Избранное (ЛП) - Страница 56

- Мне кажется, в данном случае невмешательство выглядит бесчеловечно, - сказал я.

- Невмешательство во что? - спросил он. - А если вмешательство, то каким образом?

Все человеческое во мне до сего момента, казалось, вопияло при мысли о невмешательстве в трагические события, но оно было вынуждено признать себя побежденным неумолимой, строгой логикой. Мой мозг говорил мне об этом, в то время как чувства продолжали твердить иное. Мне нечего было сказать в ответ, и он продолжал.

- Вам также следует помнить, - сказа он, - что я верил тогда, и верю сейчас, что событие произошло. Причины его, каковы они ни были, уже имели место, и его перемещение в реальность было неизбежным. Это именно то, о чем я вам говорил в самом начале своего рассказа, когда просил быть внимательным, и когда упоминал о том, как трудно соотнести прошлое и будущее. Вы по-прежнему можете считать, что конкретное действие, а именно самоубийство сэра Генри, еще не произошло, поскольку он пока еще не бросился под выходящий из туннеля поезд. Для меня же это свершившийся факт. Я считаю, что, кроме его реального воплощения, все уже случилось. И мне кажется, что сэру Генри, материальному сэру Генри, это тоже известно.

Едва он это произнес, по теплой освещенной комнате прокатилась волна ледяного воздуха; волосы у меня на голове зашевелились, когда эта волна проходила, казалось, сквозь мое тело; пламя в камине затрепетало. Я оглянулся, чтобы посмотреть, не открылась ли дверь за моей спиной, но она оказалась закрытой; шторы на закрытом окне также были неподвижны. Энтони сделал несколько быстрых шагов, сел в кресло и обвел взглядом комнату.

- Вы что-нибудь почувствовали? - спросил он.

- Да, внезапный порыв ветра, - ответил я. - Ледяной.

- Что-нибудь еще? - продолжал он. - Какое-нибудь другое ощущение?

Я помолчал, прежде чем ответить, прислушиваясь к своим ощущениям: со мной происходило, по всей видимости, то же самое, что испытывал Энтони, когда сталкивался с призраками живых или явлениями мертвых. Скорее всего, это было последнее, и я могу сказать, что ощущения, испытанные мною, сводились к леденящему страху и чувству какой-то безысходности. Тем не менее, я не видел вокруг себя ничего, что могло бы их вызвать.

- Это довольно жуткое ощущение, - ответил я.

Сказав так, я пододвинул свое кресло поближе к огню и опасливо окинул взглядом ярко освещенную комнату. Я заметил, что Энтони пристально смотрит на часы, стоявшие на каминной полке между двух электрических светильников. Те самые часы, которые он предложил остановить перед началом своего рассказа. Стрелки на них показывали пять минут первого.

- А вы видели что-нибудь? - спросил он.

- Абсолютно ничего, - ответил я. - Я должен был что-то увидеть? Что именно? Вы полагаете...

- Нет, не думаю, - сказал он.

Этот ответ странным образом подействовал на меня; чувство, которое я испытал при дуновении холодного воздуха, не ослабло, скорее, стало более острым.

- Но вы сами, конечно, определенно знаете, видели вы что-то или нет? - спросил я.

- Иногда в этом нельзя быть полностью уверенным, - сказал он. - Я хочу сказать, что не уверен, видел ли я что-нибудь. И я даже не уверен в том, что история, которую я вам рассказываю, окончилась сегодня ночью. Полагаю, можно ожидать дальнейшего развития событий. Если вам угодно, то сейчас я не буду продолжать своего рассказа, и вы можете лечь спать, а утром я продолжу ее с того самого момента, на котором остановился.

Его абсолютное спокойствие передалось мне.

- Вы считаете, мне следует поступить именно так? - спросил я.

Он снова окинул взглядом комнату.

- Видите ли, мне кажется, только что в комнату проникло нечто, - сказал он, - и здесь может случиться то, что вам не очень понравится, в таком случае вам лучше пойти спать. Разумеется, нет ничего, представляющего хоть малейшую опасность, что могло бы навредить нам тем или иным способом. Однако, близится тот час, когда я на протяжении нескольких ночей имел видение, как я вам уже говорил, они случаются в одно и то же время. Почему, сказать не могу, но выглядит это так, будто дух продолжает оставаться связанным с земной обителью каким-либо обязательством, или, например, временем. Мне кажется, что я увижу его, а вы, скорее всего, нет. Вы не настолько подвержены, в отличие от меня, этому... этому бреду...

