Избранные сочинения Том V - Страница 2

Эта индиферентность по отношению к общим вопросам, которая все больше и больше проявляется у строительных рабочих; эта умственная лень, заставляющая их полагаться во всех вопросах на решения своих комитетов, и вытекающая отсюда, как естественное следствие, привычка к автоматическому и слепому подчинению, делают то, что в самих комитетах большинство входящих в состав их членов становятся бессознательным орудием мысли и воли трех или двух, иногда даже кого-нибудь одного из своих товарищей, более умного, более энергичного, более настойчивого и более активного, чем другие. Таким образом, большинство секций представляет лишь массы управляемых либо олигархией, либо даже совершенно личной диктатурой, скрывающей свою самодержавную власть под самой демократической формой в мире.

При таком положении дела, чтобы взять в свои руки управление всем Женевским Международным Товариществом, и именно группой строительных рабочих, нужно было сделать только одно: привлечь на свою сторону, всевоможными средствами, нескольких наиболее влиятельных вождей секции, — десятка два или три лиц самое большее. Залучив их и надлежащим образом подчинив их себе, вы имели все секции строительных рабочих в своих руках. Такое именно средство и употребили, с большим успехом, ловкие вожаки Женевской Фабрики[2].

Кульминационный пункт собственно женевской организации, это Женевский Центральный Комитет[3]. Каждая секция посылает в этот комитет двух делегатов так что он должен собирать на своих заседаниях, теперь когда число секций Женевского Интернационала достигло[4] считая по два делегата от каждой, ... членов. Очень редко бывает чтобы число делегатов, действительно собирающихся на регулярных заседаниях центрального комитета, достигало трети общего их числа.

Центральный Комитет является бесспорно высшей властью в Женевском Интернационале. Благодаря тем полномочиям, какими он облечен, и благодаря своим непосредственным сношениям со всеми секциями, чьим он, впрочем, считается прямым выразителем, представителем, и в некотором роде постоянным парламентом, центральный комитет обладает, разумеется, большей властью, чем сам федеральный комитет[5]. Этот последний является исключительным и высшим представителем коллективных интересов, стремлений, мысли и воли всех секций Романской Швейцарии, как по отношению к генеральному Совету Международного Товарищества Рабочих, так и по отношению к национальным организациям этого сообщества во всех других странах. В этом отношении, он находится в зависимости, во первых от генерального совета, — против решений которого он, впрочем, всегда может аппелировать к общим с'ездам, — и затем, и более непосредственно, еще от федеральных с'ездов секций романской федерации, которые не только имеют право его контролировать и вменять ему в обязанность исполнение своих окончательных постановлений, но и лишить его полномочий и заменить его другим федеральным комитетом.

Федеральный комитет, кроме того, является верховным руководителем газеты федерации. Редакция газеты, правда, назначается романским с'ездом, но газета выходит под наблюдением федерального комитета, который имеет неот'емлемое право придавать ей свой дух. Если только он умеет пользоваться этим оружием, оно обеспечивает ему большую власть, ибо газета, обращаясь непосредственно ко всем членам Интернационала, может сильно способствовать тому, чтобы выработать в них общее направление.

Таковы главные прерогативы федерального комитета. Нужно прибавить к ним еще очень важное право и обязанности брать в свои руки руководство стачками, когда эти последние, переступая за пределы данной местности, нуждаются в активном содействии или даже в материальной и моральной поддержке всех секций романской федерации, также как и секций других стран.

Помимо этих прав, впрочем весьма значительных, у него не остается других прав, кроме права надзора, арбитража и, в случае нужды, призыва к соблюдению основных принципов Международного Общества, каковые были формулированы на общих с'ездах, и других обязанностей, кроме обязанности регулярного посредника между Генеральным Советом и местными организациями. В местностях, где существует центральный комитет[6], т. е. местный парламент секций, федеральный комитет не имеет права обращаться непосредственно к этим последним; он может это делать только при посредстве центрального комитета, который является естественным сберегателем свободы и местной автономии против притязаний власти. Федеральный комитет не может, следовательно, оказывать непосредственного влияния и непосредственного действия на секции: эта возможность принадлежит исключительно центральному комитету, которому она обеспечивает гораздо большую местную власть, чем власть федерального комитета.

Власть Центрального Комитета, находящегося, конечно, под контролем, скорее формальным, чем действительным, Федерального Комитета и, более серьезно, под контролем федерального органа, — если только Федеральный Комитет захочет в случае нужды воспользоваться против него этим последним, — не имеет других истинных границ в управлении внутренними местными делами, кроме тех, которые она встречает в автономном начале секций и в общих собраниях, являющихся некоторого рода местными с'ездами, не представительными, а настоящими народными с'ездами, в том смысле, что все наличные члены Интернационала принимают в них участие. С'езды эти, согласно статутам, принятым на первом романском с'езде, происходившем в январе 1869 г. в Женеве, имеют право отменить все решения Центрального Комитета и даже предписать ему свою волю, сохраняя за Центральным Комитетом право аппеляции к федеральному и романскому с'ездам, аппеляции, которая, впрочем, может иметь место только в тех случаях, когда решения, принятые общими собраниями, будут противоречить основным принципам Международного Товарищества Рабочих.

Там, где автономия секций действительно существует, она ставит очень серьезные границы произволу Центрального Комитета. Поэтому женевский Центральный Комитет всегда почтительно преклонялся перед правом секций Фабрики, солидная организация которых, как мы уже заметили[7], не только предшествует существованию Международного Товарищества Рабочих, но даже, во многих отношениях чужда, чтобы не сказать совершенно противоречит, духу и самим принципам сообщества.

Совершенно иначе обстоит дело с секциями строительных рабочих, организация которых, слишком несовершенная и часто даже, как мы уже видели, сосредоточивающаяся исключительно в комитетах, не внушает такого же уважения к себе Центральному Комитету. Достаточно было бы этому последнему склонить на свою сторону комитет упорствующей в своем мнении секции, чтобы сломить оппозицию. Впрочем, до сих пор мы почти не имели примера такой оппозиции.

Оставалось, следовательно, только единственное средство для защиты независимости и прав строительных рабочих: это общие собрания. И, нужно сказать, ничто не было так антипатично Центральному Комитету, как эти действительно народные собрания, которые он всегда старался заменить собраниями комитетов всех секций, т. е. собранием правящей аристократии.

Мы вернемся к этому важному пункту. Теперь мы должны выяснить, какой интерес Центральный Комитет, — который внешним образом является представителем не какой-нибудь партии, а всех секций, — мог иметь в том, чтобы заменить народные собрания этими правительственными собраниями. Не является ли сам Центральный Комитет чем то в роде народного парламента, избранного всеобщим голосованием всех секций? Юридически — да, но фактически — нет. Фиктивно он представляет всех, но в действительности, после нескольких месяцев борьбы, он теперь представляет только женевское владычество.