Избранное. Том 2 - Страница 15

Все в папочку, все организованно. Когда получился разлад с Лидой, это легло в рубрику моральной нечистоплотности. Выпил с ребятами из геологического управления – систематическое пьянство в рабочее время. Скопилась папочка, прочтешь – удивишься, как такого гада земля носит…

Щелкнул замок.

– Сдал, – сказал Мишка. – Пусть читает дорогой товарищ редактор. Поддубенко, говорит, звонил. Удивляюсь я. Поддубенко же клевый мужик. Как он Грачина терпит.

– А Поддубенко – работяга. Он одну истину знает – район должен давать золото. Он и дает. Старой закалки кадр. Он Грачина просто не видит. Районная печать действует? Действует! Промахов нет? Нет! У Грачина все всегда гладко. Он письмо твоих работяг не понесет Поддубенко. На прочтение. Он говорит: «Есть отдельные сигналы…» Ну и поехала комиссия этих авторитетных пенсионеров. Которые здесь пенсию ждут…

– Ну, – сказал Мишка, – преклоняюсь перед твоей интуицией. Именно так и было.

– Я Грачина знаю. Он не любит скандальные дела выносить на полосу. Скандальные дела всяко могут перевернуться. Те халтурщики тоже не без зубов.

– Поеду к Поддубенко, – решил Мишка. – Покажу письмо, расскажу, как обстоит дело.

– Ты рыбу ешь, – улыбнулся Андрей. – Закусывай лучше, Аника–воин.

– Ем. – Мишка отрезал ломоть. – А ты знаешь, я женюсь. Самым серьезным образом.

– Сергеев, ты Андрея забыл?

– Помню. А куда денешься? Голос потомков. Нет, серьезно. Мы сейчас с тобой пойдем в «Самородок». Она там будет. К семи часам.

– А я ее знаю?

– Нет, только недавно приехала. Полгода. – Мишка застенчиво хмыкнул.

– Угу! – буркнул Андрей.

– Дурак, – покраснел Мишка. – Собирайся, пойдем в «Самородок». – И неожиданно блатным голосом запел: – Топить гор–р–ре с–вое по р–р–рестор–р–ранам! Пус–с–скай р–р–ыдает с–саксофон!…

– Мне надо позвонить, – Андрей подошел к окну.

– Лиде, что ли?

– Нет. У Лиды Вася. Ей он звонит, А мне – в аэропорт.

– Ишь ты. Какие слова выговаривает. Ну, звони. Андрей набрал номер. Аэропорт ответил.

– Мне билет надо заказать на Москву, на семнадцатое число. На послезавтра, значит.

– Значит, улетаешь? – спросил Мишка.

– Ага. Давай вместе.

– Нет, я жениться буду.

– Выпившая ты личность, – определил Андрей.

– Выпившая, – согласился Мишка. – Только я никуда отсюда не полечу. Совсем.

– Так и умрешь здесь, – кивнул Андрей.

– Так и умру, – опять согласился Мишка, Он посмотрел на часы и заторопился:

– Половина седьмого, давай одевайся. Вон мою куртку возьми, я пальто надену. А Валета дома запрем.

– Пусть идет, а то без двери останешься.

Легкий мороз чуть туманил шары света над редкими фонарями. От печных труб прямо в небо торчали дымки.

Они шли через поселок, преображенный вечером, мимо окон, голосов, мимо притихших домов. В этот час великая северная тишина, казалось, приблизилась к поселку, и людской шум мирно соседствовал с ней. Андрей вдруг почувствовал мгновенный приступ тоски. Они проходили мимо геологического управления – самого большого здания в поселке. Каждый раз, когда он проходил мимо него, бывало вот так… остро и мгновенно. Когда проходишь мимо давней мечты. Во всех почти окнах горел свет. Джентльмены тундры работали. Вернулись из экспедиций, отшумели положенные три дня, и сейчас вот, в нерабочее время, везде горел свет, потому что в этом мире хороших парней было принято работать когда угодно.

Андрей увидел, что дорогу переходит знакомая долговязая фигура в полярной куртке. Парень крупно шагал, чуть согнувшись. Еще не отвык от полевой походки Костенька Раев.

– Эгей! – окликнул его Андрей.

Костенька мгновенно развернулся и заторопился навстречу – весь добродушие и радость.

– Здорово!

– Пропащая душа! Говорят, ты в эти… гольцовые короли заделался? Где? Не на Энтыгыне? Если там – жди зимой. Прибегу на лыжатах.

– Было. Там и было. Ты в управу?

– Туда. Канчагин прилетел на несколько дней. Кит по палеозойской фауне. У меня кое–что непонятное нынче. Поможет фауну определить. А ты?

– В храм угара. Может, вместе? Давно не видались.

