История сексуальности-III - Забота о себе - Страница 55
Педерастическая этика всегда требовала, чтобы возлюбленный отвечал любовнику той же нежной привязанностью, какую и сам видел с его стороны -будь то помощь в беде, забота на старости лет, поддержка на жизненном поприще или самопожертвование в непредвиденных обстоятельствах. Но та настойчивость, с которой Псевдо-Лукиан возвращается к теме равенства любовников, и тот понятийный ряд, с помощью которого он характеризует супружескую взаимность, явно свидетельствуют о его намерении привести мужскую любовь в соответствие с моделью совместной жизни, описанной и установленной в брачных предписаниях. Подробно рассмотрев простое, естественное и не связанное ни с какими жертвами тело юноши, и обосновав, таким образом, "истинность" удовольствия, которое
____________
1 Ксенофонт. Пир, VIII, 18.
2 Лукиан. Две любви, 48.
242
оно способно дать, автор далее соотносит духовную близость любого рода не с педагогическим актом и вообще не с формирующим воздействием подобной привязанности, но со строгой взаимностью равноценного обмена. Следовательно, в той мере, в какой апология Калликратида противопоставляет друг другу описания мужского и женского тела, этика совместной жизни, в свою очередь, похоже, сближает мужскую любовь с супружескими узами.
Однако здесь есть одно существенное отличие: хотя любовь к мальчикам и описана как единственный род любви, способный сочетать в себе добродетель с удовольствием, речь никогда не идет о сексуальном наслаждении. Прелесть юношеского тела без "притираний" и каких бы то ни было иных ухищрений, очарование размеренной мудрой жизни и дружеских бесед, отрада ответного чувства,-- все верно. Но верно и другое:
из текста прямо следует, что в постели мальчик остается "без друга"; он ни на кого не глядит по дороге в школу, а вечером, утомленный дневными трудами, тотчас же засыпает "достойным зависти" сном праведника. Любовникам таких мальчиков Калликратид дает вполне однозначный совет: оставаться столь же целомудренными, как Сократ, когда тот возлежал вместе с Алкивиадом, приближаться к ним со всею "воздержанностью" (sophronas), не разменивая длительную привязанность на ничтожное наслаждение. Именно таков будет итоговый вывод беседы, когда Ликин торжественно-иронически объявит, что верх взял Калликратид: его апология любви к мальчикам, дескать, победила, но лишь в той мере, в какой она посвящена любви, практикуемой "мудрецами" и "завязывающей узы непорочной дружбы".
Таким образом, спор Харикла и Калликратида завершается "победой" любви к мальчикам. Победой, в соответствии с традиционной схемой, закрепляющей за философами педерастию, из которой исключены физические удовольствия. Победой, которая, однако, не только оставляет за каждым право жениться, но и вменяет брак в обязанность* (согласно формуле, встреча
_____________
* "Жениться следует всем,-- говорит Ликин,-- а любить мальчиков пусть будет дозволено одним только мудрецам", обладающим "полной мерой добродетели" (Там же, 52).-- Прим. ред.
243
ющейся у стоиков: pan.tapa.si gameteon). Тем самым в действительности получен синкретический вывод, поставивший привилегированную любовь к мальчикам, право на которую имеют лишь философы, наделенные "полной мерой добродетели", выше универсальности брака. Но не будем все же забывать, что этот спор, традиционно-риторический характер которого явствует из текста, входит в обрамляющий диалог Ликина с Феомнестом, решающим, какой из двух родов любви ему выбрать, коль скоро он равно склоняется к обоим. Поэтому, едва только Ликин сообщает собеседнику о своем "вердикте", как Феомнест сразу же начинает иронизировать над тем, что составило существо спора и обусловило победу педерастической любви. Последняя победила, поскольку она связана с философией, с добродетелью и, стало быть, с отказом от плотских удовольствий. Но достоверно ли, что именно так на самом деле любят мальчиков? Феомнест не возмущен, подобно Хариклу, лицемерием этой речи. Там, где поклонники мальчиков, желая соединить удовольствие с добродетелью, казалось бы, надежно устраняют сексуальный элемент, он неизменно напоминает о себе и в качестве истинного основания этой любви вновь вызывает к жизни физический контакт, поцелуи, ласки и наслаждения. Ведь нельзя же поверить, говорит он, что все удовольствия таких отношений сводятся к тому, чтобы смотреть друг другу в глаза и наслаждаться беседой. Смотреть, конечно, приятно, но лишь первое время. Затем следует прикосновение, пробуждающее жажду наслаждений во всем теле. Затем поцелуи, сперва робкие, но вскоре все более страстные. Руки тем временем не лежат без дела, они проникают под платье, ласкают грудь, спускаются вниз по упругому животу, находят "цветок возмужалости" и, наконец, разят в цель1. Это описание не означает, будто Феомнест, несомненно, как и автор текста, не приемлет подобной практики. Перед нами просто напоминание о том, что только ценой неимоверных теоретических ухищрений можно вынести aphrodisia за пределы любви и ее оправданий. Ирония Псевдо-Лукиана -- это не попытка осудить или осмеять то удовольствие, которое способны доставить мальчики, но сущностное опровержение очень давней аргументации гречес
___________
1 Там же, 53.
