Из Америки – с любовью - Страница 17

– Хорошо, – отозвался Заброцкий без энтузиазма. Похоже было, что романтика сыскной работы для него бледнеет прямо на глазах. Грезы развеиваются вместе с розовым туманом, и остается одна всемогущая бюрократия. Нас с ним ведь не случайно числят гражданскими чиновниками. Чем раньше парень поймет, что сыск – будь то уголовный или политический – дело скучное, неблагодарное и чреватое шишками от начальства, тем лучше. Хотя если он так сообразителен, как мне кажется, то уже это понял.

В гостиницу мы ехали в почти полном молчании; распрощались у парадного, и Заброцкий укатил на своем пижонском авто, происхождение которого я так за весь день и не выяснил. Я поднялся в номер, смыл с лица набравшиеся за день морщины, перекусил наскоро в буфете при ресторане, потом вернулся к себе и лег. За окнами стояла темнота, похожая на кисель из чернил. Кто-то в Верманском парке пустил шутиху, та взлетела, вспыхнула ярко и разлетелась стайкой прихотливых огоньков. Я решил считать это добрым предзнаменованием. Значит, мы на верном пути.

Когда я проснулся, первой моей мыслью было: «Какого черта я еще сплю?!» Я чуть было не выпрыгнул из постели по старой казарменной привычке (босыми ногами на холодный пол, быстро, быстро, «полчаса на личную гиену», как говаривал бывший не в ладах с русским языком ротный Хайфулин, по рукам в роте ходила картинка – Хайфулин совершает намаз, а рядом сидит гиена и гложет бантик). Потом в памяти всплыло, что я уже давно не в армии и защищаю Отечество несколько иными способами, что вставать мне, собственно говоря, не надо – пока еще придет ответ из солнечной Италии, но если я и дальше буду валяться на перинах, то заработаю искривление позвоночника. Я вздохнул и откинул одеяло.

Если бы не служба в незабвенном Северном полку, тут бы мне и пришел конец. А так я лишь задохнулся. В номере было не просто холодно, а прямо-таки морозно. Я на пробу выдохнул – передо мной повисло облачко пара.

– С-сволочи, – пробормотал я, с непристойной поспешностью переоблачаясь в нечто более теплое, чем пижама, и раздумывая, устраивать ли мне скандал по поводу выключенного отопления. Пришел к выводу, что поскандалю, если простужусь, а так не стоит. В конце концов, размяк я на партикулярной службе.

– Размяк, – повторил я задумчиво. Потом скинул рубашку, брюки и рухнул на паркет.

Горничная зашла, когда я заканчивал первую сотню отжиманий, и, пискнув испуганно, застыла в дверях – очевидно, постояльцы «Ориента» обычно не занимаются разминкой в полуголом виде. Думаю, они вообще не занимаются разминкой. Почему-то принято считать, что женщин привлекают крепкие мускулы, широкие плечи и фигура, подобающая Геркулесу. На собственном опыте знаю: на самом деле противоположный пол предпочитает не тугие мышцы, а тугой кошелек, даже если он сопровождается тугим, как большой барабан, брюхом. А раз так – к чему и стараться?

Я пошипел сквозь зубы. В открытую дверь дуло из коридора, а там было еще холоднее.

– Милочка, не зайдете ли внутрь, пока вы меня окончательно не заморозили? – осведомился я, стараясь не сбиться со счета и не потерять дыхания.

Горничная торопливо шмыгнула в номер и прикрыла дверь за собой.

– Простите, – пролепетала она.

– Приберите тут, пожалуйста, – попросил я.

Пока краснеющая девица перестилала кровать, я продолжал проверять свою физическую форму. Возникло было желание пофорсить и поотжиматься на мизинцах, но я решил не рисковать. Во-первых, пальцы у меня все же не те, что были шесть лет назад. Во-вторых, я не хотел привлекать ненужного внимания. И так уже, держу пари, портье будет на меня косо поглядывать, а горничные – хихикать в кулачок.

В общем, разминка отняла у меня почти час, и по завершении ее я с удовольствием отметил, что далеко не так расслабился, как мне казалось. Во всяком случае, обратно в Северный меня бы взяли без раздумий… Если бы решал это ротный Хайфулин. А жалко, правда, что не ротные ведают подбором кадров!

