Из незавершенного - Страница 1

Самуил Яковлевич Маршак

Из незавершенного

ВОЙНА ТРЕХ ДВОРОВ

У меня было пальто с пелеринкой. Пелеринка надевалась на плечи поверх пальто и застегивалась на шее. Такое же пальто было и у старшего брата. Сшила нам обоим мама по старой заграничной картинке.

Мы с братом чувствовали, что мама затевает что-то неладное, когда она, вся в лоскутах и нитках, становилась перед нами на колени и принималась в десятый раз запахивать и распахивать на нас пальто, еще без пуговиц и рукавов. Мы стояли недовольные, часто моргали глазами и думали:

"На кого только мы похожи будем!"

И в самом деле, мы были ни на кого не похожи. Ни у одного мальчика - ни в городе, ни у нас на слободке - не было пелеринки. Мальчишки на улице не давали нам проходу.

Мы ходили в такую школу, куда надо было носить свою чернильницу. Чернильницы нам купили "непроливательные" - тяжелые баночки из толстого зеленого стекла с воронкой внутри.

Идем мы как-то с братом по улице осенью, когда уже холодеть стало. Шагаем по твердой земле, по самой середине улицы - чтобы собак у ворот не дразнить. Сумки у нас - через плечо, чернильницы в руках.

Вдруг слышим голоса, смех. Мальчишки играют в бабки. Пестрые, крашеные кости расставлены во всю ширину улицы. А один из мальчишек отбежал немного назад и целится в кости плоской свинцовой "биткой". Раз - и сшиб пару.

Брат осторожно перешагнул через ряд костей. Я тоже шагнул, но нечаянно задел бабку ногой.

Мальчишки рассердились. Один замахнулся на меня, а другой - в рваных штанах, рыжий, рябой - подскочил ко мне, скривил щеку и говорит:

- Разрешите перышко в вашу чернильницу обмакнуть - прошение в управу написать!

Я поднял руку с чернильницей, а он меня ударил под самый локоть. Покатилась моя чернильница боком по дороге. Хорошо, что не разбилась - из толстого стекла была сделана.

Брат закричал издали:

- Эх вы! На маленького напали!

Они - на него. Со всех сторон обступили. Дергают за полы пальто, за пелеринку, дразнят:

- Какой это у вас фасончик?

- Чего это вы юбочку на плечи надели?

Брат закричал не своим голосом:

- Дураки! Разбойники! Сумасшедшие арестанты!

И легонько ударил рыжего мальчишку левой рукой, - в правой у него была чернильница.

Мальчишки захохотали, сбили брата с ног и навалились на него всей кучей. Чернильницу у него сразу отняли и стали перебрасывать по всей улице, как мяч. Пропала чернильница, разбилась о камень. Я подскочил к рыжему и вцепился обеими руками ему в тело, - у него сзади в штанах была дыра. Рыжий разом обернулся, поймал меня и прижал коленом к земле. Не помня себя, я заколотил ногами по земле и заорал на всю улицу.

И вдруг мальчишка отпустил меня и кинулся удирать. На бегу он успел крикнуть ребятам:

- Евдак... Те-кай!

Смотрю: за мальчишками гонится целая орава других мальчишек, а впереди этой оравы несется рослый парень в синей рубашке и в кожаном фартуке.

Тут и мы с братом замахали руками и пустились в погоню.

Жарко, весело. Улица пустая, широкая. Ноги в осенней траве путаются. Гоним мы мальчишек и такие слова кричим, что и сами в первый раз слышим.

До самого кладбища гнали. А потом постояли немного, посмотрели бегущим вслед и спокойно пошли назад.

Я иду рядом с большим парнем в кожаном фартуке и, задыхаясь от восторга и благодарности, спрашиваю;

- Это вас зовут Евдак?

- Меня.

- Какой вы сильный! Вас все мальчишки на улице боятся.

А он отвечает:

- Нет. Они только на нашей улице драться не смеют. На своей дерись сколько хочешь, а на чужой нельзя.

- А чьи они, эти мальчишки?

- С рязановского двора, кишечники. А сюда они ходят с нашими ребятами в бабки играть. Ну, бабки одно дело, а драться - другое. А вы чего такие чудные? - вдруг спросил он меня.

- Как чудные?

