Из книг мудрецов. Проза Древнего Китая - Страница 67
***
Тысячеверстный скакун, состарившись, тащил вверх по горной дороге воз с солью. Копыта его скользили и разъезжались, колени подкашивались, хвост растрепался, шкура протерлась, слюна и пот текли ручьем. На полдороге он и вовсе встал: дергал, дергал оглобли — и не мог даже стронуться с места.
А мимо проезжал Бо Лэ. Он соскочил с коляски, погладил коня — и заплакал. Снял с себя холщовое платье и укрыл им коня. И тот склонил перед ним голову — и фыркнул. И тут же ее вскинул — и заржал. И ржанье его, подобное звону металла и камня, донеслось до небес...
Почему он заржал? Потому что увидел: Бо Лэ понимает — кто он такой!
***
ИЗ ГЛАВЫ «ЗАМЫСЛЫ ВЭЙ»
ЧАСТЬ 1
Гора из перьев потопит корабль. Куча легких вещей переломит тележную ось. Тьма людских языков расплавит металл.
***
ИЗ ГЛАВЫ «ЗАМЫСЛЫ ВЭЙ»
ЧАСТЬ 2
Лянский царь Хуэй-ван задал пир для князей на башне Фаньтай. И когда гости захмелели, предложил лускому государю поднять чашу и провозгласить тост. Луский царь поднялся, сошел с циновки и, собравшись с мыслями, сказал так:
— В старину государева дочь повелела И Ди приготовить сладкое вино — и поднесла его Юю. Юй испил — и вино показалось ему восхитительным. И тогда он удалил от себя И Ди и вовсе отказался от сладкого вина, сказав при этом так:
— Среди последующих государей непременно найдутся такие, что из-за вина погубят свое царство!
Циский князь Хуань-гун как-то раз среди ночи почувствовал голод. И вот его повар И Я принялся для него жарить и парить, тушить и томить, смешивать сладкое с горьким, соленое сдабривать кислым и острым — и преподнес все это князю. А тот наелся до отвала и проспал беспробудно до самого утра, после чего сказал:
— Среди последующих государей непременно найдутся такие, что из-за яств погубят свое царство!
Цзиньский князь Вэнь-гун получил в подарок красавицу Наньчживэй — и на целых три дня забросил государственные дела. После чего распрощался с красавицей и удалил ее от себя, сказав при этом так:
— Среди последующих государей непременно найдутся такие, что из-за женской прелести погубят свое царство!
Чуский царь поднялся однажды на башню Цянтай полюбоваться горою Бэншань: по левую руку была Янцзы, по правую — озеро... И, прохаживаясь по башне, он в восторге забыл обо всем. А затем тут же, на башне, поклялся никогда на нее больше не подниматься, сказав при этом так:
— Среди последующих государей непременно найдутся такие, что из любви к горам и водам погубят свое царство!
А ныне в вашем кубке, государь, вино — как у И Ди, а в ваших яствах — приправы самого И Я. По левую руку от вас — Бай Тай, по правую руку—Люй Сюй, прекрасные, как Наньчживэй. Там, впереди,— роща Цзялинь, а позади — башня Ланьтай, способные вызвать такой же восторг, как виды с башни Цянтай. И одного из этих соблазнов довольно, чтоб загубить царство,— вы же владеете сразу четырьмя! Как можно быть таким неосторожным?!
Лянский царь так и рассыпался в похвалах.
***
ИЗ ГЛАВЫ «ЗАМЫСЛЫ ВЭЙ»
ЧАСТЬ 4
Вэйский царь собрался в поход на Ханьдань. Цзи Лян услыхал о том — и с полдороги повернул обратно. Не разгладив измятого платья, не вытряхнув пыль из волос, явился к царю и сказал:
— Когда я нынче ехал к- вам, встретил я по дороге человека, который направлялся на север. И он мне говорит: «Я еду в Чу».— «Если вы направляетесь в Чу,— говорю я ему,— зачем же едете на север?» А он мне отве¬чает: «У меня добрые кони».— «Пускай у вас добрые кони,— говорю я ему,— только эта дорога ведет не в Чу». А он мне в ответ: «У меня куча денег на путевые расходы».— «Пусть у вас куча денег,— говорю я ему,— да дорога-то эта ведет не в Чу!» А он мне в ответ: «У меня искусный возница!» Но ведь чем лучше у него кони и чем больше денег, чем искусней его возница — тем дальше он будет от Чу! Вот и вы, государь, во всех своих делах и помышлениях стремитесь стать первым среди царей и обрести доверие Поднебесной. Сами же, пользуясь тем, что царство у вас большое, а войско отборное, хотите пойти на Ханьдань — дабы еще больше расширить пределы царства и тем прославиться. Но чем чаще вы станете действовать подобным образом — тем дальше будете от того, чтоб стать владыкой Поднебесной. Ведь это то же самое что, направляясь в Чу, ехать на север!
