История с призраком - Страница 10

— Не может быть!

Он снова покачал головой.

— Но она жива! — воскликнул я, приходя в сильнейшее волнение. — Жива! Я видел ее. Я с ней говорил. Не далее как вчера вечером.

— Увы, — сказал он участливо, — это какое-то видение. Той, о ком вы толкуете, нет среди живых.

— Я видел ее не далее как вчера вечером, — повторил я.

— И где, вам кажется, вы ее видели?

— На Лидо.

— На Лидо?

— Она говорила со мной! Я слышал ее голос… слышал так же отчетливо, как слышу сейчас свой собственный.

Рабби задумчиво погладил бороду и посмотрел на меня.

— Так вам кажется, что вы слышали ее голос! — удивился он. — Странно, странно. Что же она сказала?

Я уже открыл рот, чтобы ответить, но осекся — внезапная догадка пронзила меня… я задрожал с головы до ног.

— Нет ли… нет ли у вас причин полагать, что она умерла христианкой? — запинаясь, проговорил я.

Старик обомлел, и краска сошла с его лица.

— Причин… у меня… какой странный вопрос, — пробормотал он. — Почему вы спрашиваете?

— Да или нет? — исступленно вскричал я. — Да или нет?

Он насупился, опустил глаза, помолчал в нерешительности.

— Допустим, — сказал он спустя секунду-другую, — допустим, я слышал что-то в этом роде. Может статься, в ее душу закралось тайное сомнение. Но она ни в коем случае не исповедовала христианство открыто.

«…Погребенная без христианской молитвы… по еврейскому обряду… на еврейском кладбище!» — повторил я про себя.

— Но я не могу взять в толк, как это могло дойти до вас, — продолжал тем временем рабби. — Об этом знали только ее отец и я.

— Сэр, — торжественно произнес я, — теперь мне известно, что Саломея да Коста мертва. Я трижды видел ее дух, посещавший то место, где…

Голос мой прервался, я не мог этого выговорить.

— В третий раз, — начал я снова, — вчера вечером, на закате дня. Нимало не усомнившись, что… что вижу ее во плоти, я заговорил с ней. Она мне ответила. Она… она сама сказала мне это.

Рабби закрыл лицо руками и некоторое время стоял, погруженный в раздумья.

— Молодой человек, — сказал он наконец, — рассказ ваш звучит странно, и то, что вы приводите в его подтверждение, не менее странно. Возможно, все так, как вы говорите; возможно, вы просто грезили наяву… не знаю.

Он не знал, но я… ах! я знал, слишком хорошо знал! Теперь я понял, почему Саломея явилась мне как видение неземной красоты… Понял это выражение немой мольбы в ее глазах… эту странную нездешность в ее голосе. Несчастная ее душа не могла найти упокоения среди праха соплеменников, «неприкаянная и непомазанная», «погребенная без христианской молитвы». А теперь… неужели все кончено? И больше я никогда ее не увижу?

Никогда, увы, никогда! Сколько месяцев я на закате бродил по Лидо, пока весна сменялась летом, а лето осенью; сколько раз я год за годом в одно и то же время возвращался в Венецию, пока оставался во мне хотя бы крошечный след безумной надежды; и сколько бы лет ни прошло с тех пор, сердце мое ни разу не дрогнуло, пульс не участился от любви к земной женщине… Но это все подробности, в которые я не хочу здесь входить. Довольно того, что я неусыпно стерег и преданно ждал Саломею и что ее благословенный дух так и не явился мне более. Я жду и поныне, хотя увидеть ее не рассчитываю. Теперь я знаю, что встречусь с нею не здесь.

