Избранные произведения. Том 1 - Страница 77
Изменить размер шрифта:
Ребенок
Она лежит. Ее глазенки
Как две агатовых звезды.
И в ней, сияющем ребенке,
Не видно боли и вражды.
Ей девять лет. Она, играя
Ручонкой — смуглым стебельком, —
Напоминает облик рая,
В цветах увиденный тайком.
Она глядит, как за окошком
Сияет вишня и айва,
И длиннохвостым шепчет кошкам
Кошачьи милые слова.
И кажется, она для шутки
Легла в постель… Вот побежит!
Но стены белые так жутки.
Нет, почему она лежит?
Нет, почему она в больнице?
И почему у синих глаз
На чернобархатной реснице
Вдруг светится большой алмаз?
И отчего от брови к брови
Вдруг пролегает тонкий след?
Откуда в губках очерк вдовий,
Печать неисправимых бед?
О чем глухонемая дума
На темно-розовом челе?
Откуда страх шагов и шума
И крики в сумеречной мгле?
Насилье исказило землю!
Как страшно правду понимать!
Ответу бедственному внемлю:
Ребенок — будущая мать.
Душевнобольная
Пока, безоблачен и беспечален,
Лучится день и стены стонут в зное,
В расселинах обугленных развалин
Она лежит и смотрит, как дитя больное.
Знакомо все, и все совсем другое,
Пороги там же, там же сад с колодцем,
Но не ковры, а пепел под ногою.
Ручей, остановившись, стал болотцем.
Ее никто не кормит, не ласкает,
Ей голодно, ей странно все, ей жутко
Бежать отсюда? Сердце не пускает.
Быть может, хитрая все это шутка?
И может быть, все станет вдруг, как прежде,
Вернутся комнаты, ковры с цветами
И дети прибегут? Она в надежде
Поводит разноцветными глазами.
Но жизни нет. Обуглясь, стены стонут.
Все мертвое. И псы не лают в стычке.
Комок горелого тряпья, нетронут,
Лежит, в игрушки взятый по привычке.
Болит душа. Скорей бы ночь настала!
А ночь придет, она, больная, тенью
Начнет бродить, мяукая устало,
Цикад звенящих отвечая пенью.
Свалялся хвост пушистый. Шерсть измята.
Трясет она, как ведьма, головою.
И, как страну, что смертью злой объята,
Никто не назовет ее живою.
Как пламя белое воспоминанья,
На черные она взбегает угли.
И даже нет в глазах ее мерцанья:
Они все видели и вот потухли.
Панихида
Иду в саду, а кости под ногами
Шуршат в траве меж тихими цветами.
И мне не надо ни цветов, ни сада,
Не в радость солнце, зелень не услада.
Ни птиц, ни пчел, ни бабочек блестящих,
Ни яблок молодых, к себе манящих,
Я ничего не вижу в странном цепененье,
В своей душе чужое слышу пенье:
«Я жить хотела, — слышу плач убитой, —
Истлело тело, гробом не укрыто».
Скажи молитву чуждыми устами,
Вздохни хоть раз над белыми костями.
Ведь близких нет, родные все со мною.
Утешь мой дух молитвою земною.
И я шепчу слова из панихиды,
А сердцу больно, полному обиды.
Прощанье
Прощайте, печальные тени,
Цветов онемелые губы.
Пусть ваши весенние сени
Ни вихрь, ни гроза не погубит.
Я с вами томился и плакал,
Я с вами упился цветеньем,
И зарностью алого мака,
И яблонь жемчужным лученьем.
Когда же плоды наливные
Созреют на ветках счастливых,
Вы вспомните, тени родные,
О песнях моих молчаливых,
О вере моей громогласной,
Что жизнь торжествует победно,
Что смерти зиянье напрасно,
Что люди не гибнут бесследно.
Ангел Армении
Он мне явился в блеске алых риз
Над той страной, что всех несчастней стран.
Одним крылом он осенял Масис,
Другим — седой от горьких слез Сипан.
Под ним, как тучи, темен и тяжел,
Сбираясь по долинам голубым,
С испепеленных, разоренных сел
Струился молчаливый, душный дым.
Под ним на дне ущелий, в бездне гор,
В ненарушимой тишине полян,
Как сотканный из жемчугов ковер,
Сияли кости белые армян.
И где-то по тропиночке брели
Измученной, истерзанной толпой
Последние наследники земли
В тоске изнеможения слепой.
Был гневен ангел. Взор его пылал,
Как молнии неудержимых гроз.
И словно пламень, замкнутый в опал,
Металось сердце в нем, алее роз.
И высоко в руках богатыря
Держал он радугу семи цветов.
Его чело светилось, как заря,
Уста струили водопады слов:
«Восстань, страна, из праха и руин!
Своих сынов рассеянных сомкни
В несокрушимый круг восторженных дружин
Я возвещаю новой жизни дни.
Истлеет марево враждебных чар,
И цепи ржавые спадут, как сон.
Заветный Ван и синий Ахтамар
В тебе вернутся из былых времен.
Восстань, страна! Воскресни, Айастан!
Вот радугу я поднял над тобой.
Ты всех земных была несчастней стран,
Теперь счастливой осенись судьбой!»