Из двух зол (СИ) - Страница 9

Хрюша был нужен.

Это была ещё одна капля в чашу весов, ещё одна непростительная оплошность. Неприязнь Джека укрепилась: Роджер умудрился убить самого умного из них. Тогда, в угаре вседозволенности, опьянённый властью, Джек попустил Роджеру непослушание. В конце концов, Хрюша был тряпкой, о которую приятно вытереть ноги, и его смерть тогда показалась забавой и избавлением от занудства. Но теперь, почувствовав, что такое настоящее бремя власти, Джек понял, что он бы, пожалуй, держал Хрюшу при себе. Шпынял его, срывал на нём злость, потешался, но слушал его советы. Потому что он был как раз тем, кого убивать нельзя. Убить можно было Саймона. Убить можно было даже Ральфа, потому что на самом деле его жизнь не имела большого значения. Джек оставил ему жизнь шутки ради, для забавы и развлечения, но и теперь, после стольких лет проведённых бок о бок — пусть даже в качестве врагов — он мог бы убить его и не моргнул бы глазом.

Но Хрюшу убивать было нельзя.

Ральф, конечно, на роль советника худо-бедно тоже годился. Он, по крайней мере, всегда мыслил с Хрюшей в унисон и теперь, может, смог бы что-то подсказать. Джеку не хотелось бы показаться ему слабым, но все эти годы Роджер был его подспорьем. Ненадёжным, сумасшедшим, кровожадным подспорьем. А теперь он выходил из-под контроля, и посоветоваться с кем-то было надо. Да ещё и Ральф тут со своей проницательностью. Джек, конечно, и сам видел, что Роджер наглеет, но со стороны Ральфа вот так бросать ему это в лицо было возмутительно. Это было настоящее дебоширство, хоть и чистая правда.

— Боятся Роджера, говоришь? А ты — боишься?

— Боюсь, — честно сознался Ральф. Он давно понял, что лгать на острове бессмысленно. Лгать хозяину острова — тем более. Они все здесь были словно обнажены, вывернуты наизнанку, и прятать что-то в себе было почти невозможно. — Я вижу, что происходит, Джек. Все видят. Роджер больше не твой цепной пёс, и он больше тебе не друг. Вся потеха в том, что медленно, но верно ты оказываешься на моём месте. Зато Роджеру нечего бояться — его никто не в состоянии будет свергнуть, если он убьёт тебя и захватит власть. Так было изначально. Нас было трое: ты, я и он. Когда он расправится с нами обоими, никто не помешает ему устроить резню.

— Ты настолько уверен, что он собирается претендовать на место Вождя?

— А разве ты в этом не уверен? Он не выполняет твоих приказов, он делает всё, что ему вздумается, меняет малышей, так часто, как ему хочется, даже отбирает их у других охотников. Ты для него больше не Вождь, ты — не авторитет, и он только ждёт момента, чтобы ударить в спину. Я ненавижу тебя, Джек. Но его я ненавижу больше. Ты гадкая сволочь, но он ещё хуже тебя. Я не хочу другого Вождя, и племя не хочет.

Джек самодовольно ухмыльнулся, и Ральф позволил себе повести себя неуважительно: лягнул его пяткой по ноге изо всех сил.

— Из двух зол я выбираю меньшее, вот и всё. Нечего тут улыбаться. С тобой мы хотя бы знаем, чего ждать. Его боятся даже сейчас, когда Вождь — ты. А если Вождём станет он, повторится… — Ральф сглотнул, отгоняя застарелые боль и страх, — то, старое. Всё по новой, только ещё хуже.

— И скоро он ударит, как думаешь? — в голосе Джека послышалось волнение. Ральфу даже показалось, что он различает страх и панику.

— Скоро. Он давно вышел из-под контроля, но сейчас он ведёт себя нагло, как никогда. Племя его боится, наверное, не станет давать отпор, хоть и не хочет его власти, и он этим воспользуется. И тогда торчать твоей голове на палке, заточенной с двух концов.

На несколько секунд стало тихо, как в могиле. Холодный ночной ветер трепал пальмовые листья где-то внизу, на постах перекликались охотники. С площадки, из шалашей племени приглушённо слышались характерные звуки.

— Ты боишься? — спросил Ральф.

— Я ничего не боюсь, — Джек вскинулся, будто его подстрелили.

