История сыска в России, кн.1 - Страница 4

Этим указом Пётр, подчёркивая сугубую важность дел о государственных преступлениях требованием передавать все дела подобного рода в руки старого испытанного слуги Фёдора Ромодановского, положил начало стремлению изъять эти дела из порядка общей подсудности и создать для производства их какую-то исключительную обстановку, окружив их строгой тайной.

Стремление Петра, выраженное в указе 1702 года, было зерном, из которого шестнадцать лет спустя выросло новое государственное учреждение в России – Тайная канцелярия. Учреждение, одно название которого заставляло содрогаться современников и оставляло неприглядную память в потомках.

После указа прошло пятнадцать лет. Возникло дело несчастного царевича Алексея Петровича 31 января 1718 года царевич воротился из-за границы в Россию, и на другой же день было начато следствие по обвинению его в измене и умысле против царя-отца. По воле Петра следствие бь1ло поручено, главным образом, Петру Андреевичу Толстому, потратившему немало усилий, хитрости и изворотливости, чтобы выманить царевича из-за границы и убедить его вернуться в Россию, и ведшему в Москве розыски по этому делу Андрею Ивановичу Ушакову. В помощь им были назначены капитан-поручик Григорий Григорьевич Скорняков-Писарев, которому указом поручено было произвести обыск и арест в Суздале бывшей царицы Евдокии и её предполагаемых единомышленников, и Иван Иванович Бутурлин.

День открытия действий этой следственной комиссии был днём фактического возникновения и началом расцвета политического сыска в России.

С этого момента широкой, всё более и более разливавшейся волной покатился по Руси возглас

– Слово и дело!

Возглас, неимоверно быстро приобретший себе право гражданства на Руси, вошедший в её обиход и ставший одной из особенностей русской жизни XVIII столетия.

Благодушные, патриархальные россияне скоро постигли всё грозное значение этого возгласа, и не было на Руси человека, начиная с самого захудалого бродяги и кончая обитателями боярских и даже царских палат, который не трепетал бы, заслыша эти слова.

Никто не был застрахован от действия этих слов. Какое бы ни занимал человек положение, каково бы ни было его прошлое, в смысле полнейшей безупречности, достаточно было кому угодно, хотя бы самому последнему колоднику, осуждённому за гнусные преступления, крикнуть «Слово и дело!», чтобы ни в чём не повинного, подчас уважаемого всеми человека, схватили, подвергли жесточайшим пыткам и в виде особой милости – «генерального прощения» – сослали в Сибирь, а то и вовсе насмерть забили и уморили. Ни возраст, ни пол – ничто не могло избавить от мучений человека, за которым было сказано «государево слово и дело».

Всё, что творилось ранее в стенах Преображенского приказа, ведавшего до 1718 года делами по государственным преступлениям и проступками «противным персоне Его Царского Величества», бледнеет по сравнению с застенками «Тайной розыскных дел Канцелярии» петровского времени.

Стоявшие во главе этого учреждения Пётр Андреевич Толстой и Андрей Иванович Ушаков были мастерами и любителями своего дела. Пётр знал, кому он поручал ведать таким важным и серьёзным для него учреждением. Недаром же один из современников ИАТолстого, боярин Артамон Матвеев, характеризует его как «в уме острого, великого пронырства и зла втайне исполненного».

С этими лицами – Толстым и Ушаковым – связан и в значительной степени определён характер нового учреждения первого периода.

Пётр ещё указом 25 января 1715 года широко раскрыл частной предприимчивости двери политического доноса и добровольного сыска, объявив, что "кто истинный христианин и верный слуга своему государю и отечеству, тот без всякого сумнения может явно доносить словесно и письменно о нужных и важных делах самому государю или, пришед ко дворцу Его Царского Величества, объявить караульному сержанту, что он имеет нужное доно-шение, а именно, о следующем:

1. О каком злом умысле против персоны Его Царского Величества или измены. 2. О похищении казны. 3. О возмущении или бунте; а о прочих делах доносить, кому те дела вручены".