- Да вот польта на вас такие... Будто у певчих из костела. И чернильницы...

Он прыснул, отвернувшись в сторону. Его товарищи тоже засмеялись.

- Мы нездешние, - виновато сказал брат, - мы всего три дня как в этот город приехали.

- А вы русские? - спросил рыжий.

- Да, - сказал я.

- Нет, - сказал брат, - Мы евреи.

- Ну, это ничего, - ответил рыжий. - У нас во дворе тоже есть еврейчик, Жестянников Минька. Тут мы расстались.

----

Больше мы в пелеринках и шляпах не ходили, а чернильницы стали прятать в карман, - чернила из них не выливались.

Только это не помогло. Кишечники нас запомнили. Жили они совсем рядом с нами - на большом дворе с открытыми настежь воротами. Через весь двор была там протянута веревка, а на веревке висели сухие и легкие, как папиросная бумага, кишки и пузыри. Они шелестели от ветра и очень нехорошо пахли. Вся наша улица пахла кишками.

У ворот встретил нас как-то одноглазый мальчишка-кишечник. Он свистнул и сказал, озираясь по сторонам:

- Вам тут, на нашей улице, все равно не жить. Подкараулим и убьем.

Мы с братом очень перепугались и не знали, что делать. Большим жаловаться нельзя. Я отправился искать Евдака.

Сначала пошел по нашей улице, потом по переулку, потом по той улице, где была драка. Вот и ворота, откуда выскочили сапожники. В самом конце двора маленький домик. По двору бегает мальчишка, смуглый, краснощекий, и ловит, подбрасывая на бегу, гимназическую фуражку без герба.

- Злые тут у вас собаки? - закричал я издали.

- Не кусаются, - отвечал мальчишка. - А вы до кого, до портного или до сапожника?

- Як сапожнику, - сказал я, - а вы кто?

- Мой отец портной Жестянников, а я Минька.

Он показал мне дверь к сапожнику. Я вбежал и оробел. У перевернутого ящика сидели на скамеечках мальчишки, а среди них сам сапожник. Глаза у сапожника были наполовину закрыты, а лицо у него все заросло бровями, усами и бородой. Когда я вошел, Евдак весело колотил молотком по большому и неуклюжему сапогу, из которого торчали деревянные гвозди, а другой мальчишка чистил грязными руками картошку.

Сапожник хрипло кашлянул и спросил:

- Вы от кого?

Потом приставил руку к уху и сказал нетерпеливо:

- Ась?

Я не знал, что отвечать. Мальчишки засмеялись, а Евдак покраснел.

- Они до меня, - сказал он, вставая. Потом взял меня за плечи и выпроводил на двор. Там я наконец перевел дух.

- Евдак, - прошептал я, - знаешь, тот кишечник, одноглазый, сказал, что подкараулит нас и убьет.

- Ладно, - ответил Евдак хмуро, - коли что, покричи меня, - я приду.

- Да! - сказал я. - А ты думаешь, он будет ждать, пока ты придешь. Ведь от тебя до нас очень далеко.

- Где же далеко, - засмеялся Евдак, - наш забор навпротИ ваших ворот. Вот иди сюда.

Он повел меня к забору за домом. На заборе сидел Минька.

Я тоже вскарабкался на забор и увидел через дорогу наши ворота.

- Евдак, - сказал я с забора, - завтра воскресенье. Приходи к нам.

Евдак молчал.

- И вы тоже приходите, - сказал я Миньке.

- Хорошо, придем оба, - сразу ответил Минька за себя и за Евдака. Завтра утром придем.

- У нас книг много, - сказал я на прощанье, перелезая через забор, есть интересные, с картинками.

- Ладно, не обманем! - сказал Минька.

----

И в самом деле, на другой день пришли оба.

У нас было две комнаты - столовая с большой лампой и столом, накрытым скатертью, и другая комната, где ночью все спали, а днем занимались мы с братом. Минька, не снимая в комнатах фуражки, бойко разговаривал с нашей мамой. А Евдак молчал и на мамины вопросы отвечал очень тоненьким голоском.

Только потом, когда мы заперлись в спальне, он повеселел и заговорил своим голосом. Мы достали с полки очень большую и очень толстую книгу с картинками. Евдак не знал, что такие книги бывают на свете, и спросил:

- Это ваша еврейская книга?