Избранное - Страница 100
Чьи очи, яростней, чем молнии, сверкая,
Лучились бы к тому ж безмерной добротой;
Чей столь же строен стан, движенья столь же гибки И чье лицо с его страдальческой улыбкой Сияло б, как твое, небесной чистотой.
Природа, если ты, действительно, богиня,
Живи и презирай в бесстрастье ледяном Людей — невольников, гонимых по пустыне,
Хоть должен человек быть над тобой царем.
Как ни прекрасна ты, как ни полна покоя,
Но чту я не тебя — страдание людское,
И теплых чувств к тебе нет в голосе моем.
а мы, скиталица, с тобою на пороге Пастушьей хижины пробудем вечер весь Иль забредем туда, где дремлют у дороги
Те, кто свершил свой путь и отдыхает днесь. Мир нескончаемый пред нами распахнется,
И явью для тебя внезапно обернется
Все, что мне чистый дух о нем поведал здесь.
Шагая по земле, иссушенной и скудной,
Над мертвыми, покой вкушающими в ней, Заговорим о них мы в этот час безлюдный В немом присутствии лишь наших двух теней, И ты во мгле кустов негромко и нежданно Заплачешь горестней Дианы у фонтана О скрытой ото всех большой любви своей.
Бутылка в море Совет юному незнакомцу
I
О мальчик, в чью тетрадь с печальными стихами — Ее без подписи мне нынче принесли — Вперяюсь я сейчас усталыми глазами,
Мужайся! Позабудь о том, что в гроб легли Жильбер, и Мальфилатр, и Чаттертон до срока, Что человек и ты, что страждешь ты глубоко,
И мне, в грядущее мечтой уйдя, внемли.
II
Когда нет больше мачт — их ветром повалило, И лишь стена дождя сереет впереди,
И с морем схватку длить уже не стало силы,
И опрокинется корабль, того гляди,
И сорван верный руль стихией разъяренной, Моряк, в сражениях и штормах закаленный, Спокойно скрещивает руки на груди.
III
Полуоглохнувший от грохота и свиста,
На вздыбленный простор с презреньем смотрит он, Хотя под тяжестью материи нечистой Вслед кораблю на дно и будет увлечен.
Когда последняя надежда отлетает,
Оплот в самом себе мыслитель обретает —
В той вере пламенной, которою зажжен.
IV
Успех не увенчал усилья капитана Спасти свой экипаж, стихию одолеть —
Нигде ни паруса на шири океана,
На скалы бриг несет, и начало темнеть.
И примиряется с судьбой моряк бесстрастно,
И молится Тому, чья длань стянула властно Кольцом экватора меридианов сеть.
V
Да, он умрет, но пусть во что бы то ни стало Заветный труд пловца на сушу попадет,
А это — судовой журнал, где начертала Его рука их курс и карту здешних вод.
Открытия — вот клад, вот редкие каменья,
Что оставляет он в наследство поколенью, Которое ему на смену приплывет.
VI
Он пишет: «Взяло здесь течение к востоку И к Огненной Земле теперь уносит нас.
Держите северней, иначе шторм жестоко Отправит вас на дно, как бриг наш в этот раз. Вот наш журнал, где мной изложены итоги
Астрономических моих замет в дороге.
Дай бог, его к земле прибьет в свой день и час».
VII
Потом, суров, угрюм и нем, как Мыс Туманов И пики черные, подобно часовым Под небом сумрачным у входа в Магелланов Пролив стоящие над морем штормовым,
Находит капитан бутылку попрочнее,
А бриг по-коршуньи кружит, и все теснее Круги, что чертит он, течением гоним.
VIII
Зеленое стекло бутылки закоптело,
Но встарь в нем реймских лоз искрился сок хмельной — Недаром горлышко так сильно пожелтело,
И капитан, держа ее рукой одной,
Припоминает день, давным-давно забытый,
Когда на шканцах им была она открыта И выпил экипаж с ним тост за флаг родной.
IX
В дрейф положил он бриг, день отведя на роздых,
По чарке приказал налить команде всей,
Знак подал: «Шапки снять!» — и те взлетели в воздух, И клич восторженный ему ответил с рей.
Громада парусов на солнце золотилась,
И звонкое «ура» над волнами катилось — Взволнованный мужской привет стране своей.
