Иван Бунин - Страница 9

Автор «Суходола» особенности русского быта объясняет истинно славянскими чертами души, «гибельно обособленной от души общечеловеческой». Кто знает, прав ли он? Тупость и бессердечие, их кошмарные проявления в другой деревне – французской – описал и Мопассан. Его крестьяне едва ли лучше бунинских, едва ли представляют собою большую человеческую утешительность. Может быть, дело не в истинно славянских чертах?

Во всяком случае, правильно или неправильно объясняет деревню Бунин – но уж, наверное, изображает он ее глубоко, безбоязненно и художественно. Народное слово он подслушал и воспроизвел мастерски (порою только оно слишком сконденсировано, и от «Хорошей жизни», например, слегка веет стилизацией). Он черпает из невозмущенных русских ключей. И когда читаешь его страницы, когда отдаешься на волю его словесных волн, чарам его языка, его русского языка, вспоминаешь бессмертные слова Тургенева: «…Нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу». Зачем дано Таганку долголетие, сто восемь лет жития, – мы не знаем, но как-то верится, что дано не зря, что есть в этом известный, нам не известный смысл. И еще больше верится, что если дан Таганку и его землякам русский язык вообще и если о них рассказано, в частности, на языке Бунина, то это неспроста, то в этом есть какие-то просветы спасения. Может быть, это – иллюзия, но кажется все-таки, что русское дело спасается русским словом, и, рассказывая русскую деревню, Бунин тем ее оправдывает. Прекрасное слово указывает на возможность прекрасного дела, у них – один корень, и «нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу»…