Из хроники кладбища «Шмерли» - Страница 21

Словно чтобы подкрепить его версию, по другую сторону двери мелькнул белый халат, щелкнул в замке ключ. Денисов пошел к лестнице, на ходу обернулся — кто-то из медсестер кратчайшим путем мимо игральных автоматов направлялся в буфет.

Гринчука привезли после полуночи. Плохо выбритый, старообразный, в суконном, несмотря на жару, костюме, в пластмассовых босоножках, он вошел в дежурку в сопровождении одного-единственного сержанта.

Для него это был добрый знак.

Появлению Гринчука предшествовал звонок из Управления:

— Поможете им взять билеты на завтра и уехать…

— Всем троим? — спросил помощник.

— Да. Сожительница сейчас в приемнике-распределителе. Вместе с ребенком. У ребенка поднялась температура. Не стали тревожить…

Кто-то в Управлении, по-видимому, основательно струсил в связи с незаконным задержанием.

«Вилов! Кто же еще…» — подумал Денисов.

Он взял трубку:

— В приемнике сейчас свидетель-женщина — Струева, с грудным ребенком. Ее-то зачем держать, если Гринчука отпускаете…

— Ничего не знаю, — отозвался дежурный по Управлению. — Указание полковника Вилова…

— Наверняка будет жалоба. И серьезная. Отец Струевой занимает довольно высокое положение…

— Пусть пишет!… — Дежурный захорохорился, но явно уже давал задний ход.

— Мы бы ее и отправили. Через час поезд. Иначе ей еще сутки ждать. Ребенок, жара…

— Сейчас узнаю. Если машина есть…

— Других двух женщин с детьми — свидетелей — ведь отпустили…

— С билетом поможете? — спросил Гринчук, едва Денисов положил трубку. Дух его был явно сломлен.

— А почему убежал? Почему не пошел в милицию, когда пригласили? Почему скрывался? — запальчиво повысил голос помощник дежурного.

— Привычка! Всю жизнь от вас бегал… — Гринчук несильно хлопнул себя по затылку. — Если б еще в башке мозги, не мякина…

— Если б мозги, — отходчиво сказал помощник. Разговор мог считаться законченным. — Будете с ним говорить? — Он обернулся к Денисову.

— Да, — Денисов показал на дверь. — Пошли.

— Далеко? — спросил старик.

— Тут рядом.

Гринчук оглянулся на помощника, но тот заметил успокаивающе:

— Иди. Все нормально.

На перроне продолжалась вечерняя вокзальная суета, которая должна была улечься через полтора часа — с окончанием посадки на тамбовский. На десятом пути, против дежурки стучала компрессорами пустая электричка.

Денисов вывел Гринчука на платформу. Прямо — по фронтону здания, за огромными буквами «МОСКВА», расставленными по фасаду, тянулись окна комнаты матери и ребенка, на некоторых шторы были отдернуты — там виднелись люди, в основном женщины, смотревшие на перрон.

Где-то погас свет, кто-то задернул штору. Гринчук, поняв, зачем он здесь, спокойно наблюдал жизнь за окнами.

— Смотрел отсюда? — спросил Денисов. — Жену свою видел?

Старик полез за сигаретой.

— Видел.

— Она была одна в комнате?

Гринчук взглянул на него сбоку.

— С сынишкой.

— Ты, наверное, обещал, что пройдешь к ней.

— Говорил.

— Решил доказать, что для тебя нет замков…

Гринчук прикурил у проходившего пассажира.

— Положим.

— Попробуем догадаться, как тебе это удалось… Пошли!

Подъезд, в который можно было с третьего этажа спуститься на лифте, был освещен изнутри и закрыт. Денисов мельком взглянул на Гринчука, для верности подергал дверь.

— Отсюда не пройдешь…

Старик согласился с оговоркой:

— Можно выйти на лестницу, где вход в комнату матери и ребенка, пешком спуститься сюда, а затем подняться на лифте…

— Попробовал?

— Поднялся… — старик сплюнул, — а там рядом гардеробная, платят за номера и вещи сдают. Дежурная засекла: «Куда?» — «Извините…»

— Потом?

Гринчук постепенно разговорился:

— Вышел на перрон, где мы сейчас стояли. Нина подошла к окну. Показываю ей: ничего, мол, не получается! Она постучала себя по лбу, показывает: совсем, мол, стал туго соображать… Смеется, значит.