X
Но тут молчанием сменился шум мгновенно.
Аи напомнило о счастье морякам.
Смотрела Франция на них из чарки пенной,
А Франция есть те, кто им был дорог там. Унесся мыслями один к отцу седому,
Что ждет у очага пастушеского дома,
Когда вернется сын из странствий по морям.
XI
Другому виделся Париж, где в час полночный Железо дочь его подносит у стола К компасу, думая, что путь укажет точный Не к северу — домой отцу теперь игла;
А третьему — Марсель и женщина простая; Она стоит в порту и, мужа поджидая,
Не чует, что вода ей до колен дошла.
XII
О суеверия любви непреходящей,
О разум и расчет, два хвастуна пустых,
О шепот сердца, звук, сильнее труб гремящий, Не вами ль западни на всех стезях земных Нам уготованы с рожденья до кончины — Надежды, эти с гор летящие лавины,
Что тают, как снежки в руке, слепившей их?
XIII
Где триста моряков, бесстрашия примеры?
Из них остался жив десяток, может быть. Исчезли первыми в пучине офицеры,
Геройски бросившись обломки мачт рубить,
И дикари с их тел сдерут мундиров клочья, Коль раньше ураган, ревущий днем и ночью, Не удосужится усопших потопить.
XIV
Уходит под воду корабль неторопливо,
Но капитан глаза, в которых — торжество,
Стремит на юг, во льды, где новые проливы За время плаванья открыл он своего.
Достойно завершен им путь по жизни этой,
И он пускает вплавь бутылку, знак привета Грядущим дням, уже наставшим для него.
XV
Он улыбается: стереть ничто не сможет Ни имени его, ни им свершенных дел.
Он новым островом земную твердь умножит И новою звездой — число небесных тел.
Пускать суда ко дну вольны валы морские,
Но уничтожить мысль не властна и стихия:
Рассудком победить он даже смерть сумел.
XVI
Все сказано. Господь его да примет в лоно.
Сомкнулась с плеском хлябь над кораблем навек. Бурлят течения, и так же неуклонно Бутылка по волнам длит одинокий бег.
Вокруг лишь океан, безлюдный, безграничный,
Но вестница она, как птица, лист масличный Когда-то первою принесшая в ковчег.
XVII
Потом ее берут морозы мертвой хваткой,
Чтоб в саван ледяной надолго завернуть.
Теперь лишь конь морской к ней подплывет украдкой, Понюхает и прочь торопится скользнуть.
Но вот и в те края приходит лето снова,
Ее освободив из плена ледяного,
И к тропикам она свой направляет путь.
XVIII
Однажды днем, когда в безмолвии безбурья Под солнцем нежился Великий океан,
Сверкая золотом, брильянтами, лазурью,
Бутылку с мостика увидел капитан.
За ней, священною для всех, кто с морем связан, Отправить шлюпку он немедленно обязан,
И паруса убрать приказ команде дан.
XIX
Вдруг выстрел пушечный гремит над океаном. Тревога! Все наверх, не то уйдет пират!
Корабль невольничий замечен капитаном,
И эта цель ему сейчас важней стократ.
Как в сумку матерью — детеныш двуутробки, Вновь шлюпка поднята, огонь клокочет в топке, Надулись паруса, и вдаль летит фрегат.
XX
Одна, всегда одна!.. В мятущемся просторе Чей взор столь крошечную точку различит?
То углубляется она далеко в море,
То огибает мыс, который не открыт.
Блуждать назначено в пустыне беспредельной Бутылке-страннице за годом год бесцельно,
И водорослями ей плащ зеленый свит.
XXI
Но ветры, дующие с суши в Новом Свете, Бутылку к Франции в конце концов несут.
Рыбак ее у скал случайно ловит в сети,
А вскрыть не смеет — вдруг нечисто дело тут.
К ученым он бежит — пускай решат всем миром, Каким таинственным и черным эликсиром Наполнен этот им отысканный сосуд.
XXII
Рыбак, тот эликсир — клад опыта и знанья, Божественный нектар для выспренних умов, Науки, смелости и мысли сочетанье,
И если б ты извлек сетями из валов Алмазы Индии, иль жемчуг африканский,