Из книг мудрецов. Проза Древнего Китая - Страница 57
— Хочется есть,— проговорил он.
— Мне негде взять еды,— сказала жена.
— Хочется пить,— попросил Хуань-гун.
— И питья достать негде,— повторила женщина.
— Что же происходит? — спросил правитель.
— Колдун из Чан, выйдя от вас, объявил, что вы, правитель, скончаетесь в такой-то день,— стала рассказывать женщина.— Потом они, сговорившись с И Я и Шу Дао, подняли смуту, заперли дворцовые ворота, выстроили вокруг высокую стену и никого не пропускают. Поэтому я не могу вам ничего принести. А княжич Ци Фан уже успел передать царству Вэй сорок ваших поселений.
Тогда Хуань-гун глубоко вздохнул, заплакал и сказал:
— Увы мне! Как же далеко способен видеть мудрец! Если после смерти придется свидеться — какими глазами посмотрю я в лицо Отцу Чжуну?
Затем он закрыл лицо руками и навсегда отбыл во дворец долголетия.
***
Как-то раз вэйский Сян-ван сидел за вином в окружении своих приближенных. Несколько захмелев, он поднял тост за присутствующих:
— Пусть исполнятся желания всех моих подданных!
Тогда встал Ши Ци и сказал:
— Среди подданных есть умные и глупые. Хорошо, если исполнятся все желания умных; но что будет, если исполнятся также и желания глупых?
— Ну хорошо,— сказал Сян-ван.— Пустьтогда исполнятся желания только таких замечательных подданных, как Симэнь Бао.
— Что касается Бао,— продолжал Ши Ци,— то у нас в Вэй существует правило: при обложении земель налогом начинать счет с полей размером в сто му, и только в местности Е — с двухсот, так как земля там плохая. Между тем рядом там протекает река Чжан. Если Симэнь Бао не знал, как использовать это обстоятельство, тогда он просто глуп, но если знал и ничего не сказал об этом, тогда он не предан вам. Так или иначе — едва ли он может считаться идеальным подданным.
Сян-ван промолчал, но на следующий день призвал Ши Ци и спросил:
— А что— водами реки Чжан действительно можно оросить поля в местности Е?
Ши Ци ответил утвердительно, и Сян-ван спросил:
— Отчего бы вам тогда не сделать этого для меня?
— Боюсь, что вы, правитель, не сумеете удержаться в вашем намерении до конца,— ответил Ши Ци.
— Если вы и впрямь способны сделать это для меня,— сказал тогда Сян-ван,— обещаю во всем слушаться вас.
Ши Ци почтительно согласился и заговорил с царем о деле:
Как только я начну осуществлять мой план, народ непременно ополчится на меня. В худшем случае меня убьют, в лучшем — ввергнут в узы. Однако, буду ли я казнен или в узах, в любом случае прошу вас послать тогда вместо меня другого, чтобы он продолжил мое дело.
Царь обещал и отправил его управлять областью Е. Однако стоило Ши Ци прибыть туда и взяться за дело, как тамошний народ возмутился и решил предать его суду Дело дошло до того, что Ши Ци не смел появляться на людях, и ему пришлось скрыться. Тогда царь послал вместо него другого человека, дабы тот продолжил начатое дело.
И только когда вода пошла на поля, народ почувствовал, какая в этом заключается выгода, и даже сложил в честь Ши Ци песню.
Конечно, если бы сам народ мог знать, что выполнимо, а что нет,— ни к чему были бы и мудрецы. Мудрые властители и верные подданные, если они не в состоянии наставить глупых и обучить неразумных, не оставят потомству ни славы, ни великих свершений Ши Ци, конечно, понимал, что подобные замыслы легко не осуществляются, однако сознательно шел на все из верности правителю. В свою очередь, вэйский Сян-ван, можно сказать, проявил настоящую твердость в осуществлении доброго дела
Ибо тот, кто искренне стремится к свершению добрых дел, не должен отступать, невзирая на ропот толпы. Именно толпа стоит на пути великих дел. Из-за нее случается гибнуть целым государствам. Средний правитель, столкнувшись с непониманием толпы, способен отказаться от благого намерения; но мудрый и среди криков толпы продолжает делать свое дело.
