Из боя в бой - Страница 5

Анка участвовала во всех этих скорбных и тревожных оперативных действиях. Но у нее было личное задание от Лаврентия Берии: покушение на Гитлера.

Встречаясь с Лаврентием Павловичем, она обсуждала с ним все возможные варианты по реализации задания. И что интересно, трагично и достойно восхищения – способов покушения рассматривалось много. И все они были направлены на то, чтобы задание было выполнено. И ни разу не рассматривался способ устранения главного фашиста, при котором исполнитель получал бы хоть малейший шанс остаться в живых. Ни Лаврентий (да Бог с ним!), ни сама Анна не думали об этом. Тем и была обеспечена Победа.

Москва выстояла. Анну включили в состав ОМСБОНа, где в порядке общей подготовки она прошла еще и курсы медсестер…

Улыбнувшись, Михайлов одним движением резинки стер генеральскую галочку.

Старшина Савельев – участник финской войны. С гордостью носил значок «Отличник РККА» и успешно скрывал от проверяющих медиков скрюченные навсегда два пальца на левой руке, отмороженные в солнечной Суоми.

Его ценили за опыт в зимних боях, прислушивались к его советам. Пожилой был, но прыткий и вздорный. Спорщик. Прозвали сперва Ветераном. Все время схватывался по поводу отпускаемого «чмошниками» снаряжения, доказывал свое.

– Лыжи – главное дело, не хуже оружия. Чего ты жесткие крепления подсовываешь?

– Какие есть, – хмуро отвечал старшина.

– Какие есть! Для жестких креплений ботинки нужны, а мы что, на валенки их цеплять станем? У тебя голова садовая!

Старшина морщился, словно вокруг его круглой садовой головы с красными щеками вилась и жужжала надоедная муха.

– Бери полужесткие.

– Придется, – нехотя соглашался Савельев. – Хотя тоже не сахар. И даже не мед.

– Эти-то чем тебе плохи?

– Ремешки на морозе задубеют, переламываться станут. А пряжки стальные льдом обрастут – ни застегнуть, ни расстегнуть.

– Да тебе-то что? – злорадно отвечал старшина. – Тебя все равно не возьмут.

– Это тебя не возьмут!

Немного забегая вперед, скажем, что в походе Савельев соорудил себе крепления для лыж не жесткие, не полужесткие, а мягкие. Очень простые и надежные, деревенские такие – поперечный ремешок и резинка из противогаза, охватывающая задник валенка. Надеваются лыжи мгновенно, снимаются еще быстрее. Одна проблема – резинка требует периодической смазки касторкой, чтобы не загубил ее мороз.

Многие бойцы оценили приспособление, последовали примеру. Противогазов, правда, не хватало. В первые же дни их почти все повыбрасывали, освободив противогазные сумки для более нужных вещей – для патронов, круглых гранат «фенек», да и для сухарей и махорки.

Радистка Анка, по совместительности должностей еще и медсестра, в один из дней даже встревожилась и доложила командиру:

– За касторкой бегают ребята. Не пойму, на эпидемию не похоже.

– Ветеран их подучил, – успокоил ее Михайлов.

Воевал Савельев и с инструктором по лыжному ходу. Все доказывал свое: как ходить по глубокому снегу, как изворачиваться в зимнем лесу среди бурелома, коряг, кустарника.

– Чего ты учишь? – доказывал. – Мы так в первый день без лыж останемся. Да и это не лыжи – дрова.

– Ты к финским привык, – терпеливо отмахивался инструктор.

– Михалыч, – одергивал Ветерана командир группы, – не спорь, тебе опытный спортсмен объясняет.

– От то и дело: он спортсмен, а я целину бороздил, в снегу по пояс да без палок.

Вмешивался и в другое. Уже накануне выхода в рейд зашел к командиру, сдернул шапку, осанисто уселся.

– Вот что я, товарищ старший лейтенант, сегодня ночью подумал.

– Ночью спать надо, а думать днем.

– Днем некогда, – переложил шапку с колена на колено. – Сейчас личное оружие получать станем. Заглянул я на склад – одних «папаш» нам приготовили. – Так он называл автомат «ППШ». – Неладно это будет.

– Это почему? Хороший автомат, надежный. И магазин емкий.

– Кто спорит? Токо он где хорош? В окопе хорош, в атаке. А для леса громоздок, тут машинка покороче нужна. И магазин… пока семьдесят патронов в него набьешь, руки отморозишь.

