Изгнание из рая - Страница 1

АЛЕКСАНДР ЕТОЕВ

ИЗГНАНИЕ ИЗ РАЯ

1

Вуки прыгали из воды и застывали смоляными брызгами на одежде, на губах набухала пена, а я нес мою бедную девочку на руках - по воздуху, по мертвой воде, по ржавым пятнам травы, по каким-то шевелящимся и смердящим тварям, - и когда мы вышли на плоский холм, который не сожрала трясина, я поцеловал ее и сказал:

- Я тебя люблю.

Она даже не улыбнулась, только чуть открыла глаза и тихо сказала: "Да"

- Да, - сказала она. - Не оставляй меня, я тебя люблю.

- Да, да! - Я сел на сухое место и положил ее голову себе на колени. - Шейла, девочка, выпей воды.

Она сказала одними веками: "Да"

Я поднес флягу к ев губам, приподнял ее горячую голову, поцеловал в лоб, и она кончиком языка слизнула с ободка каплю.

Надо было ее успокоить, придумать что-нибудь бодрое и простое, но земля у края холма начала давать крен, край холма изогнулся, потом рассыпался серой крошкой и провалился в проснувшуюся трясину.

Опять. Я взял ее на руки и пошел, почти побежал к короткой дуге подлеска. За спиной ухала и умирала земля, съеденная волной прилива. Небо было серое и пустое. Без легких голубков-птерокаров, без серебряных стрел аэробусов, без облаков, без ангелов, без людей. Лишь тусклое вечернее солнце, и то уходит за горизонт.

Лес был тот же, что и всегда, только тихий и какойто покорный. Нести ее стало трудно, мешали ветки и темнота. Сзади уже трещало, трясина вгрызалась в лес, и деревья, цепляясь кронами друг за друга, падали и исчезали бесследно в вязкой, гнилой воде.

Полоса леса оборвалась внезапно, сперва я даже не понял перед моими глазами стояли призраки обреченных стволов, но сквозь их прозрачную плоть просвечивало мутное небо.

Я вынес Шейлу на ровное открытое место; трясина шла по пятам, но не быстро - можно было передохнуть. Я сел, Шейла дремала у меня на коленях, я не чувствовал тяжести ее тела, потому что она была частью меня, продолжением моих рук, моих мыслей, моего сердца.

Я прислушивался к слепому молоту, крушащему в темноте стволы. Трясина продвигалась рывками - то замирала, переваривая добычу: камень, дерево, мертвых птиц, - то накатывала рыхлой волной и упорно текла вперед на багровую пелену заката.

Надо было подниматься и уходить; лес редел, черная гребенка стволов таяла, проваливаясь в болото.

- Шейла?

Она молчала. Я поднял ее и не почувствовал никакого веса. Голова ее странно запрокинулась вниз, и руки свешивались к земле.

- Шейла! - Я легонько ее встряхнул, потом сильнее, потом, прижав к себе, побежал к слезящемуся осколку света.

Свет погас. Я был один. Я сидел на твердой земле и гладил ев тихие плечи. Я ждал, когда из черной бурлящей тьмы вылезет голодный язык и больше не останется никого...

2

...Я открыла глаза. Было тихо. Грудь уже не горела, и дышалось почти легко. Женя спал, откинув в стороны руки, голова его повернулась набок, и щека уперлась в гладкую подушку земли.

Ночь была какая-то неживая, и небо, смутное по краям, вырастало чернильным парусом и било чернотой по глазам.

- Жень.

Он вздрогнул, резко приподнял голову, потом вскочил и молча уставился на меня. Такого Женьку я еще не видела никогда. Взгляд дикий, глаза испуганные, губы белые, веки пляшут.

- Ты... - Он начал, но голос лопнул: вылетел только хриплый вздох.

Мне сразу сделалось неуютно, как будто это я была виновата, как будто я надела на себя маску, а он, сдуру не разобравшись, принял меня за страшный сон.

- Женечка, просыпайся.

- Да? - Он пальцем дотронулся до моей руки, и вдруг улыбнулся той прежней своей улыбкой - дурацкой, косоватой, смешной, - вцепился в меня как бешеный и стал целовать, целовать, живого места на мне не оставил, пока не обцеловал всю.

- Шейлочка, я...

- Знаю. Я тоже.

Женя вдруг встрепенулся и глазами забегал по сторонам.

- Идем, - сказал он и потянул куда-то в густую липкую тьму.

