Избранное (ЛП) - Страница 57

- Конечно же, ему было что-то нужно от меня, но я испугался и отшатнулся. В следующее мгновение из тоннеля показался поезд, и он, с жестом отчаяния, бросился на рельсы.

Закончив говорить, он быстро поднялся с кресла, пристально вглядываясь в пустоту перед собой.

Я увидел, что зрачки его расширились, а губы шевелятся.

- Он здесь, - сказал он. - Мне должен был представиться шанс искупить свою трусость. Ничего страшного, я должен помнить, что я...

Пока он говорил, звук, похожий на очень громкий треск, раздался где-то возле камина, и я вновь ощутил поток ледяного воздуха. Я обнаружил себя стоящим позади кресла, вцепившимся руками в его спинку, словно инстинктивно отгораживаясь от чего-то или кого-то невидимого перед собой, но кто, - я знал это, - незримо присутствует. Здравый смысл подсказывал мне, что помимо меня и Энтони в комнате кто-то присутствует, но самое ужасное было то, что я его не видел. Любое видение, даже самое ужасное, как мне казалось, можно вынести; но знать, что что-то присутствует и не видеть это - было ужасно. Пусть это будет лицо мертвого человека, раздробленная грудь, - этот ужас не шел ни в какое сравнение с ужасом невидимого. Все, что я видел, ощущая страшный холод, была знакомая обстановка комнаты, и Энтони, застывший передо мной, насколько я мог понять, призвавший на помощь всю свою волю и мужество. Его глаза неподвижно смотрели на что-то прямо перед ним, некое подобие улыбки кривило губы. Потом он заговорил.

- Да, я знаю, кто ты, - произнес он. - И знаю, что тебе что-то нужно от меня. Скажи мне, что именно.

Было абсолютно тихо, но то, чего не слышал я, слышал Энтони; пару раз он кивнул, однажды даже сказал: "Хорошо, я понял. Я сделаю это". И по мере осознания того, что здесь происходило, что здесь незримо для меня присутствует мертвый, что он разговаривает, во мне росло чувство бессилия, обычно сопровождающее кошмары. Я не мог пошевелиться, не мог произнести ни слова. Я напрягал слух - и ничего не слышал, я напрягал зрение - и ничего не видел, меня обвевал холод, доносившийся сюда из страны теней. Не было ощущения ужаса от присутствия смерти; ужас заключался в том, что из этой безмолвной спокойной страны изгнана душа, которой не дано было упокоиться с миром, и этот ее уход побудил бесчисленные души ушедших поколений, оставив свои занятия, вернуться в этот мир, чтобы вернуть ее обратно. Никогда прежде пропасть, разделяющая мертвых и живых, не казалась мне с одной стороны огромной и сверхъестественной, а с другой - столь легко преодолимой. Вполне возможно, что мертвые могут общаться с живыми, но это не пугало меня, поскольку такое общение может происходить только в том случае, если оно добровольно. Здесь же присутствовало что-то ледяное и преступное, изгнанное из мира вечного покоя.

И вдруг в этом невидимом общении произошли страшные для меня изменения. Энтони замолчал, он больше не смотрел прямо перед собой, он перевел взгляд сначала на меня, а затем снова куда-то в пустоту; и я почувствовал, что его невидимый собеседник переключил свое внимание с него на меня. Одновременно, постепенно, перед моими глазами начало проступать...

Некое подобие тени на камине и панели над ним. Она становилась все четче, и наконец приобрела контуры человека. Постепенно начали проявляться детали, и я увидел в колеблющемся воздухе, подобном дымке, лицо мужчины, искаженное страданием и несущее отпечаток трагедии, горя, которое не в силах было бы отразить никакое живое человеческое лицо. Потом проявились плечи, а под ними огромное кроваво-красное пятно; и вдруг призрак предстал передо мной весь, целиком. Он стоял залитый кровью, с раздробленной грудью, из которой торчали сломанные ребра, словно шпангоуты старого, разваливающегося корабля. Скорбные, страшные глаза его были устремлены на меня, и я понял, что ледяной ветер исходит от них...

И вдруг призрак исчез, как исчезает свет, если выключить лампу, ветер стих; напротив меня стоял Энтони, в тихой, светлой комнате. Ощущение присутствия кого-то невидимого исчезло; мы были одни, и последние сказанные нами перед появлением призрака слова, казалось, еще не успели смолкнуть. Я пришел в себя, как приходит в себя больной после окончания действия обезболивающего. Все вокруг казалось немного нереальным, постепенно восстанавливая былую четкость.

