Избранные произведения - Страница 1

Перечисляя в 1829 году «воздушные замки», которые ему хотелось бы построить, тяжелобольной Леопарди писал своему другу про «монографию души — роман с несложной фабулой, рисующий сокровеннейшие движения, возникавшие в душе нежной и чувствительной с зарождения сознания до самой смерти». Романа «с несложной фабулой» Леопарди не написал. А вот «монографию души» написал. Этой монографией явился сборник его «Песен».

Географический словарь начала XIX века так описывает городок, где вечером 29 июня 1798 года в старинном патрицианском замке, в семье графа Мональдо Леопарди и Аделаиды Леопарди (урожденной маркизы Античи) явился на свет первенец Джакомо Леопарди: «Реканати, пров. Марке, — маленький, но чрезвычайно богатый городок… Край этот столь цветущ и приятен для глаз, что путешественникам он представляется сущим раем».

Сущим адом представлялся он Леопарди: «краем монахов», местом, где он «совершенно подавлен окружающим ничтожеством», где «не имел даже сил чего-либо желать, хотя бы смерти — не из страха пред нею, но потому, что вовсе не усматривал разницы между смертью и той жизнью, какую вел здесь». И это характеристики самые обычные, хотя и не самые сильные из тех, что разбросаны по письмам и дневниковым записям Леопарди.

В Реканати Леопарди провел безвыездно первые двадцать четыре года своей жизни. Родовитая семья хоть и не имела должного достатка, но сохраняла все претензии старинных итальянских патрициев. Граф Мональдо, ревностный легитимист и набожный католик, был опутан долгами и при этом держал огромный штат прислуги. Средств не хватало на порядочных учителей — зато в доме находили приют всевозможные приживалы и приживалки. Закладывались земли, зато домашняя библиотека пополнялась редкими изданиями и манускриптами. При графском палаццо было создано что-то вроде Поэтической академии, а почва ускользала из-под ног…

За полгода до рождения Джакомо Леопарди в Реканати была провозглашена республика (27 января 1798 года). Одним из первых ее постановлений явилось уничтожение дворянских привилегий. День, когда графу Мональдо пришлось отказаться от ношения шпаги, показался ему похожим на последний день Помпеи.

В 1799 году банды местных реакционеров-фанатиков изгнали французов и Мональдо был объявлен губернатором городка. Вскорости, однако, французы, получившие подкрепления, вновь вернулись и губернатор вынужден был бежать в загородное свое имение вместе с маленьким сыном и беременной вторым ребенком супругой. Республиканские власти заочно приговорили графа Мональдо к смертной казни. Страхи, правда, были недолгими. Все обошлось благополучно. Последовала общая амнистия. Семья Мональдо вернулась в Реканати. В 1799 году появляется на свет Карло, а в следующем, 1800 году — сестра Паолина. По позднейшему признанию, дружба с братом и сестрой — единственное, что скрашивало жизнь Джакомо Леопарди на протяжении всего реканатского периода.

Политические потрясения усугубили и без того отчаянное положение хозяйства графа. Долговые обязательства были выданы на сорок лет вперед. И тут Мональдо совершает, как кажется, единственный в своей жизни практичный поступок: выдает безоговорочную доверенность на управление всеми своими расстроенными имениями супруге.