– Так в чем дело-то? – командир уже ерзал нетерпеливо: вот-вот выступать, дел еще невпроворот.

– Не подгоняй, дослушай. Идем – все добро на себе. Продовольствие, мины, гранаты, рация и все другое-прочее. А боезапас? Что, тоже на все время запасемся? Да тут одних патронов вагон нужен.

– К чему это все, Михалыч?

– Трофейное оружие надо брать. Во-первых, ихний «шмайссер» короткий, прикладистый, магазин расчетливый. Мы в ту войну похожие финские автоматы подбирали… Другое дело – патроны. Уж что ж мы в тылу у немца его же боезапасом не обеспечимся?

Командир задумался. А Ветеран добавил:

– У всех личный «ТТ», так? А мне один оружейник сказывал, что немецкий автоматный патрон к нему нормально подходит. Вот тебе еще экономия по весу.

– Ну, это еще проверить надо. Все у тебя?

– Кабы так. Как оружие получим – враз на полигон. Пристрелять каждому свое надо, обвыкнуться с ним.

– Ну, это и без тебя известно, – командир встал. – Я уже распорядился.

Вскочил и Ветеран, шапку нахлобучил.

– Скажи санинструктору, чтобы вместо всяких мазей для обморожения гусиным жиром запаслась. Верное средство.

«Шмайссеры» в арсенале нашлись, в нужном количестве, правда, почти все первой модели – без переводчика на одиночный огонь. Но Ветеран сказал, что это не беда. «Пущай привыкают расчетливо стрелять, короткими очередями. От длинной очереди толку мало».

Боец Бабкин был добрый человек, балагур. Запасливый, но не жадный. Всегда у него найдется в вещмешке и фляга, в которой не вода заманчиво булькает, и лишняя пачка махорки, да не абы какой, а настоящей «Моршанской», и линованная бумажка для письма, и запасная горсточка патронов, и заботливо непотраченный обмылочек.

В казарме только и слышится:

– Ребята, у кого кремешком для зажигалки разживусь?

– Бабкина спроси. У него этих камешков на полную роту хватит.

– Хлопцы, белой ниточки на подворотничок не хватило!

– У Бабкина в загашнике две катушки сороковки.

И Бабкин не жалеет своего запаса, щедро делится, не оговаривая просителя. Но и ему от товарищей отказа ни в чем нет. Доброй душе все души добротой отзываются. С таким Бабкиным хорошо и в строю, и на походе, и на привале; спокойно и уверенно рядом с ним и в бою.

Дружен Бабкин со всеми. Но особо выделяет красноармейца Петрова, бывшего студента филфака. Институт его отправили в эвакуацию, кажется, в Куйбышев, но студент Петров пошел сперва в ополчение, а потом каким-то чудом оказался в отряде «Суровый». Бабкин уважает Студента за великие знания, еще не догадываясь, что командир сумел рассмотреть в этом позавчерашнем школьнике будущего вдумчивого, расчетливого, хладнокровного бойца.

Но еще больше уважал Бабкин снайпера Васю Коркина по прозвищу Пионэр. Вообще говоря, в отряде повелось давать прозвища, дружелюбно и метко. Впрочем, это любому коллективу свойственно.

Ветеран, Испанка, Студент… Только у Бабкина прозвища не было – вполне фамилия за кличку сходила: Бабкин внук, к примеру.

– Оперативные псевдонимы, – улыбнулся, узнав об этом, Михайлов и подумал: «Интересно, а как они меня прозвали? Батей, скорее всего. Что ж, не самый вредный вариант».

А вот Пионэр…

На одном из первых собеседований кадровик для порядка спросил Васю Коркина:

– Комсомолец, конечно?

– Не успел, товарищ капитан. Пионэр еще.

Так и сказал: «пионэр». Откуда в отряде это стало известно – тайный мрак, но уже на занятиях и тренировках Васю вовсю звали Пионэром. Он в самом деле выглядел пацаном – худенький, живой, росточком не вышел. Однако Савельев, приглядываясь к Пионэру, не раз говаривал: «Этот покрепше иных и прочих себя покажет. Такие худосочные самые крепкие по жизни, стойкие и устойчивые».

(Так и оказалось. Большие трудности Пионэр переносил с искренней мальчишеской улыбкой, помощи никогда не просил, а сам в любую минуту готов был помочь. Искренне, с полной отдачей своих сил.)