Избранное - Страница 92

Внимать ласточкам и, если на вас нисходит вдохновение, создать книгу.

Не надеяться, что над великим творением будут размышлять, что книгу станут читать так же, как она создавалась.

Если ваша книга написана в одиночестве ценой сосредоточенности и труда, я желаю вам, чтобы она была прочтена в одиночестве ценой сосредоточенности и труда, но будьте почти уверены, что ее прочтут на бульваре, в кафе, в коляске, в перерывах между болтовней, спорами, звоном бокалов, играми и взрывами смеха или вовсе не прочтут.

Если она оригинальна, да хранит вас бог от бледных подражателей, бесчисленной, все пачкающей стаи злобных и неуклюжих обезьян. /

А ведь в конце концов вы, может быть, произвели на свет том, содержание которого, подобно всем человеческим творениям, выражающим, в сущности, лишь вопрос и вздох, неизбежно сводится к двум словам, вечной формуле нашей мучительной и преисполненной сомнением судьбы:

«Почему? Увы!»

41.

Результаты консультации

На мгновение Стелло показалось, что с ним говорит сама мудрость. Ну из-за чего, право, он сходил с ума? Ему почудилось, что кошмар рассеялся; он непроизвольно кинулся к окну, чтобы посмотреть, ярко ли сверкает звезда, в которую он так верит, и громко вскрикнул.

День настал. Бледная сырая заря прогнала с небосвода звезды; последняя из них уже меркла на горизонте. Стелло почувствовал, как вместе с ее священным огнем меркнет и его мысль. Уже слышался ненавистный дневной шум.

Стелло еще успел заглянуть в прекрасные глаза ночи, и когда те окончательно закрылись, побледнел, упал, и Черный доктор покинул его, уснувшего тяжелым болезненным сном.

42.

Конец

Так прошла первая консультация Черного доктора. Выполнит ли Стелло его предписания? Не знаю.

Кто этот Стелло? Кто этот Черный доктор?

Тоже не знаю.

Не походит ли Стелло на что-то вроде чувства, а Черный доктор — на что-то вроде суждения?

Я знаю одно: если бы мое сердце и разум обсуждали друг с другом тот же вопрос, они говорили бы то же самое.

Бал

Еще под вздохи флейт трепещут арфы страстно. Вальс подданных своих несет по кругу властно.

В объятье все тесней сплетаясь налету,

Чета стремительно преследует чету,

На миг задерживает томное круженье,

Чтоб в зеркале свое увидеть отраженье,

Иль, сбившись с ритма вдруг, на тех, кто перед ней, Наталкивается под звонкий смех гостей.

Так даму шумное веселье опьяняет,

Что на пол из кудрей цветы она роняет,

И потупляется, и, побледнев чуть-чуть,

К партнеру только что не падает на грудь.

В двойную цепь порхнуть спешите, чаровницы.

Вы слышите? Смычок уже поет,

И зала людная сейчас воспламенится,

И вновь вас бурный вальс в единый вихрь сольет.

Танцуйте, и пускай вам ландыш белоснежный И синий гиацинт лоб украшают нежный;

Пускай вощеный дуб не скрипнет лишний раз Под вашей ножкою, мечтой влюбленных глаз. Танцуйте, девушки! Ведь вам заутра колко Заметит мать, что спит у вас в руках иголка;

И убедитесь вы, когда придет момент

Вам сесть, как каждый день, за звучный инструмент, Что ваши пальчики уже не так проворны —

С клавиатурой им не сладить бело-черной;

И зренье утомит вам мелкая печать,

Коль — в платье будничном — вы приметесь читать, И будут по строкам страницы непослушной Скользить у вас глаза со скукой равнодушной,

И вдумываться вам придется в те места,

Где слог предельно чист, а суть совсем проста,

Затем что, чем бы вы себя ни занимали,

Вас не оставит мысль об отшумевшем бале.

Ловите ж каждый миг той ночи, что, увы,

Летит еще быстрей, чем в буйстве вальса — вы!

