Истребители - Страница 3

– Командиры и комиссары подразделений – к начальнику эшелона!

Получив короткое указание от майора Грицевца, возвращаемся. Командир эскадрильи Василий Васильевич на ходу зычно скомандовал:

– А ну, со всеми шмотками, выгружайсь! – и недовольно посмотрел на меня. – Видишь, комиссар, поезд пойдет дальше, а нас брать не собираются…

Чемоданы, новенькие портпледы, полученные в Москве, мелькали в окнах и дверях. Через пять минут два вагона опустели. Поезд пошел на восток. Люди стояли возле своих вещей в полном недоумении.

– Вот мы и сели на мель, – с сожалением сказал кто-то.

– А что это за станция? – поинтересовался другой.

– Станция «Заготовка медведя». Вот теперь будем в тайге охотиться да грибы собирать, – сострил Холин.

– Не вешать носа! – прикрикнул Василий Васильевич. – Здесь стоят бомбардировщики, а мы – истребители, и надеюсь, долго не задержимся!..

Довод Василия Васильевича подействовал.

Еще немного спустя подошли автомашины, и мы погрузились на них вместе с вещами.

– Жора, здорово проголодался? – спросил командир звена Красноюрченко летчика Солянкина, когда машины тронулись.

– Как волк, – отвечал Солянкин. – Я же сегодня почти не завтракал и не обедал. Почему поезд не остановился на той станции, где рассчитывали нас покормить? В тайгу-то можно было бы и не спешить…

– Не ворчи, старый дед, привыкай: не у себя в гарнизоне! Там чуть что – подавай заведующего…

– Тебе, Иван Иванович, хорошо, – защищался Солянкин, – ты купил в обед десяток яиц да один их в свою утробу и упрятал…

Двигались по разбитой дороге. Грузовики кидало из стороны в сторону и подбрасывало вверх, как катера при сильном шторме. Люди удерживались на ногах, хватаясь друг за друга, смеясь, охая, вскрикивая. Вот грузовик резко уменьшил скорость, и все повалились вперед. Красноюрченко нарочито завопил:

– Тише, разбойники! Раздавите! – И, передохнув, философски заметил: – Раз бездорожье – значит, аэродром близко. Видно, не только у нас в Европе скверные дороги к аэродромам…

– Строители везде строители. Они ведь так считают: раз авиация, то ей летать по воздуху, а не ездить по земле, – поддержал его Солянкин.

Лес стал редеть, и впереди показались деревянные строения военного городка. Когда все расселись в столовой, к нам обратился хлопотливый и энергичный начпрод:

– Мы вас ждали к обеду, а теперь время ужина… Что прикажете подавать?

Летчик Николай Арсенин, богатырского сложения, громко ответил:

– Давайте ужин и обед! Да заодно можно и завтрак. Пройдет!

Когда смех утих, лукавый начпрод сказал, не скрывая удовольствия:

– Я так и знал… Приготовили вам и обед и ужин. А желающие смогут получить в придачу любое блюдо, а то и два из всего нашего меню.

– А как насчет баньки?

– Завтра перед обедом – пожалуйте париться. А сегодня после ужина – в Дом Красной Армии. Там кино и танцы.

– А танцевать с кем?

– Наши все улетели в какие-то далекие лагеря… Так что все гарнизонные любительницы танцев к вашим услугам.

В просторном зале собралось много народу. Женщины, составлявшие большинство, пришли, видимо, не столько ради танцев, сколько из любопытства: не сообщат ли вновь прибывшие что-нибудь об их мужьях?

Громко играла радиола, зал был ярко освещен, слышались смех, приглушенные разговоры.

Мы с Холиным забрались в уголок. Я наблюдал за парами, сожалея, что не умею танцевать.

Рослый, с густой шевелюрой, летчик легко вел маленькую девушку. Стараясь быть повыше, она тянулась на носочках, что делало ее напряженной, даже неуклюжей. Летчик что-то сказал ей, она опустилась, и мы с Холиным увидели, какая она статная. По ее раскрасневшемуся лицу было видно, что танец ей доставляет немалое удовольствие. Летчик, как ни высок относительно своей маленькой партнерши, благодаря своему умению идти г, танце с какой-то необыкновенной легкостью ничуть не стеснял девушку, и она, наперед угадывая каждое его движение, была удивительно ему послушна. Пара хотя и подобралась не по росту, по искусству танца равных себе не имела. Все невольно обращали на них внимание.

