты и самого черта убедишь на что угодно.

Молчим. И вот я уже проваливаюсь в дремоту, как Юра заявляет:

— Аж руки трясутся.

— Что? — медленно открываю глаза.

— Боюсь, говорю, — Юра хмурится. — Ждал этого момента и…

Замолкает и, похоже, не планирует продолжать. Он и так сильно разоткровенничался передо мной.

— Да ты же не в первый раз, — хмыкаю я.

— Вот так в первый раз, — пожимает плечами. — Нам организовали свадьбу, все подготовили и толкают друг к другу, как неопытных юнцов. Мы вот теперь сами птенчики…

— Ты мне тут заднюю не давай, — сердито отвечаю я. — Мы вас все равно поженим. Я, что, зря выбирал тон скатертей на столы и честно пытался понять, в чем разница между одинаковыми тряпками? Вот если ты на тарелочках повернулся, то Вика на скатертях.

— А ты на чем?

А я молчу. Я замордовал цветочников при выборе цветочных композиций для оформления зала. Не знаю, почему меня перемкнуло именно на цветах, но думаю, что бедные флористы запомнят меня на всю жизнь, как чокнутого мужика, который докапывался до размеров листьев и бутонов.

— Да говори ты уже, — Юра пихает меня в бок. — Я точно знаю, что на этих свадьбах крышу сносит.

— Это останется тайной.

— Я у Вики узнаю, — с тихой угрозой говорит Юра.

— А я взял слово, что она никому ничего не скажет, — ухмыляюсь я.

— Муж и жена — одна сатана? — цепкой вглядывается в мой профиль. — Как у вас дела?

— Ну… — скрещиваю руки на груди. — Я делаю вид, что не замечаю в последние три дня того, что Вику по утрам тошнит.

— Подожди… — Юра весь напрягается и поддается в мою сторону.

— Она, конечно, всячески пытается это скрыть…

— Ты мне тут так не шути…

— Вот жду, когда мне тест с двумя полосками под подушку положат, — разворачиваюсь вполоборота к Юре и понижаю голос, — ты же понимаешь, что ты должен теперь молчать?

— А вдруг от нервов?

— Не-а, — улыбаюсь я. — Няня наша вся прям на иголках сидит и многозначительно с Викой переглядывается.

— Етить-колотить… — едва слышно говорит Юра, а лицо озаряется восторгом. — Я сейчас сам рожу.

— Молчком, Юра, — с предостережением шепчу я.

Быстрым жестом “застегивает рот на замок” и расплывается в улыбке. Я и сам глупо улыбаюсь. Возможно, я зря поделился с ним своими подозрениями, но смолчать не смог. Я должен был хоть кому-нибудь сказать, что мою жену тошнит от кофе по утрам.

— А как ты выеживался, Валер, — недобро щурится, — да?

— Был неправ, — не отвожу взгляда.

— И всё дядя Юра был козлом, сволочью и идиотом, который ни черта в этой жизни не понимает…

— Мне нечего на это ответить.

— Тебя то же самое ждет, — снисходительно усмехается. — Ты не думай, что не огребешь от той же Сони в свое время. Характер у нее мамин. Кашей точно будет плеваться. И ни у кого в нашей семье нет и не было простого и легкого характера, Валер.

— Предупрежден, значит, вооружен, — уверенно отвечаю я.

— Ну, я, если что, буду готов тебя утешить разговорами, что эти дети совсем распоясались, — Юра тяжело встает, вновь придирчиво оглядывает себя в отражении. — Будем втроем пить темном углу. Ты, я и твой отец. Можно за компанию и жен обсудить, какие они стервы и почему им все не так. Может, ты чего умного скажешь, потому что мы так и не нашли ответа на этот вечный вопрос. Мы пока пришли к мнению, что все бабы — дуры.

— И это ты говоришь такие слова перед свадьбой, — разочарованно вздыхаю я.

— Так я ж любя. Дуры, — оглядывается и мрачно продолжает, — но свои. И главное, чтобы мы тоже были своими козлами. Смекаешь?

— Что ты плачешь, Темочка? — на крыльце стоит хрупкая темноволосая девушка и пытается укачать орущего ребенка на руках.

Я сама вышла подышать вместе с Соней, потому что меня резко замутило от канапе с сыром и оливкой. Кажется, я палюсь, и все кругом уже подозревают, что я в интересном положении. Особенно дядя, который при моем тосте отметил, что я не шампанское пью а лимонад.

Девушка оглядывается. Если я не путаю, то она жена Быкова, а у него в руках одни из самых крупных железорудных месторождений. Приглашениями занимался Валерий, и я не особо вдавалась в подробности, кого очень важно позвать, а кого лишь из вежливости. Чета Быковых была в списке важных.

Малыш на руках девушки резко замолкает, когда замечает насупленную Соню и обиженно шмыгает.

— Привет, — говорю я.

— Привет.

— Я Вика.

— Уля.

Темочка на ее руках опять шмыгает и хмурится, когда Соня отворачивается и тянется к моим волосам. И я ее понимаю. Она бы свои волосы намотала бы на пальчик, показывая, как она не заинтересована в новом знакомстве, но увы. Будет дергать мои.

— Мой тоже волосы любит, — Уля неловко улыбается.

— Давай-ка, их знакомить, — делаю шаг к ней.

Между нашими детьми сантиметров пятнадцать, и они устраивают молчаливые гляделки. Никто не улыбается и слюни от восторга не пускает.

— Это нормально? — спрашивает Уля.

— Без понятия, — пожимаю плечами.

— Это он в отца, — вздыхает и шепчет, вглядываясь в личико Сони. — Это Артем.

— Соня, — улыбаюсь хмурому малышу.

Моя дочь первая подает голос и как-то высокомерно агукает. За это удостаивается недовольным покряхтыванием. Опять замолкают.

— Вот и поговорили, — Уля смеется.

— Может, им надо время?

— Может быть.

На крыльцо выплывает сам Быков. Высокий, широкоплечий и темноволосый мужчина лет тридцати пяти. Напрягаюсь, потому что лицо у него мрачное и высокомерное. С таким выражением расхаживал Валерий и доводил меня до тихого бешенства, но Уля расцветает влюбленной улыбкой при его появлении.