Избранная лирика - Страница 1
ОЛЕГ ШЕСТИНСКИЙ
ИЗБРАННАЯ ЛИРИКА
«Библиотечка избранной лирики»
Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1971
Scan, OCR. Spellcheck А.Бахарев
СОДЕРЖАНИЕ
От составителя. Владимир Торопыгин
Ленинградская лирика
Друзьям, погибшим на Ладоге
Память
В Колпине 41-го года
«За цельность убеждённо я стою...»
«Пахнет тёмная чаща...»
«Сорокалетние вдовы...»
«Без берёзы не мыслю России...»
«Матери бессонны...»
Русские матери
Александра Васильевна
Памяти матери
Колхозные праздники
«Радуга цветных карандашей...»
Моим ученикам
Разговор с лейтенантом авиации
«Мне подарили город, целый город...»
Жёнам моих друзей
Перроны
«Напиши мне, как живёт Нева...»
«Перевозчик на утлой лодчонке...»
«Передо мною мир распахнут...»
Коммунисты
Книги Олега Шестинского
От составителя
Первые свои стихи Олег Шестинский написал в годы войны, школьником. Одна
тема волновала его тогда — детство, защищённое от фашистов отцами и старшими
братьями. Образы солдат Великой Отечественной на долгое время вошли в его
строки. В стихотворении «Ветеран» Шестинский писал: «А как-то вечером погожим
он так со мною говорил, как будто я сражался тоже и только что не с ним
служил...» Слово благодарности воинам звучало естественно, с полным
пониманием меры их подвига, потому что говорилось оно от имени тех, на чьи, тогда ещё детские плечи, тоже лёг груз войны: «Мы были юны, страшно юны, среди разрывов и траншей, как мальчики времён Коммуны, как ребятня
Октябрьских дней».
Но вот, навсегда запав в сердце, детство осталось позади. Наступила
юность. Серьёзная учёба. Первая работа. В стихи Шестинского пришли мысли о
судьбе своего, послевоенного, поколения.
Поэт много ездит. Он встречает друзей-ровесников в полюбившихся ему
городах и сёлах Болгарии (по образованию Шестинский — филолог-славист, некоторое время он учился в Софийском университете). Он заново открывает
Родину: «Не только за ромашки на лугу, за голубые крапинки во ржи она мне
дорога. Но за горенье, за мужественность, за пытливость мысли...»
Определяются его основные взгляды на работу поэта: верность гражданской теме
и реалистической поэтике.
Лирика Шестинского часто отражает сложные, противоречивые явления жизни.
В этом внимании к драмам человеческого сердца — свидетельство крепнущей
зрелости поэта.
Новой для Шестинского последних лет явилась и тема деревни. Его деревня
— это прежде всего люди-труженики, такие, например, как вдова Александра
Васильевна, работавшая день и ночь, но вырастившая детей, («Как работала —
знает лишь солнышко, а ночами — морозный туман, чтоб не хуже других дочка
Сонюшка, чтоб обут и одет сын Иван».) При всех поисках, которые постоянно ведёт поэт, он остаётся верен своим
основным темам. В его новых работах мы снова и снова сталкиваемся с темой
блокады Ленинграда (достаточно назвать полную героики и трагизма поэму
«Лестница»). Как всегда тонко пишет он о природе. У него по-прежнему много
стихов, прославляющих любовь, дружбу.
Поэт ценен тем, что он непохож на соседей, — эта истина бесспорна. В
стихах Шестинскюго видна его яркая индивидуальность. Собранные вместе, его
стихи разных лет свидетельствуют ещё об одном необходимом качестве всякого
таланта: о том, что талант — в движении.
Владимир Торопыгин
Ленинградская лирика
1
Мы были юны, страшно юны,
Среди разрывов и траншей,
Как мальчики времён Коммуны,
Как ребятня Октябрьских дней.
Мы познакомились с вещами,
В которых соль и боль земли,
Мы за тележкой с овощами
Такими праздничными шли.
Нас не вели за город в ротах, Нас в городе искал свинец...
О, мужественность желторотых, Огонь мальчишеских сердец!
Там «юнкерс» падал, в землю вклинясь, Оставив дыма полосу...