Когда радиола заиграла вальс, танцующим стало тесно.

Иван Красноюрченко в этой стремительной карусели совсем преобразился. В надутых, как пузыри, широких бриджах, прихватив полную блондинку, он не вальсировал, а, казалось, катился по залу. Странно было видеть столько прыти в этом внешне неповоротливом человеке.

– А хорошо после шестидневного путешествия размяться, – сказал я Холину. И сразу же осекся, едва взглянув на помрачневшего летчика: стало ясно, что на душе у него скребут кошки.

Через минуту я опять обратился к нему:

– Пошел бы потанцевал, ты ведь умеешь.

– Что-то не хочется, – вяло ответил Холин. – Домой пойду.

– Зря… Смотри, как люди веселятся…

Тяжело вздохнув, я нехотя встал, бросив беглый взгляд на соседку. Она тоже поднялась и смело, с улыбкой подошла ко мне.

– Что вы!.. Я, к сожалению, не танцую…

– Вот и хорошо! – точно обрадовалась она. – Я тоже…

Неуверенно двинулся вперед.

– Отлично! Вы будто всю жизнь танцами занимались!

Я только сейчас, собственно, разглядел ее, эту молоденькую, смуглолицую, хорошенькую девушку. Ее непосредственность обезоруживала, а старательность, с которой она, оставаясь ведомой, направляла все мои движения в такт музыке, придавала этому занятию интерес и даже поднимала уверенность… Между прочим, это был мой первый настоящий танец за всю двадцатишестилетнюю жизнь.

Мы познакомились. Девушку звали Зина. На танцы она пришла вместе со своей сестрой Гирой, и я немедленно был представлен той.

– Проводите нас до дому? – спросила Зина.

Мы вышли из клуба. Было тихо. Даже здесь, в авиагородке, чувствовалась свежесть таежной ночи. В воздухе веяло бодрящим хвойным ароматом. Деревья в темноте, уходя стволами ввысь, напоминали Каких-то Могучих великанов, безмолвно стерегущих отдых людей. На северо-западе чуть догорал бледный остаток зари, проступали зубцы Яблонового хребта.

– Как здесь все прекрасно, чисто!.. – тихо и удивленно произнесла Зина.

– Вы разве нездешняя?

– Нет! Я на днях приехала к сестре, и, как назло, все куда-то улетели… Говорят, в Монголию. Вы не знаете?

– Нет, – насторожился я.

Новость, услышанная впервые, невольно связалась с недавним правительственным сообщением о готовности советского народа защищать границы Монгольской Народной Республики, как свои собственные. Но ведь переброска воинских частей, если она происходит, осуществляется в глубокой тайне…

– А откуда вам известно насчет Монголии?

– Когда дело касается мужей, – жены лучшие разведчики. У мужа Гиры никогда не было карты Монголии, а тут вдруг появилась, и вслед за тем он улетает… Разве это ни о чем не говорит?..

«Действительно, – подумал я, – трудно скрыть перелет нескольких десятков самолетов: это ведь не мотыльки…»

– А потом, – продолжала Зина, – соседка по квартире приехала из Читы, где лежала в госпитале. Так вот, она рассказывала, что из Монголии привезли раненых – воевали с японцами…

Я слушал словоохотливую Зину и не мог не верить ее бесхитростным сообщениям. «Наверно, и наш путь в Монголию».

– Я вижу, не только жены, но и их сестры хорошие разведчики… А вы замужем?

– Нет еще, – с подкупающей простотой ответила Зина и вдруг порывисто, с острым любопытством спросила:

– Вы насовсем прибыли сюда?

– Не знаю…

– Ну вот и наш дом, – сказала Гира.

Расставаясь, я не мог подумать, что через несколько лет доведется встретиться с Зиной в такой обстановке, которую в тот вечер вряд ли я мог и представить себе.

В казарме уже готовились ко сну. Моим соседом по койке оказался Василий Васильевич. Раздеваясь, он иронически заметил:

– Понятно, приему ты в бильярдную не пришел. Танцами увлекаешься! Не ожидал, комиссар…

– Звонил в штаб? – спросил я. – Что-нибудь выяснил? В Монголии, говорят, наши уже воюют с японцами…