Италия. Враг поневоле - Страница 20
И вот Англия кидается спасать королевскую власть Бурбонов, с которыми она почти непрерывно воевала в течение трех веков.
Лондон в январе – марте 1793 г. создает против Франции так называемую первую коалицию, в которую вошли политики самой Англии, Сардинии, Нидерландов, Испании, герцогства Тосканского, Неаполитанского королевства, Священной Римской империи, германских княжеств и России.
Матушка Екатерина пользовалась любым поводом, дабы метать громы и молнии на голову проклятых «извергов якобинцев», но воевать принципиально не желала.
4 декабря 1791 г. Екатерина сказала своему секретарю Храповицкому: «Я ломаю себе голову, чтобы подвинуть венский и берлинский дворы в дела французские… ввести их в дела, чтобы самой иметь свободные руки. У меня много предприятий неоконченных, и надобно, чтобы эти дворы были заняты и мне не мешали».
В августе 1792 г. прусские и австрийские войска вторгаются на территорию Франции. Европа вступает в 23-летний период «революционных войн».
Тем временем матушка-государыня занимается польскими делами и готовится к войне с Турцией.
Пьемонтский (Сардинский) король Виктор-Амадей III начал войну с Францией как тесть графа д’Артуа – вождя роялистов. Кроме того, Виктор-Амадей надеялся отхватить кусок Франции.
Однако в пограничной с Францией области королевства Савойе население говорило на французском языке, ненавидело чужое ему правительство, власть дворянства и духовенства.
Скопление сардинской армии у границы и толпы французских эмигрантов, подстрекавших к войне, еще больше усиливали раздражение крестьянских и ремесленных масс. Сардинский король решил скоординировать свои действия с наступлением герцога Брауншвейгского. Но французский генерал Монтескью его предупредил. 25 сентября он перешел границу Савойи, и сардинская армия в количестве 12 тысяч человек бросилась в панике бежать, оставив всю Савойю в руках французов. Население приняло французов с неподдельной радостью.
Русский посол в Сардинии князь Белосельский-Белозерский описал эти события в Савойе в своих донесениях в Петербург. Он сообщил, что накануне французского наступления на Савойю найдена была у одной церкви следующая «пасквинада», рисующая настроение савойского народа: «Помолимся Богу, да избавит он нас от ига мерзких попов, проклятого дворянства и негодного нашего правительства». А когда в Савойю вступили французские войска, то она, по словам посла, «отдалась на своеволие неприятелей, которые суть двоякие: французские демагоги и самый савойский народ». Далее посол сообщал, что «французы, как стремительный поток, наводнили всю Савойю; в Шамбери расставили множество дерев вольности, с красною наверху шапкою, и заставили кричать граждан и мужиков, совершенно мысливших заодно с ними: да здравствует равенство! Потом они плясали вокруг этих шестов и пели карманьолу». «Сказывают, – как бы с удивлением добавляет русский князь, – что до сих пор они еще не делали никакого разорения и жестокости в Савойе».
Через три дня после сдачи Савойи сардинские войска также поспешно покинули графство Ниццу под натиском французской эскадры из пяти кораблей и шести фрегатов, направлявшейся на восток.
Патриотические чувства савойцев и преданность их революционной Франции были так велики, что две тысячи молодых савойцев вызвались добровольно служить в рядах национальной гвардии. Но Монтескью не использовал этого настроения и не уничтожил Пьемонтской армии, а дал ей уйти на север. Это вызвало возмущение Национального конвента, у которого генерал Монтескью был и так на подозрении. Когда же Монтескью подошел к Женеве и, не желая нарушать нейтралитет швейцарского кантона, согласился подписать с Женевой особый договор, Национальный конвент снял его с поста командующего и вызвал в Париж для объяснения.
15 февраля 1793 г. Конвент вручил командование Итальянской армии генералу Бирау. Он провел несколько боев с пьемонтцами с переменным успехом, а затем был отправлен в Вандею. Командование Итальянской армией принял генерал Брюю.
12 июня того же года Брюю перешел в наступление, но понес большие потери. В августе часть Итальянской армии пришлось отправить на подавление восстания роялистов в Тулоне.
