История запорожских казаков. Борьба запорожцев за независимость. 1471–1686. Том 2 - Страница 32

Таким образом, Наливайко свободно оставался в Брацлаве, а близ него, в Баре, был и казацкий старшой Лобода. Находясь в Баре, Лобода начальствовал, по выражению Гейденштейна, над старыми, чистой породы, низовцами[174] и вначале старался держать себя на мирной ноге с панами, по крайней мере по отношению к волынскому воеводе, князю Константину Острожскому. С Острожским, как пишет Кулиш, он имел письменные сношения, уведомлял его о турецких, татарских и волошских делах и уверял князя в мирном к нему настроении и уважении к его собственности[175]. Тем не менее в половине ноября Лобода и Наливайко сошлись в Баре, имея при себе 12 000 человек войска. Вместе с Лободой в это время был и императорский агент, Станислав Хлопицкий. Предводители казаков распустили слух, что они, собрав войско, имеют в виду новый поход в Волощину, оттого и сошлись в городе Баре. И точно, Лобода и Наливайко засели в замке города и там открыли какие-то совещания, а самый город окружили своим войском и не позволяли никому ни войти, ни выйти из него без ведома казаков. Не довольствуясь этим, они отправили часть своего войска в окрестности Бара с видимой целью собирания стаций с населения ввиду предстоящего похода в Волощину. Жители, привыкшие к насильственным действиям в этих случаях со стороны казаков, стали бросать свои хутора и прятаться с имуществом, семьями и слугами в уединенных и безопасных местах. Некоторые из соседних с Баром старост поспешили известить обо всем коронного гетмана Яна Замойского с целью найти у него помощь против казаков[176]. Сам воевода волынский, князь Константин Острожский, чувствуя себя или бессильным в отношении казаков, или не желая ссориться с ними, услышав о приближении их к своим маетностям, ограничился на этот раз только тем, что приказал одному из своих слуг выехать в Межибожье и следить за движениями казаков. В своем письме к зятю Криштофу Радзивиллу Острожский высказался так, что он просит Бога сохранить его от набегов со стороны казаков и об удалении их, как можно подальше, от княжеских маетностей[177], но о вооруженном сопротивлении казакам ничего не говорит. Казаки спокойно просидели в Баре до конца 1594 года, не думая ни о каком походе в Волощину, и в начале следующего года разошлись частью в Винницу, частью в Брацлав. В это время Григорий Лобода нашел себе невдалеке от Бара какую-то девушку, в шляхетской семье Оборских, и женился на ней: девушка, как пишет об этом все тот же Кулиш, вышла замуж не по любви, а по принуждению ее воспитателей[178].

Между тем жалобы панов на казацких предводителей достигли и короля Сигизмунда, и король выслал против них отряд войска в 2000 человек. Но уже сами паны, как, например, князь Константин Острожский, видели в этом лишь одни бессильные потуги со стороны своего правительства в борьбе с казаками: всем было известно, что войска Польской республики заняты были другим делом – борьбой с турками и татарами, и потому борьба с казаками считалась в это время невозможной. Напротив того, обстоятельства дел заставили поляков не только не преследовать казаков, а даже просить у них помощи против общих врагов, турок и татар.

И точно, весной 1595 года польское ополчение, под предводительством Яна Замойского, Жолкевского и Потоцкого, выступило за границу польских владений к Днестру; теперь против турок были уже, вместе с германским императором, молдаво-волошские господари и седмиградский князь. Затевалась большая война, и поляки опасались за собственные владения. 20 июля польские предводители были у Шаргорода; в августе они узнали о переправе через Днестр на шлях Кучмань многочисленной татарской орды и, не надеясь на собственные силы, нашли нужным просить к себе на помощь и казаков. Еще с ранней весны 1595 года они задабривали всячески Григория Лободу и старались привлечь его к своему делу; теперь же, ввиду большой опасности от мусульман, они прямо отправили к нему гонца и через гонца просили казацкого вождя поспешить к ним на подмогу, обещая за то испросить казакам прощение у короля за их противозаконные действия в Брацлавщине. Наливайко поляки совсем обходили в своих просьбах. На приглашение панов казаки сперва отвечали полным отказом, но потом некоторая часть их согласилась принять предложение и идти на помощь полякам.