Я был испуган, и прекрасно это сознавал, но мне было интересно, а кроме того, нечто вроде самолюбия проснулось во мне при его последних словах. Почему, спрашивал я себя, я не могу увидеть невидимое?

- Мне не хочется спать, - сказал я. - Мне хочется услышать окончание вашей истории.

- На чем я остановился? Ах, да: вы спрашивали, почему я ничего не предпринял, как только увидел приближающийся к платформе поезд, а я ответил, что просто не мог ничего сделать. Если вы думаете иначе, то, узнав, чем все закончилось, думаю, вы согласитесь со мной... Прошло пару дней, на третий день утром я обнаружил в газете сообщение, в точности совпадавшее с моим видением. Сэр Генри Пэйл, ожидавший на платформе Стрит Стейшн Дауэр последнего поезда в направлении Южного Кенсингтона, вдруг бросился на рельсы прямо перед ним, как только он показался из тоннеля. Машинист попытался затормозить, но поезд двигался по инерции еще несколько ярдов, колесо прошло по груди несчастного и раздробило ее, став причиной мгновенной смерти.

Было проведено расследование, и на свет всплыла одна из тех мрачных историй, которые в случаях, подобных этому, иногда отбрасывают полночную тень на жизнь, представлявшуюся безоблачной. Он давно рассорился с женой, они жили отдельно друг от друга; но незадолго до печального события он влюбился в другую женщину. В ночь перед самоубийством он очень поздно пришел к жене, имела место длительная безобразная сцена, он умолял ее развестись с ним, угрожая, в противном случае, превратить ее жизнь в ад. Она отказалась, он, будучи сильно возбужденным, попытался ее задушить. На шум борьбы прибежал ее слуга, который оттащил его. Леди Пэйл пригрозила ему возбуждением уголовного дела за нападение на нее с целью убийства. Эта угроза так подействовала на него, что на следующую ночь, как я уже вам говорил, он покончил с собой.

Он снова взглянул на часы; стрелки показывали 12:50.

Огонь поутих, в комнате странно похолодало.

- Это не совсем все, - сказал Энтони, осмотрев комнату. - Вы уверены, что не хотели бы выслушать окончание истории утром?

Смесь стыда, гордости и любопытства снова победила.

- Нет; расскажите, пожалуйста, все, до конца, - сказал я.

Прежде чем продолжить, он какое-то время, прищурив глаза, смотрел на что-то позади моего кресла. Я проследил за направлением его взгляда, зная, что он имеет в виду под словами: никогда нельзя быть полностью уверенным в том, видел ты что-то определенное или нет. Но было ли это какой-то тенью, стоявшей между мной и стеной? Не могу сказать, было там что-то или нет, мне было трудно сфокусировать взгляд. По крайней мере, если там что-то и было, оно совершенно исчезло, стоило мне напрячь зрение.

- Вы ничего не видите? - спросил Энтони.

- Нет; думаю, что нет, - отвечал я. - А вы?

- Мне кажется, вижу, - ответил он, пристально вглядываясь во что-то, мне невидимое. Взгляд его остановился между ним и камином. Помолчав еще некоторое время, он продолжал.

- Это случилось несколько недель назад, - сказал он, - когда вы отдыхали в Швейцарии, и с тех пор, до прошлой ночи, я ничего не видел. Но все это время я чувствовал, что история еще не закончена. Я ощущал какое-то неясное беспокойство, предчувствие, и вот последней ночью, предполагая, что получу некий знак для себя, - я отправился на станцию метро Дауэр Стрит за несколько минут до урочного часа, когда случились оба падения и самоубийство. Платформа, когда я оказался на ней, была совершенно пуста, или казалась таковой; вскоре я услышал звук приближающегося поезда и внезапно увидел фигуру человека, стоявшего ярдах в двадцати от меня и смотревшего в туннель. Он не спускался вместе со мной по эскалатору, и, готов поклясться, мгновение назад его не было на платформе. Затем он внезапно направился ко мне, я совершенно ясно видел, кто это был, и чувствовал поток холода по мере того, как он приближался. Это не был поток воздуха от приближающегося воздуха, поскольку исходил с противоположной стороны. Он приблизился ко мне, и по выражению его глаз я понял, что он меня узнал. Его губы шевелились, но из-за шума, доносившегося из тоннеля, я не мог разобрать ни единого слова. Он протянул ко мне руку, словно бы умоляя что-то предпринять, но я с испугом, который до сих пор не могу себе простить, отпрянул от него, потому что знал, как я вам уже говорил, что это призрак мертвого человека, и моя плоть инстинктивно дрогнула перед ним, и этот страх совершенно заглушил и сострадание, и желание помочь, если это было в моих силах.