Иван Шуйский - Страница 17

С начала XVI в. (и совершенно ясно это стало в 1510‑е гг.) белорусские города стали сдаваться воеводам Ивана III, а затем и Василия III, с большой неохотой. Пример Полоцка, кстати говоря, подтверждает подобное утверждение. Именно в эти годы происходит массовая раздача великими князьями литовскими привилеев на Магдебургское право белорусским городам. В 1496 г. Магдебургию получил Гродно, в 1499 г. – Минск, в 1501 г. – Бельск-Подляский и т. д., в том числе ряд небольших городов и местечек, для которых, очевидно, получение Магдебургского права было однозначным благом. Нежелание терять Магдебургию, войдя в состав Московского государства, надо полагать, подпитывало стойкость их сопротивления.

В 1522 г. было заключено долгожданное перемирие.

Впрочем, мир на московско-литовском рубеже не был настоящим, его постоянно нарушали мелкие стычки, набеги, локальные приграничные усобицы. К полоцкой истории это имеет прямое отношение, поскольку полоцко-витебское порубежье было одним из самых «горячих» районов.

В 1522–1532 гг. литовские послы неоднократно жаловались Василию III на то, что некие его «казаки… воюют городы королевы…» – в том числе и Полоцк. На что они неизменно получали от имени великого князя ответ: мы указали «не вступаться», «мы… велели управу учинити»[129].

В 1528 г. русско-литовские отношения резко обострились, в Полоцке и Витебске с тревогой готовились к новому вторжению наших войск, но тогда до новой войны не дошло[130].

В 1534 г. в Полоцке происходило судебное разбирательство, поводом к которому послужили разбои слуг боярина Охромея Орефьича в конце 1533 – начале 1534 гг. в порубежных псковских землях. Недовольство полочан было вызвано тем, что «…а ними (т. е. за разбойниками) погони приходят»[131].

На протяжении первой трети XVI в. весь северобелорусский регион был лишен какой бы то ни было политической стабильности и жил на положении военного времени. В ожидании очередной войны по приказу московского командования составлен был чертеж «Лукам Великим и псковским пригородком с литовским городом Полотцком»[132].

Отнюдь не всегда инициатором нового конфликта выступало Московское государство. После смерти в 1533 г. Василия III король Сигизмунд, не без основания рассчитывая на замешательство в московских верхах, на борьбу за власть при малолетнем наследнике Иване Васильевиче, будущем грозном царе Иване IV, решил силою «вернуть потерянное».

Война 1534–1537 гг. в польской исторической литературе оценивается как акция, результаты которой оказались ничтожны, несоразмерны огромным приложенным усилиям. Московское государство понесло незначительный территориальный урон, но приобрело на литовской границе мощный форпост – Себеж[133]. За последнюю попытку Ягеллонов восстановить положение времен Казимира IV расплатились прежде всего белорусские земли. В 1534–1535 гг. московские воеводы несколько раз проходили их во всех направлениях фактически безнаказанно.

В ноябре 1534 г. начался первый поход: из Можайска с полками пошли князья М.В. Горбатый Кислый и Ив. Ф. Овчина, а из Новгорода выступил князь Б.Ив. Горбатый. Однако осенью 1534 г. литовский рубеж переступили лишь небольшие силы наместников Пскова и Великих Лук – Дм. Воронцова и князя Ив. Палецкого. Они воевали под Полоцком и Витебском, «… плениша землю литовскую на 300 верст, приидоша вси Богом сохранены».