– Рад бы, Андрюха, но… сам понимаешь… Посижу с Канчагиным вечерок. Он мне поможет, я у него поучусь. Вот и будет ладно. Понял?

– Ну, давай.

– Ну, бывай! Скажу ребятам. Будут рады. Недавно тебя вспоминали.

Они протянули руки, и каждый сжал ладонь другого, мгновенная проверка на крепость, и Костенька уважительно вскинул глаза на Андрея и пошел, понес свое тело на сухопарых длинных, как у лося, ногах.

Окна «Самородка» были по–южному огромны, изнутри они запотели, и сквозь них ничего не было видно, только через форточки вырывались клубы пара, похожие на дым.

– Крематорий, – сказал Мишка. – Здесь сгорают время, мысли и воля.

В гардеробе стоял дядя Вася с увядшим синяком под глазом.

– Это кто? – спросил Мишка.

Дядя Вася неопределенно пожал плечами и ответил:

– Третьего дня у пас в меню был коньяк. – А–а–а, – понял Мишка. – А сегодня что?

– Сегодня, как всегда – шампань, «Зверобой» и разливной портвейн… Давайте вашу одежку.

– Куплены в дор–рогу сиг–гаре–ты! – закричал кто–то в углу. – Давай к нам, Мишка!

Мишка помотал головой и показал четыре пальца. Столик они нашли у окна, в дальнем конце зала.

– Эстер, нас четверо, – сказал Мишка официантке.

– Очень понимаю. – Слова были сказаны с акцентом.

– Кто такая? – глядя ей вслед, спросил Андрей.

– Жена одного горняка. Ездил в отпуск в Прибалтику, а свадьба здесь была.

Эстер принесла бутылку «Зверобоя», шампанское, заливную оленину, салат из кислой капусты и осторожно достала из кармана фартука и положила на стол ярко–красное яблоко:

– Это… презент. Дамам. Ведь они будут?

– Да, – засмеялся Мишка. – Эстер, ты прелесть. Дай я тебя поцелую.

– Здесь полно людей, – улыбнулась Эстер. – Будет другой день.

– Ладно, – засмеялся Мишка.

– Очаг! – вздохнул Андрей, оглядывая зал…Действительно, этот огромный зал был чем–то вроде единого очага, где вечерами встречались поселковые жители, так или иначе знавшие друг друга, хотя бы в лицо. Сюда приходили ужинать холостяки, здесь отмечались разводы, свадьбы и дни рождения, здесь ты всегда мог найти нужного человека, если не нашел его в другом месте. Крепко пить здесь считали нужным лишь те, кто прибыл с дальних разведок или участков. И опять–таки напиться здесь было нельзя. Слишком много мускулистого мужского народу было кругом. Человек не успевал заметить, как оказывался уже на крыльце в пальто, шапке и шарф был в кармане.

– Вон видишь, – сказал Мишка, лезет через столы человек. Это наверняка к нам. Ленька Полухин со «Знаменного».

Крепкий смуглый малый в свитере продрался через частокол ног и столов, плотно опустился на стул и протянул руку Мишке. На Андрея он даже не посмотрел.

– Здорово!

– Ты что здесь? – спросил Мишка.

– За бульдозером прилетел.

– А обратно?

– На гусеницах. Желаешь? Распишешь там про перевалы.

– Брось, – отмахнулся Мишка. – Не люблю…

– Не обижайся. Хе! А здорово мы тогда харюзов жарили. Вспоминают тебя ребята. Веселый ты тогда был.

– Забеги завтра в редакцию, – сказал Мишка. – Я промывальщице книги обещал достать. Для техникума. Я достал.

– А Нинка сказала: зайди, спроси. Или, говорит, лучше не надо. Забыл, наверное. Журналист, говорит.

– Брось. У тебя работа, у меня работа, и надо делать ее лучше. Что, на бульдозерах халтурщиков нет?

– Есть. Только бульдозер что? Железо? А газету читают.

– Эх, не люблю я таких разговоров.

– Давай к нам пересядем. Ребята там. Выпьем маленько. Закурим, потолкуем про жизнь.

– Я не один.

Только теперь парень повернулся к Андрею, так уж полагалось по местному суровому этикету. Он протянул ладонь, твердо взглянул в зрачки.

– Леонид.

– Андрей.

– Будем знакомы, – парень улыбнулся…

И опять–таки по неписаному кодексу здешних мест считалось, что в возникшей, допустим, драке этот парень будет уже на стороне Андрея, что, попав на «Знаменный», он может разыскать Леньку–бульдозериста и получит стол, кров, деньги взаймы, любую помощь, и это будет действовать до тех пор, пока Андрей не дискредитирует себя каким–либо поступком, не окажется шкодником или, хуже всего, трепачом. Много понятий включало в себя это короткое «будем знакомы».