Избранное - Романы. Повесть. Рассказы - Страница 21

— Серьезная операция?

— Рак матки. Но в ее возрасте это само по себе уже не так опасно.

— Что ж, значит, ты для нас пока ничего не сможешь сделать.

— Я подумаю, — сказал он, — с кем бы еще поговорить. Ты ведь, наверно, обращалась к Летти?

— Обращалась.

Он улыбнулся.

— Оставь ее. Пустая трата времени. Ты подумай как следует, Джин, не перебраться ли тебе в тот суррейский пансионат. Это ведь не слишком и дорого: нам на пару с Годфри вполне по карману. Думаю, что Чармиан тоже скоро там окажется. Джин, тебе непременно нужна отдельная комната.

— Теперь уже нет, — сказала мисс Тэйлор. — Я отсюда не поеду. У меня здесь друзья, это мой дом.

— До будущей среды, друг мой, — сказал он, взяв шляпу и пристально оглядывая бабунь, всех по очереди.

— Если приведется, — сказала она.

Два года назад, когда ее пристроили в эту лечебницу, она мечтала о частном пансионате в Суррее, о котором уж чересчур много толковали. Годфри всполошился насчет оплаты, он протестовал при ней и ссылался на всех своих друзей-прогрессистов, что, мол, новые бесплатные больницы для престарелых не в пример лучше оборудованы, чем частные заведения. Алек Уорнер, со своей стороны, подчеркивал, что все это еще не устоялось и что Джин Тэйлор с ее интеллектом и привычками, вероятно, будет весьма не по себе среди разношерстных больничных пациенток.

— Мы обязаны позаботиться о ней, — говорил он, — хотя бы потому, что она во многом такова, какой мы ее сами сделали.

Он предложил взять на себя половину расходов по содержанию Джин в Суррее. Но дама Летти в итоге положила конец спорам, с вызовом заметив Джин: «Милая, да разве же сами вы не предпочтете ни от кого не зависеть? Собственно говоря, вы из числа той самой публики, для которой учреждаются дома призрения, они ваши.Вы прямо-таки обязаны воспользоваться своим правом…» И мисс Тэйлор отвечала: «Разумеется, я предпочитаю государственное обеспечение». Она распорядилась сама и оставила их спорить дальше, сколько им угодно, о том, как от нее избавиться.

Алеку Уорнеру лечебница не понравилась. В первую же неделю он уговаривал ее передумать. Она тоскливо колебалась. Боли ее усилились, до примирения с ними было еще далеко. И снова начали обсуждать и советоваться, не перевести ли ее в Суррей. Тем более, может, со временем и Чармиан очутится там же?

Теперь уже незачем, подумала она после ухода Алека Уорнера. Бабуня Валвона надела очки и принялась отыскивать гороскопы. Нет, теперь уже незачем, думала мисс Тэйлор. Зачем теперь-то, когда худшее позади.

Наутро Чармиан простила миссис Петтигру. Она сама хоть и медленно, однако все же спустилась вниз. Вообще-то движения были затруднительны: миссис Петтигру довольно бережно помогла ей одеться.

— Все же, — заметила Мейбл Петтигру, — надо бы вам взять обыкновение завтракать в постели.

— Ну нет, — весело сказала Чармиан, пробираясь к своему месту вокруг стола и цепляясь за спинки стульев. — Это дурное обыкновение. Утренний час в постели — вот и все, что мне надо. Доброе утро, Годфри.

— Лидия Мэй, — сказал Годфри, погруженный в газету, — умерла вчера у себя в Найтсбридже, не дожив шести дней до девяноста двух лет.

— А, певичка из «Гейети», — отозвалась Чармиан. — Прекрасно ее помню.

— Вы сегодня утречком в хорошей форме, — заметила миссис Петтигру. — Не забудьте принять свои таблетки.

Она отвинтила колпачок поставленного ею же у тарелки Чармиан пузырька, извлекла из него две таблетки и положила их перед Чармиан.

— Я их уже приняла, — сказала Чармиан. — Перед утренним чаем, вы разве не помните?

— Нет, — сказала миссис Петтигру, — вы ошибаетесь, дорогая. Вот ваши таблетки.

— Хорошенькое состояние сколотила, — заметил Годфри. — Бросила сцену в тысяча восемьсот девяносто третьем и оба раза вышла замуж за денежный мешок. Интересно, сколько она оставила?

— Мне, конечно, где ее помнить, — сказала миссис Петтигру.

— Вздор, — сказал Годфри.

