Избранные произведения. Том 1 - Страница 82
Изменить размер шрифта:
Русь
«Пьяный Солнышко Владимир…»
Пьяный Солнышко Владимир
Пригвоздил тебя к кресту.
Княжий род до корня вымер,
А кресты еще растут.
В чистоту твоих раздолий,
В красоту твоих жнивей,
Чтоб не думала о воле,
Понатыкали церквей.
И поставили примером
Под напуганный твой взор
Крест с распятым боговером,
Словно к рабству приговор.
Сотни лет ты, Русь, молилась
Страшной жертве палача
И сама взойти стремилась
На Голгофу каждый час.
И в отчаянье рабыни
Родила ты мудрецов,
Воспевавших рай пустыни,
Радость жертвенных венцов.
Что ж, ты думала, бедняга,
Так и будет до конца?
И земли кровавой влага
Не родит тебе бойца?
Он пришел в огне и песнях,
С жалом разума в устах
И разгневанным: «Воскресни!» —
Звал тебя сойти с креста.
Ты, как ветер с перевала,
Выла: «Прочь уйди, злодей!»
Бесновалась, отбивалась,
Чтоб не вынул он гвоздей.
Но, могучий, алозвездный,
Вестник будущего дня,
Срезал путы, вынул гвозди
И с креста тебя он снял.
От бессильной, темной злобы
Притворилась мертвой ты.
Намела метель сугробы —
Подняла весна цветы.
Раны зажили. В ладони
Прялку сонно ты взяла.
Но былое в сердце стонет,
Застилает очи мгла.
Шепчешь ты еще проклятья
Доле песен и труда,
Но на рабское распятье
Не вернешься никогда.
И в путях борьбы и славы
Стыд за крестные года,
Русь, не раз тебе отравит
Радость мирную труда.
Красномосковье
Замусоленные церковёнки
И игрушечные терема
О народе-рабе, о ребенке
Шепчут слезные сказки впотьмах.
Искривились кудрявые крыши
Тихой болью о старых порах.
В куполах, как летучие мыши,
Виснет серенький, слепенький страх.
Особняк в снеговой кацавейке
Вздохом сорванных ставней хрипит
О калачиках по три копейки,
О хранителе-псе на цепи.
На колоннах облупленных бродит
Мертвой барыни лунная тень.
И скрипит в упраздненном приходе
Панихидным напевом ступень.
По лабазам, застылым и лысым,
Забиваясь в пустые углы,
Обозленные голодом крысы
Прославляют хозяев былых.
Сорвалась запьянцовская тройка
В непролазный овраг с крутизны,
И тоскует сивушная стойка
По мерзавчикам златохмельным.
Ты пропала, Москва богатеев,
В мех укутанных бородачей.
Кутежа на поту не затеет
Воротила цыганских ночей.
И другая, другая, другая,
Трудовою росою жива,
Золотые столицы пугая,
Вырастает над миром Москва.
За громадами дремлющих башен,
За седыми зубцами Кремля
Всходит солнце вселюдное наше
И вселенская светит заря!
Вы искали ее по часовням,
В дыме ладана, в лязге вериг,
А она — раю вашему ровня —
Загремела из огненных книг.
Вы гадали о ней по созвездьям,
По лампадам в иконных углах,
А она алоцветом возмездья
Из рабочего пота взошла.
Руки мира! Наручник дробите,
Шея мира! Вылазь из ярма.
Вот, глядите: какая обитель
Сорвала свои цепи сама!
Упоенная рабскою кровью,
Родила трудовая земля
Всерабочее Красномосковье
За вселенской твердыней Кремля.
Питер
По каналам, по каналам,
Где вечерняя вода
Смерть богатых отстонала
И умолкла навсегда, —
Где к гранитным изголовьям
Каждый вечер меж дворцов
Огневой струится кровью
Память вечная борцов, —
Где скользит над водной тишью
У поломанных перил
Барыня летучей мышью
Без когтистых рук, без крыл, —
Где на входах буквы стерты,
Кто здесь жил и кто владел,
Где матрос проходит к порту
С песней солнцу и звезде, —
Где тоска былого виснет
В распростертых лапах лип,
Где дома о прошлой жизни
Погребальный свет зажгли, —
По каналам, по каналам,
Где проклятый мир утих,
Где былое отстонало,
Как мне весело идти!
НЕ БЕЛЫ СНЕГИ
Сытому
В час, когда огни потушат
Там, где сытые поели,
Ты послушай, ты послушай
Голоса ночной метели.
Вот вскрутился снежный вихорь
И упал плашмя в сугробы —
Смертью белой, смертью тихой,
Как на Волге люд безгробый.
Посмотри: рукой страдальцев
Ветер шарит в каждой яме
И бессчетных белых пальцев
Гнет концы над колеями.
Ищут, ищут, всюду ищут,
Волжским ветром камень режут,
Хоть какую-нибудь пищу,
Хоть какую-нибудь éжу.
Вот упали безнадежно —
Хоть последний стон послушай!
Вот утихли в буре снежной,
В белых далях равнодушья.
Льдинки колются в метели,
Как соломы мерзлой остья.
Вьюга мелет, мучкой стелет
Человеческие кости.
И опять, намчавшись тучей,
С гневным плачем вьюга машет
Сотней судорожных ручек,
Детских, тонких, с Волги нашей.
И зовет, зовет… Ты слышишь?
И стучится в окна долго,
И стучится тщетно в крыши
Горем Волги, всею Волгой.
Ты послушай, ты послушай, —
Смерть людьми повсюду стелет, —
Может быть, твой сон нарушат
Голоса ночной метели.