Избранные - Страница 20

– Я никому ножом не угрожала!

– Только твои фотографии с ножом говорят об обратном. Ты считаешь, что это все дерьмо не вернется к каждому из нас? Если мы с Инес считаем, что ты проявила жестокость, то мы остаемся в стороне? Только мы не можем соскочить с этой темы так, как умеешь это делать ты! Мы сидим тут и с ума сходим от мысли о том, что какая-нибудь кучка экстремистов решит ответить жестокостью на жестокость, придет и спалит наши дома к чертям собачьим!

– Такого не произойдет.

– Должно быть, здорово чувствовать себя так уверенно, – ответил Мэтт. – Только я вот почему-то не уверен. Я не могу себе позволить выливать из себя все свое дерьмо на других людей, я не могу себе позволить ударить человека, я боюсь все испортить. Мне всю дорогу приходится проигрывать, постоянно, всем и каждому.

Весь гнев, казалось, разом покинул его, и он рассеянно сел на диван. Пакет со льдом, который Слоан прижимала к распухшим костяшкам пальцев, растаял и лежал между подушками.

Ей хотелось утешить его, но она не знала как. Она никогда не видела его таким уставшим, таким… разочарованным. В мире, в самом себе, даже в ней. Она села рядом с ним, обхватив колени руками. Телевизор был выключен, и она увидела их отражение в черном экране: голова Мэтта была низко опущена, она сидела ровно и прямо.

– Они назвали тебя «мальчиком», – сказала она тихо.

– Ага, – ответил он, повернулся к Слоан и посмотрел ей в глаза. – Еще что нового сказали?

– Что мне оставалось делать? Стоять и слушать, как они будут унижать тебя? – спросила она.

– Во-первых, тебе изначально надо было оставаться в гольф-каре. – Он приподнял бровь. – Что с тобой происходит в последнее время? Ты набросилась на него, как тигрица, еще прежде, чем он успел слово сказать. Ты ведешь себя так, как будто хочешь весь мир сжечь дотла.

Эстер тоже спрашивала ее об этом: что с тобой происходит? Ответ на этот вопрос лежал в нижнем ящике ее прикроватной тумбочки, в стопке распечатанных документов АИСЯ.

Мэтт как будто прочитал ее мысли:

– Эстер рассказала мне о твоем запросе в АИСЯ.

– Боже, Эстер, – Слоан на мгновение закрыла лицо руками. – Чтобы я еще раз ей что-нибудь сказала…

Мэтт молчал. Ее раздражала его поза. Его опущенные плечи. Было бы лучше, если бы он накричал на нее.

– Я запросила документы о проекте «Ringer», – ответила она. – Мне хотелось знать все, что можно. Это моя жизнь, и у них есть все эти записи о… ней.

– Мне понятно твое желание, – сказал Мэтт. – Мне непонятно другое, почему ты не сказала об этом мне? То есть ты упомянула об этом Эстер, но не сказала мне.

– Я собиралась сказать тебе сразу, но начала читать, и меня это все очень расстроило.

– И что? Ты боялась расстроить меня?

Слоан покачала головой:

– Нет, не поэтому.

– Тогда расскажи мне, в чем дело? – Его голос звучал очень искренне, но Слоан слишком хорошо знала своего любимого, чтобы повестись на это. Он говорил таким голосом во времена их сражений с Темным. Она вспомнила один эпизод, он произошел в тот момент, когда они вели слежку за Темным, тогда еще просто человеком, а не тенью посреди разрушающего все вокруг Слива. Инес действовала по многообещающей наводке, которая в итоге ничего не дала. «Скажи мне, как так получилось?» – спросил Мэтт по ее возвращении вот таким же голосом. Тишина длилась недолго, прежде чем он взорвался. Их всех пронзило стрелой гнева, выпущенной из натянутой от долгого ожидания тетивы. Она и не думала, что напряжение от последних дней их совместной жизни или событий, связанных с празднованием десятилетия победы, так сильно повлияло на него.

– Порой, когда я сильно чем-то расстроена, все, что ты говоришь мне в этот момент, – это то, почему мне не надо расстраиваться, – не сразу ответила Слоан.

Мэтт фыркнул:

– Разве это плохо?

– Это сводит меня с ума! Как будто я не могу доверять своим собственным эмоциям и реакции на то, что со мной происходит!

– Нам всем нужен кто-то, кто поможет нам посмотреть на вещи с разных сторон.

Она закатила глаза.

