Избранное (ЛП) - Страница 41
Некоторое время Дик пытался читать, но мысли его блуждали. Тяжесть потери прошлой осенью, которая, как он полагал, навсегда оставила его, неожиданно вспыхнула с новой силой, его голова стала тяжелой, может быть, из-за грозы, а может быть, из-за выпитого. А потому, намереваясь лечь в постель и погрузиться в сон, который избавил бы его от беспокойства, он закрыл книгу и направился к окну, намереваясь закрыть его. Но на полпути вынужден был остановиться. На софе под окном сидел большой серый кот с блестящими желтыми глазами. В зубах он держал молодого дрозда, еще живого.
Ужас охватил его; затем навалилась болезненная слабость; он одновременно ненавидел и ужасался страшной кошачьей радости, получаемой от мучений своей жертвы, радости настолько огромной, что кот предпочел ее чувству голода. Более того, выражение глаз кота и тех, что он изобразил на портрете, вдруг поразило его адским сходством. На мгновение он застыл, словно разбитый параличом, еще через мгновение, содрогаясь, пришел в себя и бросил стакан, который держал в руке, в ужасное животное. Стакан пролетел мимо. Секунду кот оставался на том же месте, пристально глядя на него ненавидящим взглядом, затем сжался и в мгновение ока исчез в окне. Дик с треском затворил окно, вздрогнув от произведенного шума, а затем осмотрел диван и пол в поисках птички, которую, как ему показалось, кот выронил. Пару раз ему казалось, что он слышит слабое движение, но это оказалось всего лишь иллюзией, - дрозда нигде не было.
Дальнейшие поиски были бессмысленны; он собрался отправиться спать, но перед этим, чтобы успокоиться, - как он постарался уверить самого себя, - он решил выпить последний бокал. Гроза снаружи прекратилась, но дождь продолжался, шелестя травой. А затем к этому монотонному звуку добавился другой, - кошачье мяуканье, - но не обычное длинное и тягучее, напоминающее плач, а жалобный призыв животного впустить его в дом. Занавеси были опущены, но он все же не удержался и поднял их. На подоконнике сидел большой серый кот. И хотя дождь лил как из ведра, его шерсть оставалась сухой, наверное, по причине тепла, исходившего от его тела. Но стоило ему увидеть Дика, он сердито мяукнул, царапнул стекло и исчез.
Леди Мэйдингли... Господи, как же он любил ее! И, как бы отвратительно она не обошлась с ним, как он хотел ее сейчас! Он думал, что все его проблемы остались в прошлом, неужели он ошибся? Неужели этот кошмар вернулся? Это все взгляд кота - это он виноват. Тем не менее, желание прошло так же внезапно, как и появилось, и это было необъяснимо. Все эти месяцы, когда он принимал спиртное, он выпивал больше, чем сегодня, но вечером голова его была ясной, он полностью контролировал себя и упивался свободой творческого видения. Сегодня же вечером он, спотыкаясь, на ощупь пробрался к своей кровати.
Слабый свет зари разбудил его, и он сразу поднялся, еще испытывая чувство сонливости, но словно бы повинуясь какому-то тихому настойчивому зову. Дождь окончился, на бледных небесах были видны драгоценные камни утренних звезд. Его комната казалась странно незнакомой, его ощущения - никогда прежде не испытанными, какая-то неопределенность, ставшая барьером между ним и миром. Им владело единственное желание - закончить портрет. Все остальное - пусть остается на волю случая, или законов, правящих миром, законов, которые определяют, какому дрозду сегодня выпадет стать добычей кошки, - он становится козлом отпущения среди тысяч себе подобных, - а остальные могут летать совершенно безбоязненно.
Через два часа слуга позвал его, но в комнате никого не было. Так как утро казалось прекрасным, он вышел, отнести завтрак в павильон. Портрет был здесь, напротив клематисов, но весь покрыт странными царапинами, словно от когтей разъяренного животного или как если бы подвергся нападению пришедшего в ярость человека, вооруженного гвоздем. Тело Дика Алингхэма тоже было здесь, оно неподвижно лежало перед изуродованным холстом. Когти, или, возможно, гвоздь, напавшего на него, оставили ужасные раны на его горле. Но руки его были покрыты краской, и краска застыла под ногтями его пальцев.
САДОВНИК
Двое моих друзей, Хью Грейнджер и его жена, сняли на месяц в преддверии рождественских праздников дом, в котором мы стали свидетелями странных событий, и, когда я получил от них приглашение провести там две недели, то принял его с энтузиазмом. Уж не знаю, что хорошего в этих покрытых вереском пустошах, за исключением разве что многочисленных ловушек, подстерегающих игроков в гольф. Гольф, как мне дали понять, должен был занять меня и Хью на целый день, поскольку Маргарет никогда не снизошла бы до того, чтобы не только принять участие в игре, столь ею ненавидимой, но и прикоснуться рукой к ее принадлежностям...