Те годы
Я мальчишкой вынес
И, значит,
Всё перенесу.
2
О, детство!
Нет, я в детстве не был,
Я сразу в мужество шагнул,
Я молча ненавидел небо
За чёрный крест,
За смертный гул.
И тем блокадным
Днём кровавым
Мне жёлтый ивовый листок
Казался лишь осколком ржавым, Вонзившимся у самых ног.
В том городе, огнём обвитом,
В два пальца сатана свистел...
Мне было страшно быть убитым...
Я жить и вырасти хотел!
3
Никуда от юности не деться,
Потому что там в блокадный день
Лепестки осыпала мне в сердце
Белая тяжёлая сирень;
Потому что там, где бродят травы, Налитою зеленью звеня,
Тихо, неумело и лукаво
Целовала девочка меня;
Потому что там в могилах мглистых
Спят мои погодки-пацаны,
Милые мои антифашисты,
Дорогие жертвы той войны.
Никуда от юности не деться,
Потому что где-то там, вдали, Мои нежность и суровость в сердце
На заре впервые зацвели.
Друзьям, погибшим на Ладоге
Я плыву на рыбацком челне,
Холодна вода, зелена...
Вы давно лежите на дне.
Отзовитесь, хлопцы, со дна,
Борька Цыган и Васька Пятак,
Огольцы, забияки, братцы,
Я – Шестина из дома семнадцать, Вы меня прозывали так.
В том жестоком дальнем году,
Чтоб не лечь на блокадном погосте, Уезжали вы –
Кожа да кости –
И попали под бомбу на льду.
Непроглядна в путину вода,
Не проснуться погодкам милым, Их заносит озёрным илом
На года,
на века,
навсегда...
Память
1
Я себя не перепеваю,
Хоть опять о том же пою...
Я иду по блокадному краю,
Через душу иду свою.
Там ходить мне до смерти самой –
Так дружками велено мне...
Там ведь жил я когда-то с мамой, На опасной жил стороне.
Эту жизнь среди гула и гуда
Всю метелью заволокло...
Всё, что добро во мне, - оттуда; Всё, что честно, - тогда пришло.
2
Я вспоминаю Колпинскую улицу
С домами деревянными, сараями, С объезженной булыжной мостовой, С её травой, совсем провинциальной, И с голубятнями до облаков...
Я вспоминаю Колпинскую улицу
За то, что жили там три мушкетёра, На ней дружили, пели и дрались...
В испанке с алой кистью – это Васька; Исаак – чудак с миндальными глазами; А я – в бушлате, с духовым ружьём.
Исаак погиб в блокаду в сорок первом; На Ладоге ушёл под воду Васька, Переправляясь на барже военной; На Колпинской я прожил много лет.
Меня любили там и обижали.
Меня ласкали там и презирали.
Я зло сносил там и ценил любовь...
В дни горестей моих и неурядиц
Я словно видел вас, Исаак и Васька, Вы говорили: «Брось ты, не горюй!
Ты чаще вспоминай, как мы дружили, Как мёрзли мы, как непреклонно жили, -
Ведь ты живёшь за нас и за себя...»
Я знаю это – жить не просто мне.
3
Мы жестокость видели, - наверно, потому мы не жестоки.
Жили мы в кольце, в блокаде – до сих пор нам снятся лишь дороги.
(Добрые, пустынные и шквальные –
Пусть любые, только были б дальние!) Жалких слов друг другу не бубнили.
Хоронили мы друг друга, хоронили...
Ну, а если разобраться в сути –
Мы ведь удивительные люди:
Нам за тридцать ныне, а ведь до сих пор
Мы всё те же мальчики блокады, Нежны, неподкупны угловаты...
Вечны предо мной, как кинокадры, -
Детство... дым... в огне Печатный двор...
В Колпине 41-го года
Как щемяще стучат каблуки
У красавицы двадцатилетней
На асфальте,
Где день свой последний
Повстречали когда-то стрелки; Где когда-то, как чижик, мала, Сандружинница кашу несла
Для подружек своих с ротной кухни, Вдруг снаряд просвистел
Да как ухнет!..