Этой возможностью широко воспользовались все, кто только хотел так или иначе поправить свои дела, кто дрожал за собственную безопасность или надеялся таким путём смягчить назначенное ему за какую-либо вину наказание. Не стеснялся пользоваться ею и тот, кто хотел за что-нибудь отомстить соседу, свести с ним счёты или просто занять его место.

Собиралась ли компания подвыпивших школяров, праздновался ли шумно царский праздник, кутили ли офицеры, вели между собой душеспасительную беседу странницы-богомолки или смиренные монастырские иноки – везде раздавалось внезапно, как удар грома в ясный день: «Слово и дело!»

П.А.Толстой и А.И.Ушаков не смущались нелепостью повода и, если никакого дела в действительности не было, старались создать его, вырывая под пытками признания в таких преступных замыслах, которые никогда и не снились обвиняемому.

К каким способам прибегали судьи в застенках, чтобы добыть истину или, вернее, нужные показания, лучше всего скажет следующий документ: «Обряд, как обвиняемый пытается».

Для пытки обвиняемых в преступлениях отводится особое место, называемое застенком. Оно огорожено палисадником и накрыто крышей, потому что при пытках бывают судьи и секретарь для записи показаний пытаемых, в силу указа судьи должны скрепить записи секретаря своими подписями, не выходя из застенка.

В застенке для пытки устроена дыба, состоящая из трёх столбов, из которых два врыты в землю, а третий положен наверху, поперёк.

Ко времени, назначенному для пытки, кат, или палач, должен явиться в застенок со своими инструментами, а именно: шерстяным хомутом, к которому пришита длинная верёвка, кнутами и ремнём для связывания пытаемым ног.

По приходе в застенок судей, на кратком совещании устанавливается, о чём нужно спрашивать обвиняемого, которого конвой передаёт палачу.

Палач перекидывает длинную верёвку через поперечный столб дыбы, потом закручивает пытаемому руки на спину, заправляет их в хомут и вместе со своими помощниками тянет за верёвку до тех пор, пока человек не повиснет в воздухе. При этом у человека руки совсем выворачиваются из суставов, и он испытывает сильную боль.

После этого палач связывает ноги пытаемого упомянутым выше ремнём, а другой конец последнего прикручивается к столбу, врытому в землю перед дыбой.

Растянув таким образом человека, палач бьёт его кнутом, а секретарь подробно записывает каждое слово, сказанное под пыткой.

Если пытается человек, обвиняемый во многих и тяжких злодействах, и на дыбе он не винится в них, то, вправив ему кости в суставы, пытают его ещё иначе:

1. В тисках, сделанных из трёх толстых железных полос, с винтами. Между полосами кладут большие пальцы пытаемого, от рук – на среднюю полосу, а от ног – на нижнюю. После этого палач начинает медленно поворачивать винты и вертит их до тех пор, пока пытаемый не повинится или пока винты больше вертеться не перестанут.

Тиски надо применять с разбором и умением, потому что после них редко кто выживает.

2. Голову обвиняемого обвёртывают верёвкой, делают узел с петлёй, продевают в неё палку и крутят верёвку, пока пытаемый не станет без слов.

3. На голове выстригают на темени волосы до голого тела, и на это место, с некоторой высоты, льют холодную воду по каплям. Пытку прекращают, когда пытаемый начнёт кричать истошным голосом и глаза у него выкатываются. После этой пытки многие сходят с ума, почему и её надо применять с осторожностью.

4. Если почему-либо нельзя первыми тремя пытками пытать, а человек на простой дыбе не винится, надо для обнаружения истины, когда он висит на дыбе, класть между ног на ремень, которым они связаны, бревно. На бревно становится палач или его помощник, и тогда боли бывают много сильнее.

Таких упорных злодеев надо через короткое время снимать с хомута, вправлять им кости в суставы, а потом опять поднимать на дыбу. При этом винятся многие, ранее очень упорствующие.