Я прибыл туда еще засветло, а поскольку хозяева отсутствовали, решил прогуляться по окрестностям. Дом и сад располагались на возвышенности с видом на юг; внизу виднелось несколько акров пастбищ, спускавшихся к реке с перекинутым через нее пешеходным мостом, по другую сторону которого расположился коттедж с соломенной крышей и окружавшими его огородами. Дорожка вела к калитке в саду, затем через пастбище к пешеходному мосту, мимо коттеджа, и, таким образом, насколько подсказывало мне мое чувство путешественника, являлась кратчайшим путем к полю для игры в гольф, лежавшего далее приблизительно на полмили. Поскольку коттедж явно лежал на земле, относившейся к небольшому поместью, где я находился, я предположил, что это дом садовника. Единственное, что противоречило такому ясному и здравому предположению, было отсутствие каких-либо признаков его обитаемости. Хотя вечер был достаточно холодным, из его трубы не вился дымок, а по мере приближения, мне начало казаться, что атмосфера вокруг него как бы пропитана запахом ожидания, как мы приписываем это иногда в своем воображении необитаемым жилищам. Так стоял он, без малейших признаков жизни внутри и снаружи, хотя, по-видимому, был в идеальном состоянии и готов в любой момент принять нового жильца, который бы вдохнул бы в него новую жизнь. Об окружавшем его небольшом садике, хотя изгородь была недавно покрашена и выглядела опрятно, можно было сказать то же самое; клумбы - неухоженные и заросшие сорняками, а перед входной дверью выстроился ряд засохших хризантем. Все это было мимолетным впечатлением, поскольку я, не останавливаясь, миновал его, перешел пешеходный мост и стал подниматься по поросшему вереском склону. Мое чувство путешественника меня не подвело, и я увидел перед собой здание гольф-клуба. Вне всякого сомнения, Хью должен был быть здесь, так что обратный путь мы проделаем вместе. Стюард, однако, сообщил мне, что не более пяти минут назад миссис Грейнджер заехала за своим мужем на машине, так что мне не оставалось ничего иного, как пуститься в обратный путь той же дорогой, какой пришел. Впрочем, я сделал крюк, чтобы осмотреть поле для гольфа, прошел по прямой от семнадцатой к восемнадцатой лунке, чтобы провести рекогносцировку, с уважением осмотрел песчаный круг, надежно охранявший скрывавшуюся в зелени восемнадцатую лунку, прикидывая, каким образом лучше всего наносить удары по мячу: то ли безрассудно, надеясь на удачу, на то, что мой мяч окажется в безопасности на траве рядом с нею, или же с осторожной оглядкой на песчаную ловушку, ее окружающую.
Зимний день быстро угасал, и когда я, на обратном пути, достиг пешеходного мостика, сумерки уже начали сгущаться. Справа от меня, неподалеку от дороги, располагался коттедж, белые стены которого поблескивали в темноте; переходя по довольно узкому мостику я невольно обернулся и еще раз бросил взгляд в его сторону. Мне показалось, что в одном из окон виден слабый свет, что, таким образом, делало мою теорию о его необитаемости совершенно несообразной действительности. Я вгляделся попристальнее и обнаружил свою ошибку; последние лучи заходящего солнца отразились на стеклах и ввели меня в заблуждение; зимним вечером коттедж выглядел пустынным, как, наверное, никогда прежде. Тем не менее, я задержался у калитки в низкой ограде, ибо, хотя внешне ничего не давало повода сделать положительный вывод о его обитаемости, какое-то внутреннее, совершенно иррациональное чувство, уверяло в обратном. Конечно же, никого не было видно, на чувство нашептывало, что обитатель, должно быть, находится в задней части коттеджа, скрытой от меня внутренними перегородками, и, как это ни странно, и до сих пор для меня необъяснимо, этот вопрос вдруг оказался самым важным, - обитает кто-то в коттедже или нет, - поскольку разум по-прежнему настаивал, что там никого нет, а чувство твердило, что коттедж занят. В качестве оправдания, если бы он оказался обитаем, я мог бы спросить короткий путь к дому, в котором я остановился, и, сам не в восторге от того, что делаю, я прошел через маленький садик и постучал в дверь. Никакого ответа; я постучал второй раз, результат был тот же самый; подергав дверь, я обнаружил, что она заперта, и обошел вокруг коттеджа. Конечно, здесь никого не было, и я сказал себе, что напоминаю человека, заглядывающего под кровать в поисках грабителя, и который был бы безмерно удивлен, там его обнаружив.