Сигнал! На зов смычка скользните в круг с улыбкой И в новых па, придумке англичан,

Завейтесь кольцами, как звенья цепи гибкой,—

Своим умением блеснуть вам случай дан.

Танцуйте! Зря терять минуты не должны вы:

Ночь ясную всегда сменяет день дождливый,

А залу, где оркестр неистово гремит,—

Семейный дом, где вас безмолвие томит.

Не торопите миг, когда и вам придется Узнать, как женщине замужней достается.

Едва сорвется с губ ребенка первый крик,

Прощайте, радости — прогулка, бал, пикник,

Обновки модные, знакомства, хмель мечтаний И безобидное кокетство в час свиданий Под вязами, когда потушатся огни И звезды вместо них блеснут в ночной тени!

Нет, участь матери — чреда бессонных бдений,

Мук нескончаемых, тревог, немых волнений.

От них покоя нет ей и во сне, хотя Их презирает муж, не ведает дитя.

Вот так, рабынями, в труде, слезах, заботе У колыбели жизнь вы всю и проведете,

А коль вам вспомнятся забавы юных лет,

Вы скажете себе, что к ним возврата нет.

Прыжками легкими пересеките залу,

Отпряньте на мгновенье от того,

Чья сильная рука вас ловко обвивала,

И закружитесь вновь в объятиях его.

Танцуйте! Вы сейчас — как юные царицы,

Но царству вашему не беспредельно длиться.

В свой срок любовные мечты у вас в сердцах Утратят прежний пыл — их обескрылит страх;

И часто вспоминать вы станете в унынье Года, увядшие, как увядают ныне Гвоздики с розами вкруг вашего чела;

И сон утратите, как только зеркала Докажут вам, что дни не минули бесследно И что лицо у вас от слез не в меру бледно,

От слез, которые мужской чаруют взгляд,

Но время медленней идти не умолят;

И что душевные невзгоды, хворь и горе На вашем чистом лбу свой след прочертят вскоре, А старость мрачная... Так будьте ж, мотыльки,

В любом движении изящны и легки,

Танцуйте, и цветы с кудрей, кружась, роняйте,

И взоры всех мужчин своей красой пленяйте,

И пусть ваш звонкий смех волнует им сердца,

И ликованию не видится конца!

Тюрьма

Поэма на мотивы XVII века

«Не смейтесь зря над тем, кто стар и служит богу! Могу ли, здесь чужой, запомнить я дорогу?

А вы повязку снять по меньшей мере час Не позволяете мне с наболевших глаз.

Напрасный труд! Я их не устремлял доныне На вашу мрачную и тайную твердыню.

Солдаты, оскорблять в моем лице грешно Того, чье тело мной сюда принесено».

Увещевает он, но бесполезно это:

Слова его звучат и молкнут без ответа.

Ведут священника запутанным путем.

То заскрипит под ним подъемный мост над рвом, То жалобы его едва слышны в подвале,

То эхо разнесет их по просторной зале,

То он по лестнице восходит винтовой.

Вот так и следует слуга Творца седой,

Хватаясь за стены промозглых коридоров,

В тюрьму, лишь для его невидимую взоров. Пришли. Стоят. Вдали стихает стук сапог. Зазвякали ключи, и щелкает замок.

На три ступеньки вниз сошел служитель божий. Незрячий, он тепло вдруг ощущает кожей,

А стало быть, гореть здесь должен хоть светец...

И снять ему спешат повязку наконец.

Его напутствия ждет в камере секретной,

Где с мраком факелы соперничают тщетно,

Старик, чья смерть близка, как понял из речей Своих проводников смиренный иерей,

И должен он свершить обряд над заключенным. Тут кто-то доложил с почтительным поклоном:

«Священник прибыл, принц».— «Что делать здесь ему?» — С незримого одра больной сказал во тьму,

Но к ветхим пологам, что узника скрывали И представление одни еще давали О том, сколь знатен был он на заре годов,

Приблизился пришлец, исполнить долг готов.

СВЯЩЕННИК

Внемли, мой сын...

УМИРАЮЩИЙ

Людей я ненавижу смлада,