Иван Грозный против «Пятой колонны». Иуды Русского царства - Страница 8

Но стоит особо подчеркнуть немаловажный факт. Боярская оппозиция по-прежнему была связана с Западом! Ни один русский источник не сообщал, что Елена отравлена. Иван Грозный впоследствии так и не узнал об этом. В своих разборках с боярами он никогда не выдвигал обвинений в убийстве матери. Однако за границей о ее убийстве знали! Мало того, одобряли! В прошлой главе мы рассказывали про барона Герберштейна, дипломата и шпиона, добывавшего у бояр географические секреты и политические сплетни. В своих записках он указал, что Елена была отравлена, и назвал злодеяние «справедливой местью». Отметим, что в России он побывал в 1517 и 1525 гг. В 1538 г., когда совершился переворот, Герберштейн жил далеко от нашей страны, в Вене. Значит, каким-то образом получал информацию из боярских кругов. А заговорщики почему-то считали нужным делиться с чужеземцами столь страшными тайнами. Только ли делиться? Или их действия регулировались из-за рубежа?

Шуйские происходили из суздальских князей, Рюриковичей. Причем они были из старшей ветви, а московские государи из младшей. Так сложилось исторически, и традиция уже прочно закрепила престол великого князя за потомками Калиты и св. Дмитрия Донского. Кстати, старшая ветвь Шуйских вела свой род от давнего предателя Василия Кирдяпы. В 1382 г. он был одним из тех, кто навел хана Тохтамыша на Москву, помог уговорить защитников открыть ворота, в результате чего было вырезано 24 тыс. человек. Кирдяпе пришлось поплатиться за это. Сын Дмитрия Донского Василий отобрал у него и его родных их княжество – Суздаль, Нижний Новгород, Городец, а на «прокормление» дал городок Шую.

Князья, превратившиеся в Шуйских, обозлились, сбежали в Орду, налетали на Русь с татарами. Поучаствовали в заговоре и перевороте Шемяки, командовали войсками мятежного Новгорода в его конфликтах с государем. Потом Шуйские вроде бы угомонились, вошли в состав московской знати, но никогда не забывали – они тоже имеют права на великое княжение! В 1538 г., отравив Елену, они наконец-то дорвались. Старший в их роду, Василий Васильевич Шуйский присвоил себе давно забытый титул наместника московского. Власть он приобрел такую, что в летописи его называли на первом месте: «Того же году был на Москве наместник князь Василей Шуйский, а князь великий тогда был мал».

Но амбиции Шуйского заносились еще выше. Совершив переворот, он сразу освободил из тюрем и ссылок участников прежних заговоров: Ивана Бельского, Андрея Шуйского и др. Но после смерти мятежника Андрея Старицкого оставались под арестом его жена Евдокия и сын Владимир. Их Шуйский оставил под стражей. Лишний претендент на престол временщику не требовался, а палаты Старицких он захватил для себя. Он был уже в летах, овдовел. Но через три месяца после захвата власти женился на молоденькой Анастасии – дочери крещеного татарского царевича Петра. А матерью невесты была родная сестра Василия III! Боярин породнился с правящей династией, стал дядей малолетнего Ивана Васильевича.

Дальнейших шагов к престолу он пока не делал. Понимал, что может получить мощную конфронтацию со стороны других бояр, церкви, народа. Но ребенок до поры до времени ему не мешал. Наоборот, давал легитимное прикрытие власти. Вот его и не трогали, пусть числится великим князем, а дальше видно будет. Но с осиротевшим государем совершенно не считались. Впоследствии Иван Грозный вспоминал, что их с братом Юрием даже кормили плохо, «яко убожейшую чадь», а то и забывали дать поесть. Впрочем, победители не считались ни с кем. По собственному усмотрению раздавали назначения, ставили на все теплые места собственных клевретов.