Это было так по-детски и смешно, что Ральф даже улыбнулся. Он и забыл, что когда-то ведь они правда были детьми — до этого проклятого острова. Ходили в школу, ели тосты по утрам, катались на велосипедах. Это казалось какой-то выдумкой, нелепым миражом. Казалось, не было никакой Англии, не было книжек с картинками, не было пони, которого весело было кормить сахаром. Был только остров, опаляемый беспощадным солнцем, обагрённый кровью невинных детей, превратившийся в настоящий ад на Земле.

Конечно, Джек боялся. Он был всесильный Вождь, власть и закон этого острова, но власть потихоньку ускользала у него из рук, и он на мгновение снова стал мальчишкой. Джеком Меридью, старостой церковного хора.

— Ты боишься, — на этот раз в голосе Ральфа не было вопросительной интонации. — Ты очень его боишься, Джек, я знаю. И он тоже знает.

— Не с ним ли ты заодно? — Джек повернул к нему голову, и его горящий взгляд выдавал не только способность, но и желание прикончить Ральфа здесь же, немедленно.

— Меня он убьёт ещё раньше, чем тебя, — Ральф был спокоен, и его спокойствие каким-то немыслимым образом передалось и Джеку. — Мне незачем быть с ним в сговоре против тебя. Я же сказал, между ним и тобой я выбираю тебя.

— Значит, я должен убить его раньше, — подытожил Джек и повернулся к Ральфу спиной. Это было ясным знаком того, что даже если Ральф и хочет что-то сказать, лучше ему держать язык за зубами.

Правда, последнее время Ральф иногда позволял себе нарушать это правило. Но не сегодня: смерть Роджера казалась выходом и ему самому, увы. Он знал, что убийство — это всегда плохо, но в данном случае речь шла о том, чтобы избавиться от человека до того, как он стал кровавым тираном. Предотвратить новое зло в зачатке, подрубить на корню.

Ральф повернулся на бок и устроился, касаясь спиной спины Джека. Так было куда теплее.

***

Джек нехотя и с трудом приоткрыл слипшиеся веки. Было ещё довольно темно, но птицы уже орали, как сумасшедшие. Снизу, с площадки слышался приглушённый шум голосов, треск разжигаемого огня: малыши готовили завтрак.

Ральф спросонья поворочался, придвинулся ближе и перекинул руку через его живот. Тёплая шершавая от многолетнего физического труда ладонь приятно прошлась по коже и застыла на боку.

Джек позволил себе полениться. Он был ранней пташкой — за годы, проведённые на острове хочешь не хочешь, а научишься вставать с рассветом. Но сегодня, в День Отдыха, можно было и поваляться. Ведь охотники наверняка ещё спали, только дежурные малыши поднялись, чтобы приготовить еду к пробуждению Вождя и его друзей. Спал и Морис, и Билл, и близнецы, и Роджер.

Малышей, принадлежащих кому-то из охотников, реже ставили на общие дежурства: их задача была раздвигать ноги в любое время суток, а не вставать до рассвета и готовить еду на всё племя. Зато собственные хозяева могли приказать им принести фруктов или рыбы лично для себя, но это было куда проще.

Поначалу малыши были шокированы тем, что вытворяют с ними охотники, но вскоре поняли, насколько это выгодно. Если ты «чей-то», тебя не заставят тяжело работать, накормят лучше, чем остальных, а потом, может быть, даже разрешат поохотиться. Не завидовали только малышам Роджера. Даже охотники порой брезгливо морщились и втягивали головы в плечи, когда из его палатки доносились сдавленные отчаянные вопли, а уж малыши и вовсе жались кто друг к другу, а кому повезло больше — к своему охотнику. И даже Вождь поглядывал сочувственно на их багровые синяки, корочки запёкшейся крови в местах укусов и ссаженные коленки. Правда, теперь-то у Роджера остался один единственный малыш, и из их палатки теперь неслись стоны хоть и болезненные, но исполненные наслаждения.

Но сейчас не хотелось думать о Роджере. Рядом спокойно спал Ральф, сквозь сон обнимающий его тяжёлой рукой. И сейчас не надо было спорить с ним, ругаться, сносить его укоризненные взгляды. Конечно, он проснётся уже совсем скоро, отдёрнет случайно приютившуюся на груди Джека руку, ничего не скажет — побежит помогать малышам. Наступит новый день, и Ральф будет как обычно мерить Джека презрительным и укоряющим взглядом, а Джек будет беситься от этого и молчать. Но сейчас Ральф выглядит тихим, спокойным, по-детски мирным — совсем как тогда, много лет назад, когда ему было двенадцать, и он ещё не знал, чем обернётся их увеселительный пикник, затянувшийся на столько лет.