***
В царстве Чу был приграничный город под названием Бэйлян. Некая девица из этого города собирала тутовые листья вместе с другой девицей из приграничного города, принадлежавшего царству У. Дело было на самой границе.
Забавляясь, девица из Бэйляна каким-то образом поранилась. Тогда люди из Бэйляна обвинили в этом девушку из У и ее родителей. Те извинились, но, видимо, недостаточно вежливо. И тогда разгневанные чусцы убили их.
Усцы отправились мстить в Чу и уничтожили там всю семью чуской девицы. Это привело в ярость бэйлянского правителя: «Да как смеют эти усцы нападать на мой город!» Он поднял войска, повел их в ответный поход на тот город в царстве У и истребил там всех от мала до велика.
Узнав про это, разгневался уский царь И Мо. Во главе своих войск он захватил пограничный город чусцев, сровнял его с землей, а затем отступил в свои пределы. С той поры царства У и Чу стали непримиримыми врагами.
В конце концов наследник Гуан из царства У вновь пошел войной на чусцев, что и привело к битве при Цзифу. Там он нанес царству Чу сокрушительное поражение, пле-нил трех полководцев, а затем привел войска под стены чуской столицы Ин, где захватил и увел с собой жену царя Пин-вана. Вот отчего произошло знаменитое сражение при Цзифу.
***
Инь Вэнь предстал пред циским царем.
— До чего же люблю государственных мужей! — сказал ему царь.
— Хотелось бы услышать — какого мужа вы называете государственным? — спросил Инь Вэнь.
Царь не знал, что ответить.
— Положим,— заговорил тогда Инь Вэнь,— некто почтителен с родственниками, верен в службе правителю, надежен в дружбе и уживчив с соседями. Можно ли назвать государственным мужем того, у кого в характере присутствуют эти четыре качества?
— Именно такого мужа я и называю государственным мужем! — воскликнул циский царь.
— А если бы вы сумели заполучить такого человека, сделали бы вы его своим приближенным? — спросил Инь Вэнь.
— Весьма охотно,— сказал царь,— только где найти такого?
— Теперь предположим,— продолжал Инь Вэнь,— что такой человек во время официальной встречи был бы кем-нибудь глубоко оскорблен, однако не вступил бы с обидчиком в поединок. Оставили бы вы его в числе приближенных?
— Конечно нет,— сказал царь.— Если дафу оскорбляют, а он не вступает в поединок — он опозорен. Того же, кто опозорен, я не потерплю в числе приближенных!
— Однако же,— возразил Инь Вэнь,— то, что этот человек подвергся оскорблению и не вступил в поединок с обидчиком, не означает, что он утратил качества характера, о которых вы говорили ранее. А коли он не утратил эти четыре качества — значит, не утратил ни одного из свойств, благодаря которым мог бы стать вашим приближенным. Невзирая на это, вы все же не считаете для себя возможным по-прежнему видеть его среди своих приближенных. Кого же тогда считать, по-вашему, государственным мужем?
Царь ничего не ответил.
— Предположим теперь,— продолжал Инь Вэнь,— что некто, управляя царством, станет наказывать и тех, кто поступает беззаконно, и тех, кто поступает по закону, и равно будет карать тех, на ком есть вина, и тех, на ком вины нет. Будет ли он при этом вправе жаловаться на то, что народом трудно управлять?
— Конечно нет,— сказал царь.
— Мне все же кажется,— сказал Инь Вэнь,— что некоторые мелкие чиновники в Ци управляют именно таким способом.
— Если мое правление и впрямь таково,— отвечал царь,— тогда мне, конечно, не приходится жаловаться на народ; однако, кажется, до этого еще не дошло.
— Раз уж я заговорил об этом,— продолжал Инь Вэнь,— не хочется оставлять что-то недосказанным; позвольте объяснить, что я имею в виду. Ваш царский указ гласит: «Тот, кто убил, должен быть предан смерти; кто нанес увечье, должен быть подвергнут пытке». Таким образом, те из ваших подданных, кто трепещет перед царским указом, даже если и подвергнутся оскорблению, ни за что не посмеет вступить в поединок, так как для них превыше всего исполнение царской воли. Между тем, вы говорили: «На того падет позор, кто, будучи оскорблен, не вступит в поединок». И получается, что вы караете того, на ком нет вины.