Соответственно, французы перешли к обороне, а пьемонтцы безуспешно пытались наступать. Тем не менее Брюю был обвинен в измене и отправлен в Париж, где и попал под нож гильотины.
Очередным командующим Итальянской армией стал шестидесятилетний генерал Дюморбион. Он решил ввести войска на территорию Генуэзской республики. Формально Генуя соблюдала нейтралитет в войне. Однако у французов оказалось два повода для вторжения… Во-первых, две тысячи пьемонтских солдат прошли через территорию Генуи, где в порту Онелья (сейчас Империя) погрузились на английские суда и отправились в Тулон. Во-вторых, 5 октября 1793 г. английская эскадра взяла на абордаж французский фрегат «Ла-Модест», стоявший в генуэзском порту Онелья.
6 апреля 1794 г. пять французских бригад общей численностью 14 тыс. человек вторглись в генуэзские владения. Порт Онелья был взят бригадой генерала Буонапарте. Французские войска овладели всем главным хребтом приморских Альп.
После взятия Онелья французский контр-адмирал Трюге стал на якоре в Генуэзском порту, где и пробыл долгое время, и оттуда направил к Неаполю контр-адмирала Латцш-Тревиля с десятью кораблями. Командир порта вышел ему навстречу и предложил пропуск для шести кораблей, заявив, что король Фердинанд IV не может принять большего числа кораблей, не нарушив своего нейтралитета. Адмирал обошелся без разрешения, бросил якорь перед окнами дворца и отправил на берег гражданина Бельвилля, который в мундире национальной гвардии был представлен королю кавалером Актоном. Он передал письмо контр-адмирала, в котором содержались следующие требования: 1) король должен заявить о своем нейтралитете; 2) он должен дезавуировать ноту своего посланника в Константинополе, в которой предлагалось Порте не принимать господина Семонвилля в качестве французского посла.
Он добился всего, что требовал: неаполитанский двор счел для себя за большое счастье, что так дешево отделался от этого неприятного визита.
19 мая 1795 г. генерал Келлерман принял командование 28-тысячной Итальянской армией. По мнению Венского кабинета, эта армия угрожала Генуе, потеря которой дала бы ей возможность пройти в Миланскую область. Вена отправила на помощь пьемонтской армии 30 тысяч австрийцев под командованием генерала Девенса. Их должна была поддержать британская эскадра, крейсировавшая между портами Савона и Вадо.
23 июля 1795 г. Девенс перешел в наступление. После двух недель встречных боев Келлерман отступил.
В сентябре Директория вновь сменила командование Итальянской армии и послала туда генерала Шерера с двумя свежими дивизиями. После этого у французов стало 36 тысяч солдат, а у их противника – 45 тысяч.
В ноябре 1795 г. французы перешли в наступление и отбросили австрийские и сардинские части, взяв около 4 тысяч пленных. В декабре противники разошлись по зимним квартирам.
Итак, три года на границе Франции и Пьемонта шла локальная война с переменным успехом. В следующем, 1796 г. ситуация резко изменилась. Чтобы понять дальнейшее, попробуем оценить ситуацию в Италии на 1 января 1796 г. А в этом нам лучше всех поможет генерал Бонапарт:
«Сардинский король владел Савойей, графством Ницца, Пьемонтом и Монферратом. Савойя и графство Ницца были у него отняты в кампании 1792, 1793, 1794 и 1795 гг., и французская армия заняла главный хребет Альп. Пьемонт и Монферрат, лежащие между р. Тичино, пармскими владениями, Генуэзской республикой и Альпами, были населены 2 миллионами человек, так что число подданных сардинского короля достигало 3 миллионов, включая сюда 500 000 сардинцев, 400 000 савойцев и жителей Ниццского графства. В мирное время армия сардинского короля насчитывала 25 000 человек. Его доходы были равны 25 миллионам. Во время кампании 1796 г. его армия с помощью английских субсидий и при чрезвычайном напряжении всех сил достигла 60 000 человек. Это были национальные войска, закаленные в долгой войне. Крепости Брунетто, Суза, Фенестрелла, Бар, Тортона, Кераско, Алессандрия и Турин были в отличном состоянии, хорошо вооружены и полностью снабжены припасами. Эти крепости, расположенные у всех горных перевалов, позволяли считать данную границу неприступной.