Из Америки – с любовью - Страница 26
Стоп. Мне отчетливо вспомнилась апокрифическая армейская байка про сборку пистолета – когда командиру, обожавшему собственнолично ухаживать за своим «орлом», озверевший денщик подложил лишний винтик. Командира потом долго отпаивали нервными каплями, и больше он уже никем и никогда не командовал. Так, может, и я пытаюсь собрать пистолет с лишним винтиком?
А если профессора убили не потому, что исследования его связаны с ядерной силой?
Анджей мою мысль встретил в штыки. Я отчасти понимал его – по младости лет ему мерещились шпионские страсти в полный рост, перестрелки, погони на авто по скользкой дороге… Но картина обретала смысл при совсем другом раскладе.
Первым исчез Норман. Исчез с концами – или мертв, или выкраден мастерами своего дела. Потом, через полгода, профессору Лю поступает заказ на очень интересные и сугубо теоретические изыскания. А еще через полгода убивают фон Садовица, известного упрямством и самоуверенностью. И как же я не разглядел сразу?
Если Норман похищен, то все дальнейшее понятно только в одном случае – если он уже знает – открыл ли, в архиве ли откопал – нечто, имеющее непосредственное применение. Китайца заняли сугубо бессмысленными изысканиями, уплатив вперед, чтобы не вздумал бросить работу. Русского, думаю, попытались перекупить, но не учли склочного характера и верноподданнического пыла, пришлось пристрелить. А англичанин занимается своим делом в… американской? южноафриканской? чем черт не шутит – бразильской лаборатории? Или это союзнички наши пошаливают? С Францией глаз да глаз нужен, им бы волю дать – живо Наполеона вспомнят.
Только вот – что? Я зевнул и позволил векам опуститься.
– Спать, – скомандовал я. – Завтрашний день мы проведем в университатум ригензис.
Рига, 21 сентября 1979 года, пятница.
Анджей Заброцкий
Я осторожно выглянул из ориентовского вестибюля на свежий рижский воздух и тут же зажмурился. Лучи вновь взошедшего солнца били в лицо. Прямо как в песне – «словно бритва рассвет резанул по глазам». А если учесть, что три часа дремы на гостиничной кушетке были довольно слабой компенсацией за бессонную ночь… Я осторожно приоткрыл один глаз и пришел к выводу, что жить на солнце все-таки можно. В конце концов, зрелище затянутого тучами неба за четыре месяца моего рижского бытия уже успело осточертеть мне на всю оставшуюся жизнь.
«Патрульчик» стоял там же, где я его вчера оставил, – на подъездной. Отогнать его ориентовцы так и не удосужились. Или просто надобности не было – не «Империал» все-таки, по ночам на лимузинах никто не разъезжает.
Щербаков спустился из номера, как и обещал, через две минуты. Увидев его заспанное лицо, я на всякий случай взглянул украдкой в зеркальце заднего вида, якобы проверяя на невидимые пылинки – неужели я еще страшнее выгляжу? Он-то ведь брился. Оказалось, не страшнее. Все же в двадцать пять такие вещи проходят легче, чем в тридцать-сколько-там-ему.
– Что, до университета далеко? – спросил Щербаков, усаживаясь в машину.
– Да нет. Минут пять ходьбы, если быстрым шагом, только не хочется машину оставлять. Мало ли, вдруг куда ехать придется. А… вы не позволите заправиться за казенный счет?
Ляпнув последнюю фразу, я прикусил язык, но было уже поздно.
– Разве управление вас газолином не снабжает? – удивился агент.
– Снабжает, – признался я. – В пределах лимита. Однако я этот лимит, извините, весь выездил еще до вашего появления.
– Кстати, Андрей, а откуда у вас своя машина? – вроде бы мимоходом поинтересовался Щербаков. – Если не секрет, конечно?
– Никакого секрета. Подарок к выпуску. Родители оплатили первый взнос, а брат взял на себя остальные выплаты. С учетом скидки для сотрудников полиции получилось, в общем-то, не так уж и много.
– А брат намного старше вас?
– На семь лет, – ответил я и, не удержавшись, добавил: – Вам его фамилия могла попасться в списках награжденных за Аляску.