Предложение поляков принял именно Григорий Лобода, который вышел на помощь к коронному войску 21 февраля, а 23-го числа того же месяца писал письмо с пути к князю Острожскому с известием о нанесении мусульманским воеводой поражения крымскому хану[179]. Но, приблизившись к границам Молдавии, Лобода, вместо помощи полякам, стал опустошать со своими казаками окрестности Тягина. Замойский, не видя в этом никакой для себя пользы, приказал казакам оставить Молдавию, в противном случае грозил поступить с ними как с неприятелями, и тогда Лобода оставил Молдавию и в январе 1596 года вернулся в город Овруч[180]. Поляки, оставленные казаками, отсиделись в лагере над Прутом, на урочище Цоцоре, и 8 августа 1595 года, по данным Кулиша, заключили мир с крымским ханом Казы-Гиреем[181].

Так кончился поход Лободы в помощь полякам. Что касается Наливайко, то он сразу отказался от содействия полякам, потому ли, что не желал вообще подавать помощи своим врагам, потому ли, что поляки обошли его в своей просьбе, или потому, что Наливайко, как честолюбивый человек, не желал играть при Лободе второй роли[182]. Отделившись от Лободы, ушедшего к коронному войску, Наливайко расположился в имении князя Константина Острожского, Острополе. На ту пору князь Острожский находился в другом своем имении Турове, на Полесье, и потому о приходе Наливайко в Острополь узнал через гонца в начале марта 1595 года и известил о том своего зятя, Криштофа Радзивилла: «Как Лобода, желая приязни со мной, вел себя спокойно относительно меня и моих подданных, так этот лотр[183] Наливайко, отставши от других, в числе 1000 человек, гостит теперь в маетности моей Острополе, и кажется, что придется мне сторговаться с ним. Другого Косинского посылает на меня Господь Бог».

Письмо князя Острожского писано в начале марта 1595 года, а в половине августа того же года Наливайко уже оставил Острополь и со своим отрядом отправился через Седмиградское княжество в Венгрию против турок на помощь германскому эрцгерцогу Максимилиану, начальствовавшему над имперской армией. В Венгрии Наливайко оставался до поздней осени, после чего, одобычившись большой добычей и получивши в дар от эрцгерцога большую войсковую хоругвь, вернулся через Самбор на родину. О своей иностранной службе Наливайко впоследствии сообщил королю Сигизмунду III следующее: «Не имея дома дела, а праздно жить не привыкши, мы, по письму к нам христианского цесаря, пустились в цесарскую землю, где не за деньги, а по собственной охоте рыцарской прослужили немало времени; но, узнав, что седмиградский воевода заводит свои козни против коронного гетмана, не захотели оставаться больше в той земле и не посмотрели ни на какие подарки». Так говорил сам о себе Наливайко; иностранные же писатели говорят, что казаки Наливайко, явившись в Венгрию для борьбы с врагами германского императора, больше думали о добыче, нежели о войне, и потому, как пишет все тот же Кулиш, ушли из Венгрии не сами собой, а были выдворены насильно немцами.

Возвратившись из третьего турецкого похода, Наливайко больше не думал уже о походах за границу. Теперь все его внимание обращено было на внутренние дела самой Украины. На Украине затевалось в это время дело, поднявшее потом на ноги все казацкое сословие, послужившее причиной ничем не угасимой вражды между православными и католиками и приведшее в конце концов к политической гибели государство Речь Посполитую. Это так называемая религиозная уния, выдуманная папой Климентом VIII, введенная на Украине королем Сигизмундом III и принятая русскими епископами – Луцким, Кириллом Терлецким, и Владимиро-Волынским, Ипатием Поцеем, впоследствии первым униатским митрополитом.