Избранное. Том 3. Никогда не хочется ставить точку - Страница 65

2. Вводная глава мне представляется просто нескромной. Избави бог, я не собираюсь умалять Ваших заслуг. Но это за Вас должен сказать кто-то другой. Он же и скажет о том, что Вы лауреат Ленинской премии и член корреспондент к тому же. Вы упоминаете Э. Кренкеля. Но прочтите его книгу „RAEM — мои позывные“ — как скромно, с какой даже иронией по отношению к себе она написана. А ведь слава Кренкеля, будем прямы, больше Вашей! Послушайте моего совета, отрешитесь от эгоцентризма (я его сразу заметил в. Вас при первой же встрече) и попросите эту главку написать кого-то другого. С фамилией, званием, именем. Будет гораздо лучше.

Когда Вы, к примеру, пишете о трудностях не своих, а Р. Даутова — Вы пишете просто прекрасную прозу, ее читаешь взахлеб. Но когда человек слишком много пишет о трудностях, лично им пережитых, — это утомляет читателя и снижает ценность книги. Единственный из известных мне путешественников, кто мог это делать, — это т. Федосеев. Он описывал им же пережитые трудности блестяще.

3. Да имейте же Вы совесть с этой охотой! В наши-то дни, когда около каждого зайца чуть не охрану ставь. Вы с упоением описываете через каждые двадцать страниц „очередного медведя“. Знаете, я охотился на медведей. И убивал в одиночку и белых», и бурых, и таежных. Я не считаю это «жутким спортом». У Вас винтовка или ружье с пулей, а зверь, он всего-навсего зверь и есть. Неравная борьба, и хвастаться тут нечем. Я вот вспоминаю убитых мною двух мишек на Омолоне. Как им не хотелось умирать! Мне стыдно и жалко их до бессонницы. Учтите, что книгу Вашу разгромят именно за эту Вашу «медвежью болезнь» (не в простонародном смысле этого термина). Советую убрать все эти сцены.

Ну и в заключение. Книга, я считаю, очень нужная, и, думаю, Вы с редактором разберетесь, что в ней оставить, что взять. Я прочел ее и понял, как правильно я поступил, что не взялся описывать документальную историю чукотского золота — это надо делать Вам.

О рецензии на мой роман не ломайте голову. На него уж столько вышло рецензий и в «Правде», и в «Комсомольской правде», и в «Литературной газете», и в толстых и тонких журналах, что уж больше и не стоит. Я вышлю Вам «подарочный» экземпляр книги, как только она выйдет. «Роман-газета» выходит на днях (№ 3), но это не книга. Ну и желаю, чтобы мы летом встретились на Алазее. И напоминаю, что за Вами — казахстанские камушки, — сами Вы предложили, вот и напоминаю.

За довольно резкий тон критики не обижайтесь, Герман Борисович. В делах литературных я мягкости не признаю. (Эх, кстати, прекрасное место у Вас, как Вы вправляли себе грыжу, стоя вверх ногами. Написано вроде мимоходом — посему и впечатляет).

С искренним уважением Ваш О. Куваев.

Я не понял Ваших сомнений по последней главе. Все, мне кажется, на уровне.

24 апреля 1975

Дорогой Герман Борисович!

Во первых, спасибо Вам, что Вы не забываете меня, грешника, и не обижайтесь на меня за довольно резкий тон письма по поводу рукописи. Герман Борисович, поймите, у меня та же цель, что и у Вас — восстановить справедливость. Я на Вашей стороне и именно поэтому даю совет — вводную «хвастливую» часть сделать руками другого человека. Это гораздо действеннее и этим достигается цель. Кстати, я не знал, что рукопись предназначается для Магаданского издательства, почему-то думал, что это для издательства «Мысль». Кстати, если уж речь идёт о Магаданском издательстве, то мой второй упрек, что рукопись несколько похожа на главу «История исследования» в нормальном геологическом отчете, — отпадает. Для местного издательства так и должно быть: «Никто не забыт и ничто не забыто». О медведях — ну что ж. Я ведь сам свихнутый охотник, в геологоразведочный поступил ради охоты, и все же. Где-то годам к тридцати пяти я настрелялся. И сейчас ружье с собой таскаю только для того, чтобы подстрелить утку на ужин, а в остальном пусть они живут, и никакого, ни малейшего геройства, не вижу я в убиении медведя, симпатичного, кстати, зверя. У него и юмор есть и понятие, и добро он чувствует. Самым лучшим моим охотничьим трофеем я считаю фотографию матерого медведя, снятую с десяти метров. Она у меня на стенке висит, и я рад, что этот медведь и сейчас жив, если не попал под пулю очередного супермена С карабином в руках или с патронташем, набитым жаканами. Но надеюсь, что ему (медведю) повезло.