Основные русские армии вышли из Опочки и Смоленска в начале февраля 1535 г. и двинулись друг к другу навстречу. Армия М.В. Горбатого шла по маршруту Дубровна – Орша – Бобыничи – Боровичи, т. е. в том числе и по южным волостям Полотчины. В Мстиславле московским воеводам удалось взять «острог». Рать Б.И. Горбатого, вероятно, разделившись, воевала на огромной территории от Бряслава до Витебска и от Полоцка до Сенно. Оба войска соединились либо в Молодечно, либо где-то под Молодечно, в «королевском селе Голубичах». Московские отряды грозили Вильно с расстояния всего в 15 верст, король же Сигизмунд «бе тогда в Вильне и не успе ничтоже». На обратном пути воеводы шли через Бряслав и Друю, в общем направлении на Себеж и Опочку, т. е. задевая северные волости Полотчины. Окрестности города подверглись пожарам и разорению. Отряд князя Ивана Шуйского[134] напал на Витебск, отделившись от основных сил. Все московские рати беспрепятственно вышли в пределы Московского государства в конце февраля – начале марта 1535 г. Причем разорение, которое творили воеводы, было выборочным, «политичным»: «многих поимали в плен, а иных многих по своей вере православной милость оказали и отпущали; а церкви Божия велели честно держати всему своему воинству, а не вредити ничем, не вынести чего из церкви».

В начале 1535 г. на линии Витебск – Полоцк поставлен был небольшой корпус для наблюдения за московскими войсками и защиты этого рубежа. В него вошли силы полоцкого и витебского воеводств, князя Ю.C. Слуцкого и жемойтские хоругви. Корпус возглавил князь Ю.C. Слуцкий, при нем же были воеводы Полоцка и Витебска Ян Глебович и Матвей Янович. Но в июне 1535 г. В.В. Шуйский ударил из Можайска на Могилев и произвел большие разорения. В феврале 1536 г. киевский воевода А. Немирович и полоцкий воевода Ян Глебович ходили под Себеж, однако оборонявший Себеж Иван Засекин сумел отбиться[135].

Не требуется богатого воображения, чтобы представить себе, в каком состоянии находились к концу войны северобелорусские земли. Особенно если учесть наличие в московских войсках приданных отрядов служилых татар и наряда… Территории Московского государства в районах боевых действий подверглись не меньшим разорениям. 1537 год на четверть века закрыл эпоху непрестанных войн Москвы и Литвы.

За три с половиной десятилетия с начала века Полоцк превратился из мирного города-торговца в опорный пункт номер один северо-восточных рубежей Великого княжества Литовского и одну из главных мишеней походов московских войск. Полотчине был нанесен страшный ущерб. И передышка, которая выпала на долю этой многострадальной земли в конце 1530‑х – начале 1560‑х гг., дала возможность восстановить силы перед новыми, еще более жестокими потрясениями Ливонской войны.

С середины 1530‑х гг. более четверти века мир царил на Полоцкой земле. Московское государство и Великое княжество Литовское, в достаточной мере испытав силы друг друга в предшествующие пятьдесят лет, долгое время избегали серьезных конфликтов. Внешнеполитические приоритеты Москвы переместились на восток: основные силы брошены были на борьбу с Казанью, Астраханью и Крымом. С 1558 г. московский государь был занят войной в Ливонии.

Но так не могло продолжаться бесконечно. Две огромных державы должны были вновь схлестнуться – рано или поздно. Московские государи считали «Литовскую Русь» своим владением, вотчиной Рюрикова рода, временно утраченной предками. Они желали ее вернуть – всю, со всеми городами и областями, расположенными на территории прежней Киевской Руси. Общее вероисповедание связывало Россию и «литовскую Русь». Давно знакомое давление католицизма и новая угроза протестантского наступления заставляли подданных великого князя литовского обращать взоры к Москве. В то же время Вильно и Варшава всё больше и больше сближались. Интересы русского православного населения все больше и больше оказывались чужими, ненужными, да и просто опасными для монархов Польско-Литовского государства. Земли, отвоеванные Россией на западе, представлялись виленским политикам такой же «временно потерянной территорией», какую в Москве видели в русских областях, еще остававшихся под властью Вильно. Проще говоря, Москва считала, что давно пора забрать у Литвы Полоцк – как плод, созревший и перезревший, а потому просящийся в руки; в Вильно же недоумевали: почему это московский государь до сих пор удерживает Смоленск, Вязьму, Новгород Северский – какая несправедливость!