Из глубин - Страница 6
Бывшие аббатства перестраивались под баронские и графские замки, но Лаик эта судьба миновала: захватчику пришло в голову отбирать у новых подданных наследников и воспитывать из них слуг своей династии. Биографы Франциска превозносят мудрость и благородство самозваного короля, якобы протянувшего руку поверженному врагу, но о каком благородстве речь? Оллар превратил аббатство святого Танкреда в тюрьму для заложников, накрепко связав руки родителям мальчиков. Все разговоры об унарском братстве были, есть и будут красивой, хорошо оплаченной ложью.
Я не удивляюсь, что про Лаик рассказывают страшные истории, где и водиться призракам, как не в этом безнадежном месте? Когда-нибудь я напишу книгу, и в ней навеки останется дождливый ветреный день, угрюмый облетающий парк, подернутый рябью пруд и глядящийся в него дом… Нет, лучше разбросавший листву парк, однако хватит поэзии! Я никогда не был суеверным, однако при виде тонущей в сумраке лестницы, забранных решетками окон и тяжелых дубовых дверей становится не по себе. Впечатление усугубляют слуги, похожие друг на друга, как горошины из одного стручка.
В полумраке здешние слуги кажутся даже не братьями – чередой отражений в мутных дешевых зеркалах. Я спросил маленького остроносого человечка, провожавшего меня в мои комнаты, не родственник ли он остальным, а в ответ получил пространный рассказ о бывших монахах, оставшихся в бывшем аббатстве. Порвав с эсператизмом, они обзавелись семьями, их потомство также не захотело покидать насиженное место, предпочтя пойти в услужение. За почти четыреста лет бывшие братья во Ожидании превратились в кровных родственников, а кровосмешение улучшению породы отнюдь не способствует. Я отнюдь не атлет, но в сравнении с лаикскими обитателями чувствую себя бароном из Бергмарк.
Я попросил своего провожатого показать мне дом, и тот без лишних разговоров взял свечу и повел меня бесконечными коридорами. Здание было большим и запутанным, хоть и не столь огромным, как казалось снаружи. Ошибка объяснялась наличием нескольких внутренних дворов. В один из них выходят окна моих комнат, и я сомневаюсь, что когда-нибудь сюда заглядывает солнце. Во всем остальном моя новая обитель выглядит вполне сносно. Слуга с готовностью помог мне распаковать мои немногочисленные пожитки, но книгами я займусь сам, благо время у меня есть. Ни капитан, ни менторы еще не вернулись, так что сейчас я – единственный обитатель Лаик, если, разумеется, не считать стражников, слуг и заполонивших поместье кошек.
10-й день месяца Осенних Ветров 390 года круга Скал
Вчера в Лаик вернулся пресловутый Дюваль, а сегодня утром я имел с ним беседу. Капитан Лаик – довольно крупный человек с большой головой, резкими чертами лица, зычным голосом и единственным глазом. За исключением кривизны, о которой меня не удосужились предупредить, он в точности таков, как я его себе представлял, но достаточно любезен. Причина этой любезности предельно проста: для господина капитана я протеже Хеллевальдов.
Капитан с гордостью объявил, что знает старого барона по торской кампании и гордится его дружбой. Торка… Место, куда отправляются за чинами и титулами те, кому лень думать, те, для кого чужая жизнь ничего не значит, те, кому претит честный труд, но кто находит удовольствие в насилии. Одним словом, наши доблестные дворяне и среди них свекор Ортанс. Я готов поклясться, что в каком-нибудь бергерском хлеву хрюкает дядюшка или тетушка будущих отпрысков некогда девицы Дюмени, а ныне госпожи баронессы. Не понимаю, как я мог отдать несколько лет жизни совершенно пустому существу?! Леворукий в сказках покупает души и платит за них властью, золотом, красотой, молодостью, я отдавал свою даром, но ее не взяли. Лазаро Фельпского утопили в соленом озере за найденные им семь доказательств невозможности Создателя, но есть и восьмое. Существуй Враг на самом деле, он бы явился мне и предложил баронство, а я бы взял, но теперь кончено. Я отрекаюсь от Ортанс, она недостойна любви, но я не стану желать ей счастья. Напротив, пусть новоявленная баронесса в полной мере вкусит дворянского тупоумия, пусть ее супруг задирает юбки служанкам и ночами напролет пьет и играет. Может быть, тогда она вспомнит обо мне и поймет, от чего отказалась. Академическая мантия изрядно бы это понимание приблизила, но сперва ее нужно получить, и путь к этому проходит через Лаик.
