Из сборника Человек из Девона - Страница 37
И заключительные слова: "Ибо невыразимо грустно видеть, как лес все глубже укрывает своей тенью покинутые жилища, словно символизируя наше поражение, и встречать молчание там, где когда-то слышался веселый гул человеческих голосов..."
Как-то днем, тринадцать лет назад, будучи в Лондоне, инженер Скорриер зашел в одно из тех учреждений, где собираются горные инженеры, словно чайки на излюбленном ими утесе перед тем, как сняться и лететь дальше.
Клерк сказал ему:
- Мистер Скорриер, вас спрашивают внизу, там мистер Хеммингс из Новой Угольной компании.
Скорриер снял телефонную трубку.
- Это вы, мистер Скорриер? Надеюсь, вы в добром здоровье? Говорит Хеммингс. Я сейчас поднимусь к вам.
Через две минуты секретарь Новой Угольной компании, Кристофер Хеммингс, появился в дверях. В Сити его за глаза называли "выскочка Хеммингс". Он крепко пожал Скорриеру руку, почтительно, но с достоинством. Все в его подчеркнуто эффектной, полной важности фигуре, даже форма бородки стального цвета, было безупречно. И острый, настойчивый взгляд как бы приглашал в этом убедиться.
Он стоял, расставив ноги и подобрав фалды сюртука, настоящий "столп" Сити; казалось, на кончике его носа утвердился целый земной шар финансовых дел и забот. "Посмотрите на меня, - говорил весь его вид, - это нелегкий груз, но как свободно я несу его! Уж я-то не уроню его, сэр, можете на меня положиться!"
- Надеюсь, вы здоровы, мистер Скорриер, - начал он. - Я приехал по поводу нашей шахты. Речь идет о разработке нового месторождения, но, между нами, приступим мы к ней не раньше, чем в этом возникнет необходимость. Мне трудно убедить мое правление отнестись к этому с должным вниманием. Короче, вопрос вот в чем: согласны вы поехать туда от нашей Компании и представить отчет о положении дел? Поездка будет оплачена должным образом. - Он прикрыл левый глаз. - Дела там обстоят очень... гм... неважно. Мы намерены сменить управляющего. Я договорился с маленьким Пиппином. Вы знаете маленького Пиппина?
Скорриер пробормотал с некоторым неудовольствием:
- Да, конечно. Только ведь он не работал на шахтах.
Хеммингс ответил:
- Мы полагаем, что он нам подойдет.
"Вот как, - подумал Скорриер. - Что ж, очень приятно".
В Скорриере все еще было живо преклонение перед Пиппином, "королем" Пиппином, как его называли, когда они вместе учились в камборнской средней школе. Пиппин был тогда румяный и светловолосый мальчик, с неуловимым выражением умных светлых глаз, широкоплечий, слегка сутулый, имевший привычку как-то по-птичьи вертеть головой; этот мальчик всегда и во всем был первым и, казалось, высматривал, где еще можно применить свою энергию. Скорриер вспомнил, как однажды "король" Пиппин сказал ему ласково: "Давай, Скорри, я решу за тебя задачку", - и на неуверенное: "А это ничего?" ответил: "Конечно. Я не хочу, чтобы ты отставал от этой скотины Блейка, он ведь не корнуэлец". ("Скотина" Блейк был ирландец, двенадцати лет от роду.) Он вспомнил также случай, когда "король" Пиппин и два его товарища затеяли драку с шестью уличными мальчишками и получили хорошую трепку. Пиппин потом сидел добрые полчаса, весь в крови, сжав голову руками, раскачиваясь взад и вперед и плача от унижения. А на следующий день он убежал из класса и один напал на тех же мальчишек, и его снова зверски избили.
Вспомнив все это, Скорриер спросил только:
- Когда мне ехать?
В ответ Хеммингс воскликнул с неожиданной живостью:
- Молодчина! Я дам инструкции. Всего хорошего. Бросив на Скорриера острый взгляд, он вышел.
Скорриер остался сидеть с тяжелым ощущением какой-то смутной униженности и подавленности. В голове у него был туман, как после стакана крепкого портвейна.
Через неделю он и Пиппин были уже на борту пассажирского парохода.
"Королю" Пиппину, которого он помнил мальчиком, было теперь сорок четыре года. Он возбудил в Скорриере то неясное любопытство, с каким мы оглядываемся на наши школьные годы; и, прогуливаясь по палубам парохода, медленно кренившегося с боку на бок в такт плавной океанской волне, он украдкой посматривал на своего спутника, словно пытаясь разгадать, что же он представляет собой теперь. Волосы у Пиппина были по-прежнему мягкие и светлые, но в бородке уже резко выделялись белые нити; у него был тот же свежий цвет лица и тот же мягкий голос, а морщинки на его лице, казалось, говорили о добродушно-ироническом расположении к людям. Он сразу же и, очевидно, без предварительных переговоров, занял место за капитанским столом. На другой день сюда пересадили и Скорриера, и он вынужден был, как он мрачно констатировал, "сидеть в обществе высоких особ".
За время этого путешествия в память Скорриера врезался только один встревоживший его эпизод. На баке, как всегда, устроилась кучка эмигрантов. Однажды вечером он наблюдал за ними, перегнувшись через перила, как вдруг кто-то коснулся его плеча. Он оглянулся и в неверном свете фонаря увидел лицо Пиппина. "Несчастные люди", - сказал он. Скорриеру внезапно пришло в голову, что он сейчас подобен натянутой струне чуткого инструмента. "Что, если эта струна вдруг оборвется?" - подумал он. Повинуясь потребности проверить свое ощущение, он воскликнул: "Ну и нервы у тебя! Как ты смотришь на этих бедняг!"
Пиппин отвел его от перил.
"Ну, ну, ты захватил меня врасплох, - пробормотал он с мягкой, лукавой улыбкой. - Это нечестно".
Скорриер не переставал удивляться тому, что Пиппин в его годы мог отказаться от спокойного лондонского существования среди друзей и знакомых, чтобы начать новую жизнь в новой стране с сомнительной перспективой успеха. "О нем говорят, что ему всегда во всем везет, - подумал он. - Вот он и надеется, что ему будет везти и впредь. Он истый корнуэлец".
Утро их прибытия на шахты было серым и безрадостным. Лес окутывало облако дыма, прибитое к земле моросящим дождем. Угрюмо глядели деревянные домишки, беспорядочно разбросанные вдоль грязного подобия улицы на фоне бесконечного безмолвного леса. Во всем чувствовалась полная безнадежность; бездействующие краны торчали над пустыми вагонетками; длинная пристань сочилась черной грязью; под дождем с безучастными лицами стояли шахтеры. Собаки грызлись у самых их ног. По дороге в гостиницу Скорриер и Пиппин не встретили ни одного занятого делом человека, за исключением китайца, начищавшего крышку от судка.