Их осветили огни фар — такси, обогнув дежурку, выруливало к подъезду.

«Кого-то увозят… Может, в больницу?» — подумал Денисов.

По другую сторону двери показался белый халат. Мелькнуло знакомое плутоватое лицо дежурной медсестры. Она была не одна — вместе с патронажной — с Тамарой. Медсестры дежурили тем же составом, что и в ночь совершения преступления.

Он не ошибся. Подросток с забинтованной ногой, на костылях, в сопровождении матери запрыгал от лифта к машине, шофер, перегнувшись, открыл заднюю дверцу.

— Спасибо, — мать мальчика — черная, в черном платье женщина — сунула что-то в руку патронажной сестре.

— Поправляйтесь… — Обе медсестры вернулись в подъезд. Патронажная сестра достала ключи. С минуту была видна ее стройная фигура, обтянутая халатом. Она заперла дверь, гулкие каблучки процокали к лифту.

— Та же дежурная, — сказал Гринчук.

— Ты говорил с ней в ту ночь? — спросил Денисов.

— Конечно.

— А она?

— Если б дал ей четвертак, этого ничего не было бы.

— Взяла бы?

— Без сомнения…

— Потом ты пошел, наверное, через буфет…

Они прошли в глубь наземного вестибюля. Открытый со всех четырех сторон, вокзал напоминал тут огромное поддувало с постоянной прекрасной тягой. Отличное место, чтобы заработать себе радикулит; постовые, особенно старослужащие, избегали в нем появляться.

Отсюда наверх шла другая лестница — та, что непосредственно поднималась в изолятор.

Гринчук не взглянул на нее, возможно, не знал о ее существовании, сразу остановился перед черным входом буфета и холодильником, где хранили мороженое.

— Тут я тоже поднимался. Там, наверху, в самом изоляторе, дверь была закрыта…

— На ключ?

— На внутреннюю защелку. Изнутри.

— Точно?

— Зачем мне врать!

«Дежурная медсестра клялась, что дверь была закрыта…»

Гринчук не врал.

Денисов и сам видел эту дверь и эту защелку в изоляторе, всего в нескольких метрах от трупа убитой женщины. Только защелка эта утром была отодвинута.

— Как же ты все-таки попал?

— По случаю…

Гринчук повторил маршрут, которым Денисов до этого поднялся на третий этаж к видеозалам, к качалкам-автоматам. Телевизор был уже выключен, большинство пассажиров, сидя, скрючившись, перемогали себя, борясь со сном.

Они поднялись на третий этаж. За стеклянной дверью, отделявшей коридор комнаты матери и ребенка от остального зала, движения не чувствовалось. Внутри уже спали.

— В эту дверь… — Гринчук ткнул в матово светящий свет за стеклом. — Дежурная вышла, махнула рукой кому-то, пошла к буфету. Сюда… А я тут стоял, отвернулся. Только она отошла, а я уже там. За ее спиной. И быстро-быстро по коридору к Нине в номер…

— А уходил как?

— Еще проще… Через ту дверь с защелкой… Потом на буфет. По лестнице. Мимо базы с мороженым.

— Это ты отодвинул защелку?

Гринчук помотал головой:

— Кто-то отодвинул, пока я ходил. Смотрю, защелка отодвинута и кровь на двери. Еще не успела подсохнуть… Тут мне сразу ударило… Мокруха… Меня же, думаю, за нее и попутают, с моей биографией! «Особо опасный»… Утром, пока не расхлебались, зашел за Ниной… Она еще и не идет! Только выбрались, а уж тут забегали…

Он замолчал. Дежурный милиционер залом шел к ним. Узнав Денисова, повернул к буфету.

— Двести первый! — окликнул по рации помощник дежурного. — Тут Струеву доставили… Будете разговаривать? А то я ее отправляю на пятьсот семьдесят пятом Москва — Валуйки…

— Отправляйте…

С первыми же звуками, донесшимися из рации, Гринчук тактично отошел: у старых воров-рецидивистов была своя школа. Теперь он снова приблизился.

— Кто из медсестер открыл тогда дверь? — спросил Денисов.

— Из коридора? Когда я проскользнул?

— Да.

— Эта самая. Которая закрывала сейчас внизу… Видная из себя. В теле.

— А кому?

— Этого я не знаю. Я сразу проскочил…

«Тамара… — Понял Денисов. — Она впустила жену Коэна Злату… А дежурная медсестра поселила ее в изолятор».