It's not about age (СИ) - Страница 6

Дверь открывает Гвендолин со словами: «Чего ты ждешь?». Я не стал ее беспокоить агрессией и просто последовал за ней, решив отдаться на растерзание давлению, которое окажет мне эта квартирка. Да, всего лишь квартирка, хотя масштабно ее невозможно причислить к ряду квартирок, ибо ее размеры весьма внушительны. Стены впитали в себя невероятное количество ситуаций, что сейчас я не могу не вспомнить некоторые из них. Например, мою первую драку с отцом, не свойственную истинному эрудиту. Или первый поцелуй, произошедший в моей спальне. Да что я перечисляю вам? Лишь детский лепет. Ведь самое изящное происшествие, ― первый визит Гвендолин в мою заставленную учебниками, берлогу. Ее брат нес ее плоть на руках, крепко прижав к своему телу, которому, признаюсь, я завидовал на тот момент. Мои желания и мечты тогда, отнюдь не были невозмутимы. Я имел смелость признаться себе, что эта малявка зацепила меня чем-то сверхъестественным, тем, что я не мог объяснить ни словами, ни на бумаге. Эти чувства были кислы, но в тоже время сладки. Впрочем, вкус этих чувств был таким же необычным, как и запах, доносящийся от впереди идущей меня Гвендолин. Пахнет болотом, лесом и грязью. Своеобразный вкус, иначе не отзовешься.

― Не желаешь принять душ? ― предлагаю я девочке, разуваясь.

― А можно? ― она снимает свою обувь, проходит в гостиную и сбрасывает с себя кофту, оголив хрупкие плечики, которые покрыты мурашками.

― Нужно, ― вскидываю брови. ― У меня нет детской одежды, но есть замечательная футболка, которая пришлась бы тебе до колен.

Гвен проходит по гостиной, осматриваясь. Медленными и осторожными шагами продвигается к кухне, а затем к спальне и ванной. Не доходя до рабочего кабинета, она останавливается и дотрагивается до обоев кончиками пальцев. Ее лицо серьезное, а брови в напряжении. Я прохожу к стоящему в центре дивану, и одаряю ее вопросительным взглядом. Я не смею нарушать ее размышления, поскольку мне безумно нравится наблюдать ее в таком состоянии. Возможно, вы сочтете меня дето-ненавистником, если я признаюсь откровенно, что нравится мне вовсе не ее задумчивые черты лица, а ее молчание. Тонна вопросов закончилась, это случилось. И только я воспрянул духом, как Гвендолин снова заговаривает.

― Мне кажется, или я уже была здесь ранее? ― оглядывается на меня.

Вот и наступила та торжественная, но в то же время грустная минута, когда доля правды доберется до ее разума. Я задумываюсь на некоторое время, чтобы обдумать и дать ей разумный ответ, а не детский лепет. Но, к моему сожалению, в голове моей лишь лепетание и множество глупых мыслей, озвучивать которые у меня нет никакого желания. И вовсе не потому, что передо мной стоит ребенок, а потому, что я не могу подобрать подходящих слов, чтобы она правильно меня поняла. Одна мысль о ее брате порой доводила меня до наплыва философских размышлений, обогащенных пессимизмом. И я позволял себе часами размышлять о Льюисе, о его гибели, о том, как несправедливо обошлась с ним жизнь. Но не все так уж плохо, господа. Передо мной стоит наивное дите, которое способно впитать в себя информацию любого характера. А я, в свою очередь, могу и вовсе избежать ответа на ее мысль. Конечно же, она была в моей квартире. И не раз, не два, а гораздо больше, чем вы можете себе это представить. Но все это было слишком давно, чтобы она сохранила эти воспоминания в своей коробочке. Возможно, с этим связана духовная часть ее сознания. Она не могла запомнить события из своего младенчества, но ощутить духовно свое пребывание на этом месте она могла запросто. В сторону философию.. У меня считанные секунды до того, как я дам ей ответ. Вопрос заключается в правдивости этого ответа. Но чего же я должен сторониться? Правды, которую скрыли от нее родители?

― Я дружил с твои братом, ― смело и твердо говорю я. ― Он был моим лучшим другом до гибели. Я не уверен, что ты и правда запомнила это место. Ты находилась здесь, когда тебе не было и двух лет.