- Куда? - спросила я, но пошла. Под ногами было ровно и сухо. - Подождем, когда рассветет.

- Там... - Он будто меня не слышал, тыча пальцем назад, в тишину за нашими спинами. Потом замер, остановившись, и стал прислушиваться к ночной пустоте.

- Я думал, надо спешить. Смешно. С чего это я так подумал? Я долго спал?

- Не знаю, Женечка. Я тоже спала.

- Тебе... - Он на миг замолк, глаза его стали щелками, из которых глядел испуг. - Тебе ничего не снилось?

Я пожала плечами:

- Не помню. А тебе?

- Темно. - Он передернул плечами. - Я не понимаю, где мы. Где звезды?

- Наверное, тучи, - сказала я.

И тут появился свет. Белая нитка света прошила край темноты, и стало видно, где небо и где земля. Небо ожило, в нем закрутились вихри. Женя сильно сжал мою руку и молча глядел вперед.

Перед нами, насколько хватало взгляда, тянулась гладкая одинаковая равнина и светилась голубоватым светом. И больше не было ничего.

Я посмотрела под ноги - твердая серая корка, ни теплая, ни холодная, никакая.

Женя поймал мой взгляд и удивленно помотал головой.

Я не ответила; что я могла ответить, только молча прижалась к нему и слушала, как дрожит его сердце.

Потом появилось солнце...

3

"... Кто-то сошел с ума. Я?" Женя потрогал голову и виновато взглянул на Шейлу. Надо было срочно опоминаться, не то действительно умом тронешься.

- Шейла, - он внезапно сделался хмурым, - помнишь, мы поклялись, что не будем ничего друг от друга скрывать? - Она кивнула, в глазах ее застыл странный блеск. - Знаешь... нет, не могу.

- Женя, что-то... случилось?

Она вцепилась в него глазами, как будто то, что было вокруг, всего лишь легкая перемена погоды, что-то мелкое и пустое, а главное - та щепка, на которой держится мир, - скрывается за его насупленным взглядом.

- Нет, Шейлочка, ничего. Ничего серьезного, приснилась какая-то дрянь, и потом - это... - Он кивнул головой на то, что было внизу и вокруг, и вдруг замер, споткнувшись на полуфразе.

- Смотри. - Он показал глазами вперед.

Серая однородная плоскость, которую трудно было назвать землей, словно покрылась сыпью, на ней вспухали мелкие блестящие пузыри, их было много - тысячи, сотни тысяч, на глазах нарождались новые - рядом, около, под ногами, и Шейла брезгливо отдергивала ступню, когда упругие и твердые зерна упирались в ее подошву,

- Совсем весело. - Женя опустился на корточки и тронул бугорок пальцем.

- Женя, - нервно сказала Шейла, - не надо. Я боюсь.

- Нечего тут бояться. Пусто и голо. Как говорит наш общий друг Леонид Андреевич, бояться надо только себя.

Шейла взглянула на него удивленно.

Дождь полил из пустого неба - мелкий, теплый, бесцветный, - и Шейла, уже ошалевшая от этих тайн и чудес, только устало выдохнула и ладонями зажала виски.

Солнце продолжало светить, и стало жарко как в бане; Женя содрал рубашку и стал хлестать ею себя, как веником.

Шейла сперва смотрела, потом сказала с невеселой улыбкой:

- Спинку не потереть? Я могу.

- Шейлочка, надо пользоваться моментом. Когда еще здесь помоешься. Давай. - Он подошел к ней и отщелкнул кнопочку "молнии" на вороте Шейлиного комбинезона.

Она хлопнула его по руке и показала язык.

- Не хочу.

- Ну и ходи грязной. - Женя ей подмигнул.

- Ладно. Только ради тебя. - Она ловко сбросила комбинезон и осталась в одних узеньких трусиках.

- Шейла, я тебя тысячу лет не видел такой красивой. Этот дождь тебе очень идет.

Она вдруг застеснялась, но не его, а чего-то страшного и чужого, тени, которая набежала на ее сердце и оставила темный след. Потом махнула на тень рукой и скинула с бедер трусики.

Тело ее искрилось, она шлепала по коже ладонями, и белые точки брызг легко летели по сторонам.

Она смеялась, она была прежней Шейлой, она любила солнце, небо и дождь, она любила его, и Женька прыгал как сумасшедший рядом и дудел на сложенной из губ дудочке, как какой-нибудь козлоногий Пан.