Аделаида Античи — добропорядочная, сухая, но крайне энергичная женщина — сумела за пятнадцать — двадцать лет восстановить имущественное положение дома Леопарди, а впоследствии даже улучшить его. Графа это вполне устраивало. Он всецело посвятил себя собиранию библиотеки и литературным опытам. Сочинял он преимущественно моральные и философские трактаты весьма охранительного содержания. Человеком он был на редкость консервативным. Ненависть к любого рода нововведениям он сохранил до конца своих дней. И это не однажды приводило к самым тяжким столкновениям с сыном. Воспитание детей он доверил — разумеется, под неусыпным своим контролем — иезуиту Торресу и аббату Санкини. Образование не выходило за рамки обычного для дворянских детей того времени: начала филологии (на основе латыни), азы математических и естественных наук, богословие. К тому же и наставники не отличались особой эрудицией. Случилось так, что уже к четырнадцати годам Джакомо нечему было у них научиться. Блистательный экзамен, обставленный со всевозможной пышностью тщеславным отцом, обнаружил, что ученик оказался намного ученее ментора. Начиная с восьмилетнего возраста мальчик буквально целые дни просиживал в отцовской библиотеке. Продолжал он заниматься и после ужина, у себя в комнате, дотемна. К этим детским годам относятся и первые литературные опыты Джакомо. Писать он начал с десяти лет: сочиняет сонеты, октавами переводит «Поэтическое искусство» Горация, создает поэму, пишет трагедию «Помпей в Египте» и составляет «Историю астрономии».

В 1813 году Джакомо Леопарди усаживается за самостоятельное изучение греческого языка, да так, что через год ему уже по силам комментирование «Жизни Плотина», перевод с древнегреческого эпиграмм и идиллий Мосха, «Батрахомиомахии» (к ней он возвращается еще трижды в 20-е годы). В 1815 году Леопарди написал поразительный по зрелости мысли трактат «О народных заблуждениях у древних». О возможностях Леопарди-эллиниста можно судить хотя бы по мистификации: он делает поэтический перевод с мнимого греческого текста, будто бы найденного в старинном кодексе. Стихи были опубликованы в журнале «Зритель» (1817) и вызвали благожелательные отклики серьезнейших специалистов.

Работоспособность Леопарди поразительна. Перечислить все его труды, законченные к двадцати годам, в короткой заметке просто немыслимо; важнейшие среди них — перевод второй книги «Энеиды», «Рассуждение итальянца о романтической поэзии», несколько собственных лирических пьес. Первые оригинальные стихи Леопарди обратили на себя внимание такого авторитетного литератора, как Пьетро Джордани. С ним, начиная с 1817 года, у Леопарди завязывается оживленная переписка. Дружба и покровительство Джордани сыграли роль в дальнейшей литературной судьбе Леопарди. Он не только ввел его в круг итальянских литераторов, но многие годы был его деятельным советчиком и руководителем. Это был первый контакт Леопарди с миром.

Целых двадцать лет он был отгорожен от тех политических бурь, которые бушевали за окнами домашней библиотеки. О том, как Наполеон перекраивал Европу и переустраивал Италию, о Священном союзе, о карбонариях, о зревших мятежах он слышал либо бессвязный шепот вышколенных слуг, либо безапелляционные суждения за обеденным столом, где собирались консервативнейшие друзья графа Мональдо, итальянского патриота, скорее предпочитавшего видеть «Италию рабой», чем «свободной владычицей».

Упорная, сумасшедшая работа сильно подорвала здоровье Леопарди. По собственному признанию, к двадцати годам он превратился в полного инвалида: «…я вконец надорвался годами отчаянных занятий в том именно возрасте, когда следовало дать телу развиваться и крепнуть» (письмо к Джордани). К физическим недугам (болезни глаз, позвоночника, легких) прибавились недуги нравственные: «…мое существование не разнообразится даже страданием. Впервые тоска не только меня обессиливает, но гнетет и убивает, словно острая боль; я трепещу перед тщетою человеческой жизни, раз уж потухают страсти, как потухли они во мне. Я просто теряюсь, особливо когда мне приходит на ум, что самое отчаяние — в сущности, тоже ничто». Леопарди всерьез помышляет о самоубийстве.

В 1818 году в Реканати приезжает Джордани. Его кратковременное пребывание подействовало на Леопарди живительно. Произошло как бы личное знакомство с живой литературой. Беседы с Джордани перенесли реканатского затворника в гущу надежд, сомнений, страстей, которыми бурлила тогдашняя Италия. «К Италии» и «Памятник Данте», две патриотические канцоны, написанные в конце 1818 года, — несомненное отражение этих бесед (хотя задуманы они были несколько раньше).