244
кой педерастии, из необходимости полагать, мыслить, обозначать, обсуждать и наделять значением любовь к мальчикам, вынужденной умалчивать о бесспорной присущности физического плотского удовольствия такого рода отношениям. Псевдо-Лукиан не утверждает впрямую, что любовь к женщине предпочтительнее или лучше, нежели любовь к мальчикам; вместо этого он просто демонстрирует ключевой недостаток любовного дискурса, который не оставляет места ни для aphrodisia, ни для порождаемых ими форм общности.
3. НОВАЯ ЭРОТИКА
Итак, по мере того, как исчерпанность педерастической рефлексии становилась все очевиднее, постепенно начали вырисовываться контуры новой Эротики. Ей не нашлось сколько-нибудь заметного места в философском контексте [эпохи], и любовь к мальчикам уже не составляла основу ее проблематики:
она складывается вокруг отношений мужчины с женщиной, и высшее свое выражение находит в "романе приключений", из наиболее важных образцов которого до нас дошла Повесть о любви Херея и Каллирои Харитона Афродисийского, Левкиппа и Клитофон Ахилла Татия и Эфиопика Гелиодора. И хотя далеко не все еще вопросы, связанные с упомянутыми текстами, разрешены, и споры, касающиеся истории их создания, датировок, степени популярности, а также возможных аллегорических толкований и "духовных подтекстов", продолжаются по сей день1, все же в этих пространных и обстоятельных повествованиях с их бесчисленными и нескончаемыми перипетиями можно обнаружить ряд мотивов и тем, впоследствии получивших самое широкое распространение как в религиозной, так и в светской Эротике: прежде всего, "гетеросексуальность" отношений и отмеченность мужского и женского полюсов; далее, императив воздержания, ориентированный, скорее, на образец девственной непорочности, нежели на политическую и мужскую модель господства над желаниями; наконец, представление о том, что вознаградить и увенчать такую чистоту должен союз, по форме и значению являющий собой некий род духовного брака. Поэтому каким бы значительным ни было влияние платонизма на эту Эротику, она, как мы видим, довольно да
_____________
1 См. М. Grant. The Climax of Rome.-- P. 117 и далее, а также Th. Hagg. Narrative Technique in Ancient Greek Romances.
246
леко отстоит от Эротики, опирающейся, по преимуществу, на "воздержанную" любовь к мальчикам и ее завершение в виде длительной дружбы.
Безусловно, любовь к мальчикам все же известна "романической традиции" и занимает в ней весьма важное место, причем, это касается не только повествований Петрония и Апулея, свидетельствующих о повсеместном распространении подобной практики. Упоминают о ней и некоторые тексты, посвященные девственности, помолвке и браку. Так, в Левкиппе и. Клитофоне ее представляют два персонажа, описанные, нужно сказать, вполне доброжелательно: например, Клиний, пытавшийся отговорить своего возлюбленного от вступления в брак, тем не менее, дает герою романа несколько отличных рекомендаций относительно того, как достичь успеха в любовных отношениях с девушками1. А Менелай излагает остроумную теорию юношеского поцелуя: он не изыскан, вял или развратен, подобно женскому поцелую, и рожден не искусством, но природой; застывший и обратившийся в уста нектар -- вот что такое поцелуй мальчика в гимнасии2. Но все это лишь эпизодические и маргинальные темы, не более; никогда любовь к мальчику не становится в романе главным предметом изображения. Основное внимание направлено на отношения девушки и юноши. Связь их всегда начинается внезапно для обоих, и они влюбляются друг в друга с симметрической интенсивностью. Если не учитывать роман Харитона Афродисийского, такая любовь не скоро воплощается в союзе любящих: роман разворачивается как долгая череда приключений, которые разлучают молодых людей и до последнего мгновения препятствуют браку и вкушению удовольствий3. Их приключения, насколько это возможно, симметричны; все, что случается с одним, находит соответствие в перипетиях, которые переживает другой, что позволяет влюбленным в равной степени выказать храбрость, стойкость, выносливость и верность. Главный смысл и значение этих испытаний состоит в том, что оба героя до самой развязки свято