Избранница Тьмы. Книга 2 (СИ) - Страница 3

Маар будто упивался этим мигом, так расслабленно и вальяжно он расположился. Я не хотела на него смотреть, но мой взгляд был прикован к этому мужчине. Волосы Маара становились влажными, а кожа скул и плеч постепенно покрывалась испариной, блики огней от камина жадно играли золотистыми переливами на его теле, ласкали и обволакивали. Всё это неумолимо завораживало. И злило. Но замутнённый влагой взгляд предательски скользил по голому мужскому стану, зарождая в глубине живота тяжесть. Я не должна этого всего испытывать. Не должна. Маар, прочитав мои мысли, будто назло опустил руку под воду и провёл вверх по своей груди к шее, омочив себя, оставляя влажный блестящий след. Во мне будто что-то вспыхнуло так хлёстко, что я, задышав часто, резко отпрянула от стенки бадьи, намереваясь подняться и немедленно прекратить это всё, но Маар стремительно поймал меня за запястье, дёрнул на себя. Я поскользнулась и неуклюже повалилась на исга́ра, расплескав воду. Страж смягчил моё падение, держа в крепких руках.

— Не говори, что в этот миг ты не захотела меня? — вонзились в меня чёрные воронки глаз.

Я задохнулась от прилива разных чувств, ответить не успела, потому что его руки соскользнули со спины и опустились вниз. Маар подхватили мои бёдра, вынуждая сесть на него сверху. Самая непристойная, постыдная поза, и теперь всё намного хуже, потому что одежда в этот миг нас не разделяла, и я всей кожей чувствовала литое тело Маара, так откровенно и отчётливо, что щёки запекло. Я разозлилась ещё сильнее.

— Нет, не хочу. Можешь подохнуть, но я никогда тебя не захочу, можешь замерзнуть насмерть где-нибудь в горах, можешь свалиться с обрыва вниз и поломать все кости, но я никогда не стану твоей, — выпалила на одном дыхании, ощущая, как задыхаюсь от того, что Маар практически прожигает меня взглядом.

Вены на его висках под мокрыми прядями волос вздрогнули, пальцы впились в моё бёдро больнее.

— Ты такая лгунья, асса́ру, ты лжёшь даже самой себе.

— Думай, что хочешь, мне безразлично, — отвернулась я, спасаясь от испепеляющего в прах взора исга́ра, давая себе вдохнуть глубже и приготовиться к последствиям.

Только и успела судорожно выдохнуть, как Маар сковал в пальцах мой подбородок, резко повернул к себе мою голову, вонзаясь в губы поцелуем-укусом. Я захлебнулась от притока жара, что всплеснул к самому горлу и отхлынул куда-то в живот, рассыпаясь горячими углями, растекаясь лавой, вынуждая пламя колыхнуться в солнечном сплетении. Попыталась высвободиться, но Маар, положив ладонь мне на затылок, надавил, углубив тем самым поцелуй, не выпуская из своей хватки, вжимаясь в мой рот ненасытными требовательными губами. Выпустив затылок, он обхватил мои бёдра и вновь прижал к своим, давая ярко почувствовать своё острое желание.

— Невыносимая асса́ру, почему я не убил тебя раньше?

Голос его снизился до хрипоты, до рычания, глухого, утробного, горячим комом прокатился по пульсирующим от поцелуя губам его дрожащий выдох. В следующий миг Маар приподнял меня за бёдра и насадил на свой член.

— А теперь постарайся, асса́ру, чтобы всё, что я услышал только что, я забыл, — он качнул бёдрами вверх, толкаясь глубже, и я задержала дыхание, полно чувствуя его внутри себя. В глазах густо потемнело.

Я обхватила его шею руками, когда Маар начал двигаться во мне, размеренно насаживая на себя, не выпуская, не позволяя отстраниться — сковал невидимой цепью своей силы. Я чувствовала наполненность внутри, и голова кружилась от его вторжения.

— Смотри на меня, — велел он.

Мне ничего не оставалось, кроме как поднять взгляд.

Черты Маара стали острее, он ускорил движения, вбиваясь в меня всё резче, глубже, исступлённее. Вода начала плескаться за края бадьи, проливалась на пол. Мне пришлось вцепится пальцами в стенки, чтобы удержаться от мощных толчков, опрокидывающих меня на Маара. В чёрных зрачках исга́ра стало столько пламени, что он бы мог испепелить всю землю, растопить вечные льды Излома, обрушив свой огненный смерч, но уже скоро он загустился, скручиваясь в воронки, утягивая меня за собой вглубь, и чем ближе был его пик наслаждения, тем сильнее бурлил внутри меня пожар ненависти, опаляя края души, обугливая, сжимая горло, перехватывая остатки дыхания. Маар запрокинул голову, и теперь лицо исга́ра подсвечивал огонь из камина, выделял скулы, уводя в тень глаза, и только тёмные зрачки светились будто изнутри, из-под прикрытых век, смотря неподвижно, гипнотизируя, казались демоническими и в то же время неизбежно притягательными. Судорога муки прошлась по щеке тенью, и Маар прикрыл веки, в последний раз ударился в меня бёдрами твёрдо, резко подкидывая вверх, одновременно я вскрикнула сквозь зубы, пронзительно и глубоко. Его стон задрожал где-то в его горле и утих, а меня от этого только подбросило будто, ослепляя ярчайшей вспышкой. Взметнулся и погас сноп искр, оседая серым пеплом на кожу.

