Избранная луной - Страница 24

Мари поняла: над Кланом нависла опасность.

Она не колебалась. В мыслях представила дом и Ригеля у входа, рядом с кустом вереска.

– Домой, Ригель! Домой сейчас же! – скомандовала она.

Ригель вздрагивал и тихонько подвывал, но не двигался с места.

Мари, представляя в уме ту же картину, дорисовала себя и мать.

– Домой! Быстро домой! А мы с мамой сейчас придем!

Бросив на нее жалобный взгляд, Ригель повернулся, выполз из укрытия и ринулся назад сквозь кустарник, по их же следам. Убедившись, что пес исчез из виду, Мари вылезла из колючих кустов с другой стороны. Не успев придумать, что скажет, она пустилась вниз по крутому опасному берегу. Сощурившись, вгляделась в гущу вишневых ветвей за поляной, пытаясь в сумерках разобрать, что за опасность почуял Ригель.

Краем глаза Мари уловила движение. Она замерла, сосредоточилась. За спинами людей Клана, прямо возле вишневой рощицы, густо зеленели папоротники – листья их зашевелились, как под внезапным порывом ветра.

Да только кругом было тихо, ни ветерка. Мари с ужасом увидела, как раздвинулись папоротники и из зарослей выскочили люди – рослые, белокурые, с заряженными арбалетами наперевес – и бросились вперед, в самую гущу толпы.

Мари, сложив руки рупором, крикнула:

– Псобратья идут! Бегите!

Леда подняла голову и тут же взглядом отыскала дочь.

– Мари!

– Сзади тебя, мама! – Мари указала в ту сторону и повторила: – Бегите!

Леда не медлила ни минуты.

– Землеступы, да ускорит ваш бег безумие ночи! Вперед, в безопасное место!

Клан мигом пришел в движение. Никто не тратил времени на суету. Дети молча подбегали к матерям, а матери так же молча подхватывали их и устремлялись прочь, в чащу, как быстроногие олени. Часть мужчин приготовилась к встрече с врагами, другие бросились в сумрачный лес.

Мари была на полпути к ручью, когда первая стрела вонзилась в шею одному из мужчин Клана, встречавших Псобратьев лицом к лицу. В горле у него заклокотало, и он упал неподалеку от Леды, забился в предсмертных судорогах.

– Мама, скорее! – крикнула Мари и сделала знак матери: сюда! Спрячемся в ветвях остролиста. Они и не подумают, что кто-то из наших мог притаиться так близко. Пройдут и не заметят! Мари лихорадочно соображала, а мать спешила к ней, перебиралась через ручей почти по пояс глубиной, борясь с быстрым течением.

Белокурый человек перескочил через замшелое бревно и, увидев Леду, тоже шагнул в воду. Позади него другой остановился и прокричал:

– Не трать времени на старуху! Хватай девчонку на том берегу! – а сам бросился в густую чащу, в погоню за матерью с маленькой дочкой.

Девчонку на том берегу? То есть меня! Ужас сковал Мари, руки-ноги перестали слушаться.

Первый что-то утвердительно буркнул и прошел по воде мимо Леды.

– Нет! – воскликнула та. – Не трожь мою дочь! – Как громом пораженная, смотрела Мари, как Леда схватила нападавшего за одежду – вцепилась в его рубашку и рванула, задержав его, но лишь на миг. Он ударил Леду наотмашь, и та упала, стукнувшись головой о камень. Быстрое течение подхватило безвольное тело и понесло.

– Мама! – зарыдала Мари. Оцепенение как рукой сняло. Крича от гнева и страха, она достала из сумки пращу и горсть камней. Привычным отточенным движением натянула пращу, прицелилась и выстрелила. Камень угодил нападавшему в лицо, разбив скулу, и тот, потеряв равновесие, рухнул на крутой откос в нескольких шагах от Мари.

Девушка пустилась бежать вдоль берега с заряженной пращой в руке, не выпуская из виду ни матери, ни врагов, что прочесывали лес в поисках жертв.

Мари продиралась сквозь густеющий кустарник, спотыкаясь о палые стволы; ноги, будто налитые свинцом, то и дело проваливались в скрытые листвой ямы, которых она не замечала. Уже стемнело, надо скорее пробраться к маме, не дать ей утонуть.