***
Синьлин-цзюнь убил Цзинь Би, избавил Ханьдань от вражеской осады, разбил циньское войско, спас царство Чжао — и чжаоский царь вышел из города, чтоб его встретить. Но Тан Цзюй сказал Синьлин-цзюню так:
— Слыхал я: есть вещи, о коих не следует знать, и вещи, о коих нельзя не знать; есть вещи, о коих нельзя забывать, и вещи, о коих не следует помнить.
— Как это все понимать? — спросил Синьлин-цзюнь.
— Если меня кто ненавидит,— ответил Тан Цзюй,— об этом нельзя не знать. Если же я кого ненавижу — нельзя, чтоб он об этом знал. Если кто оказал мне услугу — об этом нельзя забывать. Если же я кому оказал услугу—об этом не следует помнить. Вот и вы убили Цзинь Би, избавили Ханьдань от осады, разбили циньцев, спасли царство Чжао — все это великие заслуги. И сам чжаоский царь вышел сегодня из города — чтоб встретить вас. Но если вы еще когда его увидите — надеюсь, вы забудете о ваших заслугах!
— Я крепко-накрепко запомню ваше наставление,— сказал Синьлин-цзюнь.
***
Циньский царь направил к Аньлин-цзюню посла, поручив ему сказать следующее:
— Хотел бы обменять ваш Аньлин на пятьсот ли земли. Надеюсь, государь мне это позволит?
— Великий царь так милостив, что большее меняет на меньшее— и это прекрасно,— ответил послу Аньлин- цзюнь.— Но земля эта досталась мне от моих предков, и я хотел бы сохранить ее до конца своих дней — а потому не решусь ее обменять.
Циньский царь выразил неудовольствие. И тогда Аньлин-цзюнь послал к нему Тан Цзюя.
— Я предлагаю за Аньлин пятьсот ли земли,— сказал Тан Цзюю циньский царь.— Отчего же Аньлин - цзюнь не соглашается на обмен? Ведь Циньское царство уничтожило Хань и покончило с Вэй, а ваш государь со своими пятьюдесятью ли земли уцелел: из уважения к нему я оставил его в покое. Теперь я предлагаю ему вдесятеро больше — дабы расширить его владения, а он упрямится. Да уж не пренебрегает ли он мною?!
— Нет, это не так,— сказал Тан Цзюй.— Аньлин - цзюнь унаследовал эту землю от предков и потому ее бережет. Он и на тысячу ли ее не променяет — не то что на пятьсот!
И тогда циньский царь, побагровев от гнева, спросил Тан Цзюя:
— Слыхал ли ты, как гневается Сын Неба?
— Нет, не доводилось,— ответил Тан Цзюй.
— Когда Сын Неба в гневе,— сказал царь,— трупы валяются сотнями тысяч, кровь течет — на тысячи ли!
— А слыхал ли великий царь, как гневается простолюдин?— спросил Тан Цзюй.
— Когда простолюдин разозлится,— сказал царь,— он лишь сорвет с себя шапку и обувь, да еще колотится головой о землю — только и всего!
— Это гнев заурядного человека — но не ярость героя,— сказал Тан Цзюй.— Когда Чжуань Чжу задумал убить Ван Ляо — комета затмила луну; когда Не Чжэн собрался убить Хань Гуя — белая радуга пронизала солнце; когда Яо Ли замыслил убить Цин Цзи — седой ястреб грянулся о кровлю дворца. И все трое были простолюдинами. Гнев их, бывало, еще не успеет прорваться наружу — а уж с неба нисходит знамение. Теперь, вместе со мной, их станет четверо. Когда муж отваги разгневан не на шутку — на землю лягут лишь два трупа и кровь потечет только на пять шагов. А в траур оденется— вся Поднебесная. И этот день настал!
И, выхватив меч, Тан Цзюй вскочил с циновки. Циньский царь побелел от страха, привстал на циновке и сказал, извиняясь:
— Прошу вас, сядьте — ну, зачем же так? Теперь я понял, как удалось Аньлин-цзюню уцелеть на своих пяти десятках ли, в то время как Ханьское и Вэйское царства погибли. Лишь потому, что у него есть вы!
***
ИЗ ГЛАВЫ «ЗАМЫСЛЫ ЯНЬ»
ЧАСТЬ 1