Горничная к этому времени давно ушла. Последние минут пять мы играли в кто кого доведет: я ждал, когда же она уберется, чтобы пойти в душ, а она ждала, что я встану и начну строить куры. Беру свои слова назад – не все женщины охотятся за тугими кошельками или золотыми погонами. Некоторым нужны и крепкие мышцы. Но, клянусь всеми святыми, не знаю, какая порода хуже.

Душ привел мое настроение в норму – люблю воду. Поворачиваясь под острыми струйками, я размышлял о том, чем бы занять полдня. Вывод напрашивался один – время следует убивать сосредоточенно и с толком. Для начала поесть. А потом… пройтись, допустим, по городу. Не всякий раз на задании выпадает такой случай. Порой так бывает, что приедешь на место, исполнишь, за чем послали, и тут же назад, не успев даже понять, куда, собственно, приезжал.

Завтракал я в ориентовском ресторане. Кухня была, на мой невзыскательный вкус, выше всех похвал – по-немецки основательная, солидная. Когда я встал из-за стола, в желудке ощущалась приятная тяжесть.

Выйдя на улицу, я немедленно пожалел о своем решении отправиться на прогулку, но было уже поздно – я сдал ключ портье (как я и предвидел, одарившему меня в ответ косым взглядом). Дул ледяной ветер, в воздухе носилась какая-то скользкая дрянь – не дождь, не снег, а так, по-деревенски говоря, «мокрешни». Под ногами расплывались грязные лужи. По счастью, здешняя земля – сплошной песок, не то что московская ржавая глина, и просыхает быстро. Если эти… осадки… хоть ненадолго уймутся. Впрочем, если погода тут сродни питерской, ненастье прекратится еще не скоро.

К тому времени, когда я обошел собор кругом (за ним раскинулся удивительно безвкусный парк), шляться по улице мне расхотелось окончательно, но и возвращаться в гостиницу не хотелось. Что мне делать в пустом номере? Перечитывать служебные инструкции? Бесплодно ломать голову над загадочным убийством профессора фон Задница? Совращать горничных, в самом деле?

Поразмыслив, я пришел к выводу, который показался мне тогда логичным, – следует отыскать книжную лавку и купить что-нибудь легкое, развлекательное и достаточно объемистое, чтобы занять меня на день-другой, И я отправился на поиски.

Скоро выяснилось, что решить легче, чем выполнить. Я обошел Старый город по периметру, вдоль берегов канала в парке, и не нашел ни единой вывески «Книги», «Buche», «Knyzke» или как оно там еще будет на идише или латышском. Спрашивать постового на перекрестке проспекта Трех императоров и эспланады было как-то неловко, да и вряд ли он подскажет что-то вразумительное. Пришлось двинуться в глубь Старой Риги.

Через четверть часа блужданий я понял, что запутался. Ориентироваться в узких улочках можно было разве что по компасу, а вот его-то я как раз и не захватил. Некоторые здания меня просто очаровали – например, высокий блекло-зеленый дом с башенкой, на которой гнул спину чугунный кот. Под карнизом, меж цокольных окон, сидел другой кот, живой и рыжий, и самозабвенно вылизывался, не обращая внимания на брызги из-под ног прохожих. Но вот найти дорогу в этом средневековом лабиринте… Пару раз я случайно выбредал на свободу – то на набережную, то опять на эспланаду, то еще куда-то, – но всякий раз решал попробовать еще раз и очертя голову нырял в путаницу переулков.

Лавку букиниста я обнаружил по чистой случайности, завернув в тупичок, мимо которого проходил уже дважды. Дверь отворилась с трудом, поскрипывая натруженными петлями. Внутри было сумрачно, и даже новенькие галогенные лампы не нарушали впечатления глубокой старины, исходящего от многоярусных полок. Снаружи лавочка казалась неказистой – дверь, замурзанное окошко сбоку да неприметная вывеска, но, зайдя, я понял, что узкий фасад вводил в заблуждение. Полки уходили в глубь дома и терялись вдали. Пахло книжной пылью.

– Guten morgen, mein Herr, – приветствовал меня солиднемолодой господин, владелец, приказчик и продавец в одном лице.