Надо спасти маму – любой ценой. Мари не допускала и мысли, что Леда может погибнуть: мысль эта была подобна яду, от нее подкашивались ноги, останавливалось сердце. Наконец, на крутом повороте ручья вправо, тело Леды застряло в завале из плавника и камней. Мари, спотыкаясь, кинулась вперед, прыгнула в воду и, преодолевая течение, двинулась к матери.

Леда лежала навзничь, в волосах и одежде запутался мусор. Мари дотянулась до нее, убрала с лица прилипшие длинные пряди, вытерла кровь, в то же время отчаянно пытаясь нащупать на шее пульс. Уловив наконец биение маминого сердца, Мари разрыдалась от облегчения.

– Мама! Мама! Очнись – скажи что-нибудь! – Мари гладила шею и руки Леды, замечая все: и лиловый след от удара на щеке, и порез на лбу, из которого сочилась кровь. Мари старалась дышать глубже и ровнее, пока оценивала раны Леды и освобождала ее из завала.

Леда застонала, ее мелко затрясло, веки дрогнули.

– Мари… Мари… – Еще до конца не очнувшись, Жрица Луны уже шептала имя дочери.

– Тсс, мама, я здесь, только нельзя шуметь. Я не знаю, где они и сколько их, – прошептала Мари.

Леда открыла глаза, приподнялась, но, вскрикнув, снова упала в воду, держась за бока.

– Ребра. То ли трещины, то ли переломы, – охнула Леда и зачастила: – И голова. Ударилась о камень в воде. В глазах туман. Оттащи меня в кусты, я схоронюсь, а ты беги домой.

– Я тебя не брошу.

– Мари, слушайся меня.

– Леда, на этот раз не послушаюсь. Никуда я от тебя не уйду! – сказала Мари с нажимом. – А теперь помолчи и дай вытащить тебя из воды, пока ты не замерзла насмерть. – И со всей осторожностью Мари положила Ледину руку себе на плечо, обняла мать за талию и повела вброд к крутому дальнему берегу.

– Другой берег ближе и пологий, – проговорила Леда, охая от боли и выбивая дробь зубами.

– Но с того берега они пришли. Дальний берег хоть и круче, зато валунов и коряг там больше, есть где спрятаться. Подлесок такой густой, я еле к тебе пробралась. Меня он задержал, задержит и их, – хмуро сказала Мари.

Леда не тратила силы на ответ, лишь кивнула и крепче прижала к боку ладонь, закусив губу, чтобы не закричать от боли. Когда они достигли каменистого берега, Леда повалилась наземь, дрожа и хватая воздух частыми, натужными глотками.

– Чуть поодаль, наверху, я видела сухой кедр, весь увитый плющом – зеленый, на вид совсем как живой. По-моему, там можно укрыться, – предложила Мари.

Леда лежала на ковре из мокрых листьев, по-прежнему держась за больное место.

– Не могу. Голова кружится. Стоит шевельнуться, меня мутит.

– Так переждем здесь в надежде, что Псобратья не появятся.

– С к-каких это пор ты такая упрямая? – выдохнула Леда, качая головой.

– Не знаю точно, но, видимо, в маму пошла. – Мари присела возле Леды. – Я не могу тебя потерять, мама.

– Что ж, придется мне все-таки добраться до того сухого кедра.

Мари схватила мать за руку, помогла подняться. Леда стояла, лишь слегка пошатываясь, и Мари уже казалось, что все обойдется – но вдруг мертвенно-бледное лицо матери сделалось и вовсе бесцветным, а по телу пробежала болезненная судорога, и кожа подернулась серебром.

– Этого еще не хватало, – проговорила Мари, в отчаянии обратив взор на запад, будто пытаясь силой воли помешать заходу солнца.

– Ничего не выйдет. Ночь приходит, а с ней и боль… – Леда снова вздрогнула, закатив глаза до самых белков, и медленно, почти грациозно осела на землю.

– Я здесь, мама. Я тебе помогу, всегда помогу, – бормотала Мари. И, взяв мать на руки, стала карабкаться вверх по склону, прижав Леду к сердцу и дивясь про себя, до чего она легонькая, почти бескостная – словно держишь раненую птицу.

Откуда-то сверху донесся крик ужаса, и Мари застыла как вкопанная. Сзади хрустели сучья, трещали кусты, кто-то грубо топал по нежному моховому ковру, мял папоротники, громил священные статуи Великой Матери.

Стиснув зубы, Мари взяла Леду поудобнее, стараясь идти быстрее и не замечать стонов матери, не думать о том, что лицо ее из белого, как брюхо дохлой рыбы, стало серым, как тени при луне.