Плодовитая ирландская писательница, одна из самых популярных и влиятельных романисток Викторианской эпохи, перу которой принадлежит более полусотни книг, Шарлотта Элиза Лоусон Ридделл (урожденная Коуэн) воспринималась своими современниками как автор, сопоставимый по уровню литературного дарования с Шарлоттой Бронте и Элизабет Гаскелл. Уроженка г. Каррикфергюс в североирландском графстве Антрим, начинающая писательница в 1855 г., спустя несколько лет после смерти отца (верховного шерифа графства), переехала вместе с матерью в Лондон, где очень скоро дебютировала романом «Внучка Зуриеля» (1855, опубл. 1856), вышедшем в свет под псевдонимом Р. В. М. Спарлинг. В 1857 г. были опубликованы еще два романа Ридделл — «Пустоши и болота» (под псевдонимом Ф. Г. Траффорд) и «Господствующая страсть» (как сочинение Рейми Готорн). В том же году она вышла замуж за инженера-строителя Джозефа Хедли Ридделла, чьи инициалы впоследствии стали частью еще одного, пожалуй, самого известного ее псевдонима: ряд ее романов и большинство рассказов появились в печати как сочинения миссис Дж. X. Ридделл. Один за другим она публикует новые романы — «Богатый муж» (1858), «Город и предместье» (1861), необычайно успешный «Джордж Гейт из Фен-Корта» (1864), «Максвелл Древитт» (1865), «Суд жизни» (1868–1870), «Под подозрением» (1874–1875), «Старший партнер» (1881), «Берна Бойл» (1884) и др. — и переиздает прежние, а кроме того, в апреле 1868 г. становится совладелицей и редактором журнала «Сент-Джеймс мэгэзин», обретая значительное влияние и вес в литературном мире.

В 1880-е гг., после смерти мужа, Ридделл совершила ряд поездок по стране, посетила Германию, дважды побывала в Ирландии, одновременно продолжая интенсивно писать: к этому периоду относится, в частности, ее автобиографический роман «Борьба за успех» (опубл. 1883), повествующий о становлении начинающей писательницы. Последние полтора десятилетия ее жизни, омраченные прогрессирующим раковым заболеванием, прошли в уединенных литературных занятиях. Многочисленные сочинения Ридделл, чрезвычайно популярные в свое время, сегодня по большей части забыты; практически неизвестно обширное литературное наследие писательницы — за исключением повести «Дом с привидениями в Летчфорде» (1873) — и русскому читателю. Между тем историки литературы викторианской поры ставят готическую прозу Ридделл — романы «Необитаемый дом» (1875), «Призрачная река» (1877), «Проклятие монахини» (1887) и сборники рассказов «„Жена Фрэнка Синклера“ и другие истории» (1874), «Странные истории» (1882), «„Предостережение банши“ и другие истории» (1894), «„Красавчик Фил“ и другие истории» (1899) — вровень с произведениями других, знаменитых ныне ирландских авторов, творивших в этом жанре, — таких как Чарльз Роберт Метьюрин, Джозеф Шеридан Ле Фаню, Брэм Стокер и др.

Последний из Эннисморских сквайров

(The Last of Squire Ennismore)

— Видал ли я его? Нет, сэр, сам не видал, и отец мой тоже не видал, равно как и дед, тоже Фил Риган, как и я. Однако все это правда, такая же правда, как то, что все это произошло именно там, куда вы сейчас смотрите. Мой прадедушка, проживший, к слову сказать, девяносто восемь лет, — так вот он сколько раз, бывало, рассказывал, как снова и снова встречался ему незнакомец, что одиноко бродил ночь за ночью по песчаному морскому берегу, как раз там, где прибивало обломки разбитых кораблей.

— А старый дом, значит, стоял вон за той полосой сосен?

— Точно так, и роскошный был дом. Отец мой, по его собственным словам, столько раз слышал рассказы об этом доме, что ему уж казалось, будто он знает в нем все комнаты наперечет, хотя дом превратился в руины еще до его рождения. После того как сквайр уехал, из семейства в доме больше никто не жил, да и прочие не отваживались там останавливаться. Все-то там раздавались какие-то жуткие звуки: сначала грохот да стук, точно что-то скатывается с самой вершины лестницы в холл, а потом гомон, будто множество людей беседует да звенит стаканами. А потом вроде как бочки в подвалах начнут перекатываться, а затем как подымется визг, и вой, и смех, так прямо кровь в жилах и стынет! Поговаривают, будто в тех подвалах зарыто золото, но никто не осмеливался искать его. Даже дети — и те не смеют играть там; а если кто пашет в поле, что за развалинами, и припозднится, нипочем не станет там ночевать. Когда опускается ночь и прилив подступает к берегу, многим мерещатся на берегу разные странности.