Зато Шуйские пошли на серьезнейшие уступки внешним противникам. Собирать войска они опасались, как бы не повернули оружие против них. Вместо этого предпочли любой ценой мириться с Крымом и Казанью. Согласились на требования крымского хана Сахиб-Гирея заключить с ним «союз» – это значило крупные выплаты и обязательство русских «не воевать Казани». Но шайки крымских «союзников» как ни в чем не бывало продолжали нападать на южные районы. А казанцы узнали, что их не будут воевать, и вообще обнаглели. Прервали переговоры, начатые при Елене. Полезли на Русь, грабили окрестности Нижнего Новгорода, Мурома, Мещеры, Вятки, Перми, появились в районах, которые считались внутренними и безопасными, – возле Вологды, Устюга, Тотьмы, Кинешмы, Костромы.

Народ зароптал. Возмущались и многие бояре. Недовольных возглавил Иван Бельский. Он сам был изменником, только что вышел из тюрьмы. Но он приходился племянником покойному государю Василию III, двоюродным братом маленькому Ивану. Сейчас Шуйские откровенно обошли его, оттерли от власти. Бельский собирал вокруг себя недовольных. Его союзником стал митрополит Даниил, он постоянно имел доступ к великому князю. Бельский и митрополит попытались действовать через державного ребенка. Обращались к нему напрямую, без Шуйских, получали нужные им распоряжения, назначения для своих сторонников.

Но им не позволили перехватить Ивана Васильевича под свое влияние. Осенью 1538 г. Василий Шуйский одним махом раздавил оппозицию. Причем обошелся даже без формального согласия государя! Составил приговор от имени «наместника московского» и Боярской думы. Ивана Бельского отправили обратно в тюрьму, его помощника дьяка Мишурина обезглавили, их единомышленников сослали по деревням. А Даниила свергли с митрополии и отправили в Иосифо-Волоколамский монастырь. На его место возвели Троицкого игумена Иоасафа.

Правда, Василию Шуйскому не довелось насладиться плодами победы. В разгар расправ он скончался. Может быть, пожилого боярина отправили на тот свет вспышки собственного гнева и нервные перегрузки. Или жена оказалась слишком молодой для него. А может, свели счеты соперники. К вершине власти выдвинулся его брат, Иван Васильевич Шуйский. Он во многом отличался от Василия. Не был политиком, не вынашивал далеко идущих замыслов. Он проявил себя просто вором. Принялся грести из казны золото и серебро, якобы для жалованья войскам. А чтобы «отмыть» ценности, их переплавляли в чаши, кувшины, сосуды, на которых ставилось фамильное клеймо Шуйских – вроде как наследственное, от предков досталось.

Остальные Шуйские и их клевреты тоже распоясались. Под их начало раздавали наместничества, города, волости, и они ударились обогащаться без всякого стеснения. Придумывали дополнительные налоги в свой карман. Обирали богатых людей, обвиняя их в мнимых преступлениях. Слуги таких администраторов входили во вкус безнаказанности, хулиганили, задарма хватали на рынках и в лавках понравившиеся товары. Особенно «отличились» Андрей Михайлович Шуйский и Василий Репнин-Оболенский, наместники в Пскове – летопись сообщала, что они «свирепствовали, аки львы», выискивали поживу даже в храмах и монастырях, и жители окрестных мест боялись ехать в город.

Искать управу было негде. Временщики ввели в русские законы новшество по образцу Польши и Литвы. Так же как в этих странах постановления сената, решения Боярской думы стали иметь равную силу с указами государя. А решения Думы контролировали Шуйские. Теперь они могли обходиться совсем без ссылок на великого князя. Иван и его брат Юрий жили сами по себе, нужные только для торжественных церемоний. Воспоминания Грозного сохранили яркую сцену, как они с братом играют, а Шуйский по-хозяйски заходит в спальню, разваливается, облокотясь на царскую постель и взгромоздив сапог на стул. Ему ли, всесильному, было считаться с детишками, копошащимися на полу?

Но положение страны быстро ухудшалось. Подати разворовывались. Жалованья, переплавленного в «фамильные» драгоценности, воины не получали. Дворяне и «дети боярские» разъезжались со службы по поместьям, чтобы прокормиться. Строительство крепостей и засек по границам прекратилось. Вся система обороны, кропотливо создававшаяся Иваном III, Василием III и Еленой, поползла по швам. Литовцы, ливонцы, шведы вели себя все более дерзко. Поняли, что Русь ослабела, не стеснялись нарушать пункты мирных договоров. А крымцы и казанцы вообще разгулялись по русским землям.