― Ого! ― громко восклицает она. ― Расскажешь о нем? Мне известно совсем не многое: имя и только, ― она шустро подходит ко мне. ― Я прошу тебя, поделись своими воспоминаниями.

Эта девочка не представляет, что за воспоминания таятся в моей памяти: бледное и бедное покойное тело ее брата, сотни погубленных мною жизней, стопки научных книг и учебников, обнаженные тела изуродованных мною девушек и многое другое, куда более-ужасное и пугающее. Но, несмотря на весь мрак, сопровождающий мою жизнь, я не могу не отметить лучи в своей жизни. Например, гримасы Гвендолин, ее звонкий смех и просачивающуюся сквозь слезы улыбку. Она была словно моим ребенком, неотъемлемой частью меня. Невозможно не вспомнить мой первый день в школе; первую встречу с Льюисом; первую любовь и дьявольские ночи в заброшенных зданиях. Все это было весело, но, невзирая на положительность этих воспоминаний, я не готов делиться ими. Даже с Гвендолин.

— Ну пожалуйста, — просит она.

― Нет, ― отрезаю я. ― Клади свое шмотье в сушилку, принимай душ и ложись спать. У меня нет желания разговаривать, — с этими словами я отхожу от белоснежного дивана и направляюсь на кухню, где смогу спокойно перекусить.

Невозможно не вспомнить тихие вечера с ее братом. Мы часто были здесь, за стеклянным обеденным столом, ужинали то, что сами же и наготовили. Конечно, повара из нас были не ахти, но поджарить мясо нам удавалось на славу. А сейчас здесь все, как прежде: набор кружек, искусственные фрукты в вазочках и пустой, черный кувшин, напоминающий мне его последний номер. Кажется, десятый? Я перебил многие из них. То по случайности, то нарочно. Говорят, когда злишься, необходимо обязательно что-то разбить. Кувшин — идеальный предмет, а самое главное, экономичный. Стекляшки не разлетаются на столь мелкие кусочки.

Тем временем, боковым зрением мне удается заметить, как Гвендолин уходит в ванную и захлопывает за собой дверь из дорогого дерева. Помнится, отец заверял, что эта квартира обошлась им с матерью в несколько сотен тысяч долларов, не считая расходов на труд рабочих. И думаю, если бы мой отец присутствовал здесь и сейчас, то отреагировал бы на хлопок дверью не очень-то положительно. Мне попадало за малейшую царапину, а за более грубое деяние последовали бы более жестокие санкции.

Достав из тумбочки пакет пищи быстрого приготовления, я распаковываю его и ощущаю невероятно манящий запах, напоминающий свежий суп. Возможно, моя привереда откажется от такой еды, решив остаться голодной, но я, пожалуй, перекушу. В конце концов, я не ужинал и даже не обедал. Причиной тому ― дела, связанные с моей работой. Возможно, вы обремените себя мыслью, что я ненавижу свою работу. Тому есть справедливые доказательства: недосыпание, нехватка времени на нужды, нехватка времени на релаксацию. Но, несмотря на все недостатки моей деятельности, я люблю и ценю свою работу. Хотя бы потому, что я сам выбрал ее и сам добился этой должности. Многие люди предпочитают жаловаться на работу и обвинять ее в краже времени, но параллельно этим суждениям появляется вопрос: зачем вы работаете там, где ваши мысли плавятся от ненависти и злости? Нет выбора? Нужно зарабатывать на жизнь? Ерунда. Выбор есть всегда. Его нужно просто увидеть, а многие не могут даже открыть глаза, хотя продолжают гнить, мысленно проклиная то, чему они подвергаются ежедневно. Удивительный мир. Удивительные люди. Глупцы снаружи, мудрецы внутри. У каждого из нас есть мозги. Все мы умны и способны абсолютно на все, но что же тогда мешает всей массе реализовать себя в обществе так, как хотелось бы? Все очень просто. Люди сами ставят перед собой воображаемые ими же преграды, от которых позднее страдают. Что же за преграды ― черти? Одна из самых популярных ― финансовая неполноценность. «У меня нет денег, чтобы приобрести дорогую тачку»; «У меня нет денег, чтобы купить этот смокинг»; «У меня нет денег, чтобы порадовать свою девушку ювелирным украшением». «У меня нет денег» ― говорят они, неосознанно принимая этот факт. Убеждения заставляют нас подчиняться им, как бы мы негативно ни относились к их последствиям.