Избранные произведения в двух томах. Том 2 - Страница 2

Алексей и Таня вышли переулком на Кооперативную. Здесь громыхали трамваи, светились витрины с тыквами и помидорами, возле кино спрашивали лишний билетик.

Навстречу все шли неторопливо прогуливающиеся пары. Рука об руку. Алексей подумал, что здесь как-то неловко идти просто рядом, и тоже взял Таню под руку. Она на это ничего не сказала.

У некоторых подъездов и подворотен, стайками, в светлых платьях, стояли девушки. У других — в темных костюмах — парни. В одной такой кучке высокий парень бренчал вполруки на гитаре, остальные смотрели на струны.

Когда Алексей и Таня поравнялись, парень бренчать перестал, приподнял за козырек маленькую кепку и сказал Тане:

— Привет.

Она, не повернув головы, ответила.

Может, Таня локтем почувствовала, как вздыбились мышцы согнутой руки Алексея — она медленно повернула к нему бледное от фонарного света лицо, свела брови, сказала спокойно:

— Это не он.

Долго шли молча. Потом Таня спросила:

— Ты, Алеша, где думаешь устраиваться?

— Не решил еще, — оживился Алексей, потому что его и самого этот вопрос, конечно, интересовал. — Я ведь служил в танковых, ремонтировал моторы. Теперь в дизелях разбираюсь. Хотелось бы к технике поближе… А тут — местпром, глухота. На сахарных заводах работа сезонная.

Засмеялся:

— К вам, что ли, на кондитерскую идти?

— Не надо к нам.

— Не пойду… Я еще в армии думал — совсем адрес сменить. На Урал или в Сибирь. Ребята разъезжались, очень звали: там, знаешь, какие дела!

Алексей выпростал руку, достал папиросу, зажег. Добавил глуше:

— Только тогда я рассчитывал — вместе. С тобой.

Кооперативная улица кончилась, упершись в Береговую. И здесь они остановились, прислушались, как плещется, омывая сваи, небыстрая речная вода.

— Алеша, я тоже хочу, чтобы ты уехал. Даже не советую — прошу…

— Мешать буду? — зло скрежетнул зубами Алексей.

Таня открыла рот — ответить, но раздумала и только вяло махнула рукой: мол, разве иное услышишь?

Деннов, ощущая в пальцах мелкую, вырвавшуюся только сейчас, поганую дрожь, почувствовал, что если она, Татьяна, заплачет, он может ударить ее…

Но Таня не заплакала. Она открыто смотрела на него. И уже упрямо повторила:

— Ты уезжай. Прошу.

Алексея почему-то обрадовало это ее смелое упорство. Ведь такой он ее и знал, еще девчонкой. Настойчивой, смелой и правой даже тогда, когда неправа. Большая потеря — потерять такую.

— А может быть, Татьяна… все-таки вместе?

Похоже, будто она знала, что он так скажет. Но ответила, не колеблясь:

— Нет. Ни к чему. Ничего не поправишь, Алешка… Езжай один. У тебя всё впереди.

«Потерять. Потерять такую — вот что впереди… Или уже позади?» — соображал Алексей, часто глотая дым из папиросы.

— И еще, — сказала она. — Чтобы все было ясно между нами. Только ты, ради бога, не засмейся… Я тебя одного любила. И люблю. И буду. Слышишь?

Они опять засияли и стали шире — большущие, светлые даже в темноте глаза.

Из-за угла выполз крутодугий, ворчливый трамвай без прицепа. Замер, будто споткнулся о стык. Нетерпеливо звякнул.

— До свиданья, Алеша…

Таня резко повернулась и побежала к вагону.

Алексей видел, как она успела вскочить на подножку, отвернулась, чтобы не смотреть, от окна, раскрыла сумочку и протянула кондукторше монету.

Набирая скорость, трамвай ушел.

Алексей Деннов сосредоточенно докурил папиросу и швырнул окурок в воду.

Паспорт новенький. С гознаковским, денежным хрустом пролистываются страницы.

«Действителен… Гогот Борис Борисович… 1928-й… выдан… номер…» Фотокарточка владельца: гривка на лбу, глаза лучатся трогательной чистотой, выражают сыновнюю любовь к сотрудникам паспортного стола и вообще — к милиции.

— Свежий документец. Приятно в руки взять, — хвалит товарищ Сугубов.

Затем переводит взгляд с фотокарточки на владельца. Гривка на месте. И глаза по-прежнему выражают любовь, только теперь к нему, товарищу Сугубову, а в его лице — ко всей системе организованного набора рабочей силы.