Книга Ваша, я считаю, должна быть издана. Обязательно.

Кстати, на днях я подписал договор с Малым театром на пьесу позитивам романа «Территория». Малый театр — это серьезно, а режиссер Борис Иванович Равенских считается ведущим театральным режиссером страны. Вот когда дойдет до дела (это через год полтора), я надеюсь пригласить Вас на репетиции в театре, ибо Ваш совет (жест, манера поведения, разговор) может оказать актерам неоценимую помощь.

В мой алазейский план вклинивается Англия, но все же я думаю быть на Алазее, а не в Англии. Кстати, можете поздравить, на днях я избран членом Бюро по прозе Союза писателей.

Искренне желаю Вам всего доброго. Не забывайте и пишите. За камушки заранее благодарен. Если будете писать в Магадан, в издательство, можете написать, что при потребности в сугубо литературной рецензии на Вашу книгу Олег Куваев этот труд на себя возьмет. Это прилично; а упомянуть об этом надо лишь затем, что обычно я отказываюсь писать рецензии на вещи, которых я не приемлю. В данном же случае и тема мне близка и рукопись я считаю совершенно годной к публикации и необходимой очень.

Искренне Ваш Олег Куваев.

Борис Григорьевич Ильинский — журналист.

[Конец 1966]

Здорово, старичок!

Завтра ко мне зайдет Алик; перед отъездом решил с оказией написать тебе пару слов. Сегодня весь день вкалывал, как негр, сейчас 12 ночи и башка что подушка, так что особой четкости изложения не будет.

О моей жизни тебе Алик расскажет, что знает, дополню только малость, Боря. Книга моя вышла в ноябре. Монета получена, большею частью употреблена. Сейчас делаю следующую книгу, должен сдать рукопись в июле. В план меня включили, а насчет договора — вот поеду на неделе, узнаю. Может все и перевернуться, ибо в этом году с бумагой плохо как никогда. Ну, увидим.

Из народа вижу изредка только Витю. Он становится одним из виднейших в столице теоретиков детектива (и практиков). Парень круто идет в гору.

Твои фотографии я ждал. Но ты, в общем-то, филон, так же как и я. Зиму я валял дурака, можно было написать пару очерков.

Я твердо договорился об издании книги о Чукотке. Это мои путешествия. То самое, ради чего я копил записные книжки и пленки: Договор хоть сейчас дадут в зубы, но я не могу это делать, ибо связан другой книгой, дай бог ее успеть. Таким образом, мои пленки, которые у тебя, — нужны. Ты их собери и пришли, а там видно будет, наверное, нам придется с тобой заключить альянс на твое графическое оформление книги (помнишь старую идею?).

Думаю сплавиться летом для себя по Алазее на каяке или поехать от «ВС» на Корякское нагорье за медведями. Планы на лето зависят у меня от дел с книгой.

Декабрь 1966

Салют, Борух Спиноза. Здравствуй, желтушный Борька!

Это как же тебя угораздило? Это я в смысле желтухи и письма, не валялся бы ты под запором в инфекционном отделении, хрена бы ты написал. Ну ладно. Ты совершил ошибку, написав на Главпочтамт. Я разве что раз в месяц захожу, ибо обзавелся пропиской и хатой и адресом. Письма получаю домой, а на почтамт мне так, несведущие пишут.

Сейчас издаю книжку. Толстую, на 12 листов.

Договор подписан, аванс получен, рукописи пока нет. С первого номера «СМ» пойдет одна из повестей этой книжки. Вторую повесть закончил вот пять минут тому назад, где пойдет, пока не знаю. Просит ее «ВС», но она не из их серии, в смысле Санарин начнет ее готовить и вычеркивать, это не дам.

Буду ждать тебя в марте. Приезжай. Меня может не быть в Москве. Я когда к редакции не привязан, так провожу время то в Грузии, то в Темрюке. На предмет переключения с северной специфики.