– Ты думаешь, я не в состоянии посмотреть на то, что со мной происходит, со всех сторон?

Она потратила целую жизнь на то, чтобы научиться реагировать, а затем подвергать сомнению эти реакции – постоянно сомневаясь, допрашивая себя, заставляя свой мозг воспринимать все так, как надо.

– Ты думаешь, я не в состоянии? – Ее голос начал звучать все громче. – А ты не думал о том, что если я чем-то расстроена, то это стоит того, чтобы расстраиваться?

– Это объясняет, почему ты в последнее время сама не своя, – ответил Мэтт. – Если бы я знал, я бы…

– Твоя проблема заключается в том, что ты считаешь, что вот такая я – это не я, – произнесла Слоан. – Точно так же, как ты думаешь, что день, проведенный в плену у Темного, был для меня чем-то вроде прогулки на лодочках, и я должна уже забыть об этом и… закружиться от счастья в предсвадебном угаре, или что-то вроде этого.

– Да, знаешь что? Я думаю, последние десять лет ты должна была пахать, чтобы справиться со всем, что случилось, а не валяться круглыми сутками без дела и жить, как отшельник, – Мэтт сорвался, терпение лопнуло. – Я никогда не говорил тебе, что будет легко. Я всего лишь просил тебя попробовать перестать вести себя так, как будто ты единственный человек в мире, кто испытывает боль.

Они оба замолчали. Щеки Слоан вспыхнули. Она боролась с желанием выбежать из комнаты, зная, что так поступил бы только ребенок, в чем он, собственно, ее и обвинял. Но так же отчаянно ей хотелось спрятаться от его слов. Каждый раз, когда ей начинало казаться, что она понимает его незнакомые стороны, она вспоминала, что это невозможно.

Телефон Мэтта зажужжал, мигая в кармане джинсов. Он отклонил звонок. Она глубоко вздохнула и вспомнила о неподвижном кадре, запечатлевшем удар, пустоту в глазах и скрежет ее зубов. Ее внутреннюю бродячую собаку.

– Чувак, ты меня так видишь, – засмеялась она. – Как только тебе хочется жениться на таком эгоистичном ребенке?

– Слоан…

На телефоне Слоан, лежавшем на кофейном столике экраном вниз, зазвучали первые аккорды «Good Times Bad Times» Led Zeppelin – мелодия, которую она поставила на Инес. Она наклонилась и выключила телефон.

Пару секунд спустя опять зазвонил телефон Мэтта, на этот раз он взял трубку:

– Что, Инес?

Он слушал несколько секунд, а затем обмяк, его тело провалилось в кресло, стоящее у стола.

– О, Боже, – сказал Мэтт. Он прикрыл трубку ладонью и повернулся к Слоан: – Алби в больнице, – и затем вернулся к разговору по телефону: – Нет, прости, сейчас мы будем.

– Ты видела его после возвращения с места Слива? – спросил Мэтт.

Они ехали в больницу на BMW Мэтта и застряли на самом долгом в мире светофоре – по крайней мере, так казалось сейчас Слоан.

Слоан посмотрела в окно:

– Нет, мы не виделись.

Шел дождь, и разноцветные огни банковской вывески на углу отражались неоновым светом на мокрой дороге. Загорелся зеленый, и она услышала рев дизельного двигателя и шуршание автомобильных шин по асфальту. В машине было тихо, никто из них не включил радио, так и ехали молча.

– Ты прости меня, если я… – начал Мэтт.

– Давай только не начинай, – Слоан закрыла лицо руками. – Я просто… Давай сейчас сосредоточимся на Алби.

Неделю назад в банке с мукой она обнаружила оригами – пингвина. Все углы поделки были четкими, значит, это была его старая работа. Но он все же решил положить его туда, зная, что она улыбнется. Иногда ей казалось, что Алби – единственный человек в мире, который ее знает. И все потому, что ему ничего не надо было от нее – ни секса, ни любви, ни секретов. Между ними не было никаких «товарно-денежных» отношений.

Инес не сказала по телефону, почему Алби оказался в больнице. У Слоан было несколько предположений. Возможно, это был несчастный случай, такое может случиться в любой момент с каждым. Может быть, это были последствия экспериментов с новым магическим устройством. Они так мало знали о магии, что Слоан бы не удивилась, если бы узнала, что магия вредна так же, как и радиация, и ее негативное воздействие на организм со временем усиливается. Но самое очевидное и предсказуемое было то, что у Алби случился рецидив и он передознулся наркотиками.