— Прошу прощения, мистер Колстон, я ее помнить не могу. Вы говорите, она бросила сцену в тысяча восемьсот девяносто третьем, а я в тысяча восемьсот девяносто третьем была еще ребенком.

— Помню, помню ее, — сказала Чармиан. — Она очень выразительно пела — разумеется, по тогдашним канонам.

— Вы бывали в «Гейети»? — изумилась миссис Петтигру. — Но как же это вам…

— Нет, я ее слышала в частном концерте.

— Ну да, вы же тогда были совсем взрослой девушкой. Примите таблетки, дорогая.

Она пододвинула Чармиан две белые пилюльки.

Чармиан отодвинула их и сказала:

— Я уже приняла их сегодня утром, и это совершенно точно. Я ведь обычно и принимаю их за утренним чаем.

— Не всегда, — сказала миссис Петтигру. — Иной раз вы забываете их принять и оставляете на подносе, как именно и случилось нынче утром.

— Она была младшей из четырнадцати детей, — прочел Годфри, — в строгом баптистском семействе. Лишь после смерти отца, восемнадцати лет от роду, она сыграла первую небольшую роль в «Лицее». Выученица Эллен Терри и сэра Генри Ирвинга, она, однако, не пошла стезею драматической актрисы, а сделала карьеру в «Гейети», где стала звездой среди хористок. Тогдашний принц Уэльский…

— Нам ее представили в Канне, — сказала Чармиан, ободренная утренним прояснением памяти, — ведь так?

— Да, да, — подтвердил Годфри, — это было примерно в тысяча девятьсот десятом.

— И она вскочила на стул, огляделась и воскликнула: «Ну и ну! Да тут у вас вся королевская семья в куче: смердит — не продохнешь!» Помнишь, мы еще ужасно смутились, и…

— Нет, Чармиан, нет. Вот тут ты путаешь. На стул — это вскочила одна из сестер Лилли. И не тогда, а гораздо позже. Лидия Мэй была совсем не такая, очень воспитанная девушка.

Миссис Петтигру положила две пилюльки поближе к тарелке Чармиан, теперь уже безмолвно. Чармиан сказала:

— Мне нельзя превышать дозировку, — и дрожащей рукой вернула их в пузырек.

— Чармиан, милая, прими свои таблетки, — сказал Годфри и шумно прихлебнул кофе.

— Я уже приняла две таблетки, я это отчетливо помню. Четыре могут повредить.

Миссис Петтигру возвела глаза к потолку и вздохнула.

— Чего же ради, — сказал Годфри, — я оплачиваю огромные докторские счета, раз ты не хочешь принимать, что тебе прописано?

— Годфри, я не хочу отравлять себя чрезмерными дозами. К тому же счета оплачиваются из моих денег.

— Отравлять, — повторила миссис Петтигру и уронила салфетку, словно потеряв всякое терпение. — Я попросила бы.

— Или попросту ухудшать себе самочувствие, — сказала Чармиан. — Нет, Годфри, не желаю я принимать эти таблетки.

— Ну, знаешь, — сказал он, — если уж на то пошло, так я тебе скажу, что ты адски затрудняешь нам всем жизнь, и мы совершенно не будем в ответе, если у тебя из-за твоих капризов случится приступ.

Чармиан заплакала.

— Я знаю, ты хочешь упрятать меня в пансионат.

В гостиную вошла миссис Энтони — собрать со стола.

— Что такое, — сказала она. — Кто это вас хочет упрятать в пансионат?

— Мы тут немного расстраиваемся, и все по пустякам, — сказала миссис Петтигру.

Чармиан перестала плакать. Она обратилась к миссис Энтони:

— Тэйлор, вы видели сегодня с утра мой чайный поднос, когда его принесли от меня?

Миссис Энтони как будто не уловила вопроса, хоть и расслышала его: она почему-то почувствовала, что в нем есть какая-то загвоздка.

Чармиан повторила:

— Вы видели…

— Вот что, Чармиан, — сказал Годфри, предвидя, что ответ миссис Энтони и предыдущее утверждение миссис Петтигру могут в чем-нибудь не сойтись. А он был чрезвычайно заинтересован в том, чтобы помешать конфликту между ними. Его уют, весь уклад его жизни зависел от миссис Энтони. Без нее ему вообще, того и гляди, придется оставить дом и перебраться на жительство в какой-нибудь отель. И миссис Петтигру, раз уж наняли, надо удерживать, а то придется отправить Чармиан в пансионат.