— Трудовая книжка? — мягко интересуется товарищ Сугубов.

Тот, конечно, разводит руками:

— Нету.

И еще улыбается, стервец.

Для товарища Сугубова, уполномоченного областного управления оргнабора, вопрос ясен вполне. Подобных типов он немало встречал на своем веку.

Все просто и увлекательно, как сказка про белого бычка.

Человек вербуется, предположим, на Дальний Восток, ловить рыбу лососевых пород. Ему выдают аванс, покупают плацкартный билет, ставят в паспорте штампик «Принят на работу туда-то» и — счастливо доехать!

Прибыв на место, человек получает подъемные в размере, предусмотренном договором, прилежно изучает правила техники безопасности, садится в поезд (желательно ночью) и отбывает в неизвестном направлении. Затем он избавляется от паспорта, сунув его, например, в печку. Обращается в милицию и, уплатив положенные сто рублей штрафа за утерю паспорта, получает новый — уже без штампика. Подытожив сальдо в свою пользу, человек опять отправляется в отдел оргнабора (разумеется, в другой)…

Да, товарищу Сугубову отлично известны все эти ходы-выходы.

«Значит, обмануть хочется?» — прищуренным взглядом спрашивает товарищ Сугубов и постукивает карандашиком, поставленным торчком.

«Хочется», — признается встречный взгляд.

«А если взять тебя сейчас за холку, и знаешь — куда?»

«Куда?»

Здесь, однако, ход мыслей товарища Сугубова принимает несколько отвлеченное направление.

Два дня назад ему переслали специальное письмо комбината «Севергаз» — одного из постоянных клиентов областного управления оргнабора. «Севергаз» просит ускорить вербовку рабочей силы. Но, подтверждая особые льготы для поступающих на работу — двойные подъемные, двойные ставки, двойной отпуск, — комбинат ставит особые условия, с которыми просит знакомить нанимающихся.

Письмо из комбината «Севергаз» лежит в столе товарища Сугубова. На столе лежит чистый лист бумаги, и он постукивает по нему карандашиком уже плашмя.

— Трудовой книжки, значит, не имеется? — снова спрашивает Сугубов. И, понимающе кивнув головой, объявляет: — «Севергаз». Устраивает?

Судя по искоркам, метнувшимся в глазах Гогота Бориса Борисовича, его все устраивает. Но, солидности ради, он осведомляется:

— Это где же? Якутия?

— Коми АССР, — твердо сообщает парень, сидящий поодаль, у окна.

Сугубов мгновенно переносит прищур на парня. Рыжий парень, абсолютно рыжий, а также рябой и губастый. Рослый и значительный в плечах.

— А вам что, случалось бывать в Коми республике?

— Был случай. Три года провел.

— По какой статье? — живо интересуется товарищ Сугубов.

— А вот я анкету заполнять буду — прочтешь! — без особого дружелюбия переходит на «ты» парень.

Он тяжело ерзает на стуле, оглядывается и багровеет — настолько возмутила парня проницательность уполномоченного по оргнабору.

Но Сугубов не обижается:

— В «Севергаз» не имеете желания?

— А что? Могу. Места очень приличные. Город большой, на железной дороге… Зря я там сразу работать не остался.

— Фамилия?

— Бобро Степан Петрович.

Две птички появляются на бумаге.

День выдался, несомненно, удачный. В комнату то и дело, стучась и без стука, входят люди. Осмотревшись, рассаживаются. Уже по комнате плывут синие завитки табачного дыма и соседские разговоры:

— Какой «Севергаз»? Не слыхал…

— В двойном размере? А не врет?

— Далеконько все же…

— Свояк поехал, не жалуется…

— Баб, говорят, там нисколько нету.

— Ну, этих, положим, везде избыток.

— Жильем-то как — обеспечивают?..

— Да, и двойной отпуск, — погромче, для всех, беседует с очередным посетителем Сугубов. — Вот здесь распишитесь… Бланочек? Пожалуйста…

Алексей Деннов сидел и ожидал своей очереди. Ожидал, вертя в руках фуражку. На околыше фуражки выделялся пятиугольник повыцветшего бархата — там раньше была красная звезда. Теперь нету: штатским она не положена. Латунные пуговки по бокам потускнели, а одна даже позеленела с краю. Алексей поглядел на рукав — и там пуговицы имели померкший, окисленный вид.