Маар продолжил двигаться, но теперь уже медленнее, плавно покачивая меня над водой, утихая, но всё ещё рвано хватая воздух. Когда он потянулся ко мне, я не видела его глаз — на лицо упали чёрные пряди, облепляя скулы. Крылья носа Ремарта вздрогнули, втянув воздух. Он остановился, обхватив мой затылок и неожиданно прижал меня к себе. Мне пришлось прильнуть к его телу полностью и ощутить, как надрывно бухает его сердце под рёбрами, как прокатывается по мышцам дрожь, и как шумит дыхание в груди. Прошло неизвестно сколько времени, когда Маар пошевелился, поднимая меня за собой, вылезая из бадьи. Поставил на пол, сорвав со спинки кресла чистое полотно, что принесла служанка, укрыл, завернув. Вновь поднял на руки и понёс к кровати. Моя голова совершенно опустела, не хотелось ничего ни говорить, ни злиться, даже не могла пошевелиться, такая тяжесть навалилась после горячей воды и того, что только что произошло. Всё тело стало будто горячим сплавом свинца, мягким и податливым. Маар сразу отстранился и, кажется, отошёл, а я, распластанная на мягкой постели, смотрела в тканный навес ложа, ожидая, пока замутнённая голова наконец прояснится, но этого не происходило, я будто тонула, а надо мной всё плотнее смыкались недра блажи, окутывая густым теплом.

Каждое слово ассару, как пущенный гарпун, вонзалось в плоть и выдирало мясо. И чем дальше, тем невыносимей. Почему это так цепляет его? Её отчуждённость, её гнев, равнодушие причиняли ощутимую, почти осязаемую боль. Всю дорогу до Энрейда Маар пытался держаться от девчонки подальше, чтобы сохранить хладнокровие и не впасть в буйство от осознания того, что Фоглат всё же положил на неё глаз. Старый лис решил устроить ужин, верно рассчитывая, что Истана примет в том участие. Конечно, Фоглат не поверил, что Маар купил её — слишком явной была его опека над асса́ру в пути.

Но когда они остались наедине, видя, какой маленькой и беззащитной кажется Истана в каменных покоях, Маар ощутил, как по телу колючая дрожь прошлась. Но неужели он вздумал её жалеть? И в какой миг она стала представлять для него кукую-то ценность? Всё это не умещалось внутри него, вызывая на жёсткий поединок с самим собой. Только Маар знал, что эта схватка окажется смертельной для обоих сторон, и поражение неизбежно. Тяжело держать в узде свои инстинкты, когда асса́ру буквально источает свой нектар во вне, приманивая и ослепляя. Убедился, когда увидел её сидящей в воде. Её хрупкие плечи, тонкий стан, светящаяся перламутром кожа, будто жемчуг, заботливо окутанная тёплым светом камина, влажные волосы, падающие на плечи, развевающиеся в воде белыми змеями вокруг колен, белая грудь с розовыми тугими сосками, тяжело вздымавшаяся над водой, влажно блестящие её ягодного цвета губы и мерцающие глаза. Маар в один миг сорвал с себя одежду, ведомый её неумолимой притягательностью, погрузился воду. Пришлось помедлить, чтобы не наброситься на неё, как зверь, почему-то этого не хотелось делать — причинять ей боль. Но Истана вновь попыталась уколоть его, как можно острее, как можно больнее, раня своей недосягаемостью, упрямством. Маар злился, что асса́ру ни на долю не желает приблизиться к нему, уступить. Хотя с какой стати ей это делать, ведь он чудовище, он грозится убить её, как только она станет ему ненужной. И это на самом деле было и есть так. Но только насыщение не наступало, наоборот — голод усиливался. Он, как одержимый, брал её в воде, насаживая на себя, смотря в холодные бездны её глаз, на дне которых плескалась магма. Он, как огонь, поглощал её страсть, притягательность и желание, с которым Истана так упрямо боролась во вред себе, ходила по острию ножа, дразня его и пленяя одновременно. Отважная, храбрая Истана. Маар длительно излился в неё, достигая глубокого апогея. Настолько бурного, что его вышибло из собственного тела и швырнуло обратно куда-то в пропасть, в воду, на самое дно, вынуждая выгнуться и опрокинуться, найти хоть какую-то опору, но следом, подобно прибрежному раскалённому солнцем ветру, на него нахлынуло наслаждение асса́ру, задавив его так, что он задохнулся. Она себя сдерживала, но это было бессмысленно, Маар всё равно ощутил её всплеск, и что было бы, если бы она позволила себе выплеснуть его без остатка так же, как она всплёскивает свою ненависть?