Я не счел нужным разочаровывать Дюваля относительно моей близости к доблестному роду Хеллевальдов, тем более что у капитана на мой счет имелись сомнения, которые он и высказал. Каким-то непостижимым образом слава Сэц-Георга достигла Лаик, и Дюваль засомневался в способностях ученика словесника, пусть и великого, преподавать землеописание и историю. Мне удалось втолковать этому обстоятельному господину, что защитивший диссертацию по словесности получает диплом магистра описательных наук, а землеописание с историей в университетском курсе занимают куда больше времени, чем в Лаик, где описательным наукам отведено девять уроков в неделю. Остальное время будущие воители и государственные мужи станут тыкать друг друга шпагами и решать задачки о сукне и деньгах в чужих карманах. И так во всем: сначала – вымазанное в крови железо, потом – золото, скотина, тряпье и лишь затем – вечное, которое нашим дворянам нужно разве что для забавы.
Мои доводы подействовали. Дюваль совершенно успокоился и принялся объяснять мне здешний распорядок, который я и так уже знал. Я слушал спокойно, пока кривой вояка не уведомил, что менторы во время занятий едят вместе с унарами, сейчас же меня будут кормить с его стола. «С его стола». Как гнусно звучит – словно я лакей или собака. У меня не будет даже постельного белья и верхнего платья, все это принадлежит Олларам. В Лаик ментор ходит в белом дублете, черных штанах, белых чулках и черных туфлях с загнутыми носами. Глупость, но глупость унизительная, хотя здесь унижает все, и более всего – пренебрежение к разуму. Что знает такой вот Дюваль о вещах, над которыми тысячелетиями бьются лучшие умы? Ему нужны похабные песни, вино и грудастые девки. Впрочем, здесь таковы все. Мне предстоит учить сыновей, племянников, бастардов таких же дювалей, к фамилиям которых цепляются словечки «барон», «виконт», «маркиз», «герцог», «принц». Благородные потомки выдающихся родов! Будущие мерзавцы, из-за спин которых торчит подлость отцов, дедов и прадедов.
Напоследок господин капитан меня осчастливил ключами от здешней библиотеки, я немедленно отправился ее обследовать и… был потрясен. Лаик – сокровищница, в сравнении с которой убоги не только университетская библиотека Сабве, но и книжное собрание Малой Академии, куда меня однажды отвел Сэц-Георг. Мозгов превозносимого уже почти Круг Франциска не хватило понять, что хранили ограбленные им монахи, и он оставил бесценные книги на попечении неспособных прочесть на гальтарике и двух слов скотов со шпагами. То, что библиотека до сих пор не раскрадена, объясняется исключительно их безграмотностью, им просто невдомек, что тот же список Софимета[3] в Паоне стоит дороже особняка и хранится в императорской сокровищнице. Но это в Гайифе, где всегда знали цену разуму и таланту.
Тот, кто сумел бы вернуть империи ее законное достояние, стал бы в одночасье богатым человеком, а вывезти из Лаик несколько книг не так уж и трудно. Разумеется, не унарам, которые приезжают налегке. Лошадь прячут в табуне, дерево – в лесу, книгу – в ящике с другими книгами. Другое дело, что обмануть ищеек, которых развел нынешний тессорий, не в пример труднее. Попытка вывезти рукопись Эразма Колиньяра, которую предпринял один из вице-академиков, запамятовал его имя, закончилась печально и для продавца, и для лишившегося своих денег покупателя. Неприятная история, но поучительная. Я чувствую себя, будто во сне, когда становишься обладателем немыслимых сокровищ, и при этом понимаешь, что это сон и, проснувшись, ты потеряешь все. Что ж, я буду спать несколько лет и при этом работать над диссертацией. Возможно, мне удастся отыскать в Лаик доселе неведомые источники, но сперва придется освежить в памяти землеописание и историю. Я горд от природы и не желаю, чтобы какой-нибудь недоросль, вышколенный нанятыми менторами, уличил меня в незнании.