- Вы с кем-то разговаривали, и этот кто-то не был я. Кто это был? Или что?

Он провел тыльной стороной ладони по лбу, и она заблестела от пота.

- Душа в аду, - сказал он.

Очень трудно вспомнить физические ощущения, когда они прошли. Если вам было холодно и вы согрелись, ощущение холода трудно вспомнить; если вам было жарко, а потом вы ощутили прохладу, трудно вспомнить, до какой степени жарко вам было. Точно так же, когда все кончилось, я обнаружил, что не могу припомнить чувство ужаса, которое внушал мне призрак своим присутствием всего лишь мгновение назад.

- Душа в аду? - спросил я. - Что ты хочешь этим сказать?

Он минуту или две ходил по комнате, затем присел на подлокотник моего кресла.

- Не знаю, что видели вы, - сказал он, - и что вы чувствовали, но ни разу за всю мою жизнь со мной не происходило ничего более реального, чем то, что произошло за последние несколько минут. Я говорил с душой, которая раскаивается в содеянном так, как это возможно только в аду. После событий прошлой ночи он знал, что ему, возможно, удастся с моей помощью установить связь с этим миром, он ускользнул, он искал меня и нашел. Он просил меня отправиться к женщине, которую я никогда не видел, и передать ей слова раскаяния... Вам не составит труда догадаться, кто это был...

Он резко поднялся.

- У нас есть возможность это проверить, - сказал он. - Он назвал мне улицу и номер дома. А, вот и телефонная книга! Будет ли простым совпадением, если я обнаружу, что в доме N 20 по Чейзмор стрит, Южный Кенсингтон, проживает леди Пэйл?

Он принялся листать страницы внушительного справочника.

- Да, это так, - сказал он.

ИСПОВЕДЬ ЧАРЛЬЗА ЛИНКВОРТА

Один или два раза в течение недели доктору Тисдейлу довелось посетить приговоренного к смертной казни, и он нашел его, как это часто бывает, когда исчезает последняя надежда на помилование, спокойным и полностью смирившимся с ожидавшей его участью, а не мучимым каждым часом, все ближе и ближе приближающим неизбежное. Он испытал ужас, когда ему сообщили, что его просьба о помиловании отклонена. Но за те дни, когда надежда еще не совсем угасла в нем, несчастный до дна испил чашу мучений. За всю свою практику доктору не доводилось видеть человека, столь страстно желавшего жить, никто не был привязан к этому материальному миру чисто животной жаждой существования. Но когда ему принесли известие, что надежды не осталось, его душа освободилась из тисков напряженного ожидания, и он впал в безразличие, покорившись неизбежному. Тем не менее, происшедшая в нем перемена показалась врачу необычной; он полагал, что безразличие и бесчувственность исключительно внешние, и что внутренне он как никогда сильно привязан к материальному миру. Он потерял сознание, когда ему сообщили в отказе о помиловании, и был вызван доктор Тисдейл, чтобы его осмотреть. Но случившийся припадок был кратковременным, и, придя в себя, он полностью сознавал, что случилось.

Убийство, совершенное им, было ужасно, и, согласно единодушному общественному мнению, преступник не заслуживал снисхождения. Чарльз Линкворт, ожидавший исполнения смертного приговора, был владельцем небольшого магазина канцелярских товаров в Шеффилде, и проживал там с женой и матерью. Последняя и оказалась жертвой жестокого преступления; мотивом его послужили пятьсот фунтов, являвшиеся ее собственностью. Линкворт, как выяснилось на суде, в то время оказался должен сто фунтов, и, когда жена отлучилась в гости к родственникам, задушил свою мать, а ночью закопал тело в небольшом садике около своего дома. После возвращения жены он поведал ей совершенно правдоподобную историю, объяснявшую исчезновение миссис Линкворт. Между ним и его матерью чуть ли не ежедневно за последние год-два случались ссоры и стычки, и она не раз угрожала тем, что прекратит давать ему восемь шиллингов, - ее вклад в расходы на домашнее хозяйство, - а на свои деньги купит себе место в доме престарелых. Случилось так, что во время отсутствия молодой миссис Линкворт, между матерью и сыном вновь произошла бурная ссора, имевшая причиной какую-то мелочь по ведению домашних дел, в результате которой она и в самом деле обратилась в банк, сняла все деньги и намеревалась на следующий же день покинуть Шеффилд и отправиться в Лондон, к своим друзьям. В тот же вечер она сообщила ему об этом, а ночью он ее убил.