– Постойте-ка… – Щербаков на секунду задумался. – Фамилия та же, что и у вас, – Заброцкий? Ян Войцехович. Летчик. Орден Станислава с мечами.
– Именно, – подтвердил я. – Тот самый орден – «На, и отвяжись!»
На самом деле я вовсе не ожидал, что Щербаков знает фамилию и заслуги Януся. Просто дернуло похвастаться.
– Надо же, какая маленькая страна Россия, – задумчиво протянул Щербаков. – Ну, когда увидитесь, передайте ему привет от капитана, который его из сугробов вытаскивал.
О-па! Действительно, тесен мир. Хотя о сугробах Ян никогда не рассказывал. А вслед за этой мыслью пришла другая – привет от капитана. А полагалось бы – от штабс-капитана. Девятый ранг. Как сейчас – титулярный советник. С каких это пор из армии увольняют с понижением в чине?
Вот и еще одна загадка.
Я завернул на боковую улочку и ловко пристроил машину к бордюру.
– Приехали, – объявил я с напускной бодростью в голосе. – А вот и ваш, как вы говорите, «университатум».
Рига, 21 сентября 1979 года, пятница.
Сергей Щербаков
Университатум ригензис, а по-русски – Лифляндский университет – за сотню лет своего существования не раз перемещался из дома в дом. Нынешнее пристанище на левом берегу Двины он обрел лет десять назад, как хвастливо объявляла табличка у парадного, и еще не свыкся с ним полностью. Новые стены стесняли его, как человека – неразношенная шинель.
Расчет мой оказался верен. Лучшей библиотеки по естественным наукам я бы не нашел во всем городе. Разве что в Питер ехать, но это полдня туда, полдня обратно… За сутки едва обернулись бы, и то если поиски не займут много времени.
Надзиравший за библиотекой старый латыш с первого же взгляда показался мне редкостным стервецом. К сожалению, я не ошибся.
– Нишэм не могу помочь, – заявил этот ходячий скрюченный сучок, даже не взглянув на Андреево удостоверение сотрудника полиции, хотя тот нарочно вытащил именно удостоверение, а не бляху, которая есть у любого городового. – Польшование пиплиотекой расрешается только стутентам и препотафателям. Опращайтес в ректорат.
– Может, вы попробуете его убедить, Сергей? – взмолился Заброцкий. В глазах его явственно читалось: «Выдай ты старому пню по первое число!»
Очевидно было, что пришло время решительных мер. Я вытащил из бумажника корочку удостоверения со сверкающим позолотой гербовым орлом, распахнул его, поднес прямо к увенчанному очками носу библиотекаря и, подержав так секунду, молниеносно спрятал.
– Я бы попросил вас, – заявил я голосом, в котором слышался лязг защелкиваемых наручников… или мне так казалось? – не чинить препятствий проводимому нами расследованию.
– Та, та, – залепетал старец, отступая. – Я только хотел… инструкция…
– Инструкции надо соблюдать, – наставительно сообщил я, направляясь к каталогам.
Заброцкий за моей спиной сдавленно фыркнул.
Все же из меня не выйдет хорошего агента. Дурная слава Третьего управления создается и поддерживается во многом намеренно. Так же, как терроргруппы сознательно раскатывают на машинах с броской фирменной раскраской. Страх парализует будущую жертву. А я мямлю, чтобы зря людей не обижать.
Однако удостоверение сотрудника тайной полиции открыло перед нами двери и обеспечило неохотное подчинение старого латыша, злобно бубнившего что-то себе под нос на своем неудобопонятном языке. По здравом размышлении, я решил считать бормотание защитным рефлексом, выработанным многими годами общения с наглыми студентами.
– Так что мы все-таки ищем? – поинтересовался Анджей, когда библиотекарь вывалил перед нами на жалобно скрипнувший столик гору пыльных томов и удалился, шаркая языком.
– Отыщи то – не знаю что, – ответил я, осторожно поднимая обтянутую кожей крышку. – Рцы… он, покой, рцы, черт, тут же половина книг по-немецки… Ищем мы области применения и химические свойства рутения. Как у вас с химией?
– Только судебной, – мрачно отозвался Анджей. – Вот эту горку можно сразу отложить. Это справочник Бейльштейна. Аналитическая химия.