История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 - Страница 107

зато очень сильно присутствует идея, дух плоти, и вот почему в его

мире дух может подвергаться нападкам плоти на своей собственной

духовной территории. Эти духовные экстракты плоти принадлежат к

самым ужасным, самым поразительным созданиям Достоевского – и

никто не создавал ничего, что по своему нечистому величию

приблизилось бы к старому Карамазову.

Портретная галерея Достоевского огромна и разнообразна. Невозможно

перечислить эти портреты или дать каждому краткую характеристику:

слишком они живые, реальные, сложные, да и слишком их много. Они живут

в каждом из великих романов (да и в других тоже) странной, нездоровой,

дематериализованной жизнью грозных демонов в человеческом облике или

пугающе живых призраков, со своими надрывами (это слово – родня

фрейдовскому «комплексу») и ранами, со своей духовной насыщенностью и

напряженной индивидуальностью, со своей неловкостью, гордостью

(особенно «гордые женщины») и знанием о добре и зле – страдающая,

мучающаяся порода, которой никогда не суждено успокоиться. Из всех

романов, пожалуй, самый населенный – Бесы, в котором три создания

возглавляют список – страшная и таинственно пустая фигура Ставрогина;

«чистый» атеист Кириллов, после Записок из подполья, вероятно, самое

глубинное создание Достоевского, и, наконец, не менее ужасный «мелкий

бес» – подлый и умелый заговорщик, льстец, идолопоклонник и убийца –

Петр Верховенский. Достаточно этих трех фигур, чтобы стало ясно, что

создавший их обладает творческим могуществом, которому среди людей нет

соперников.

Несмотря на то что он был влиятельным публицистом и всегда

считался выдающимся писателем (в основном, однако, за Бедных

людей и Мертвый дом), Достоевский при жизни не нашел настоящего

признания. Это вполне естественно: его мышление было

«профетическим» и исторически соответствовало не своему времени,

а эпохе, предшествовавшей Революции. Он был первым и

величайшим симптомом духовного разложения русской души на

высочайших ее уровнях, которое предшествовало окончательному

распаду царской России.

Литературное его влияние при жизни и в вось мидесятые годы

было незначительным и ограничивалось некоторым оживлением темы

жалости и сострадания, а также модой на болезненную психологию у

второстепенных романистов. В чисто литературном смысле его

влияние не было особенно велико и впоследствии. В узком смысле

очень немногих писателей можно назвать его литературными

наследниками. Но влияние Достоевского в целом, как феномен,

невозможно переоценить. Предреволюционное поколение, особенно

те, кто родился между 1865 и 1880 гг. (это значит – странное

совпадение! – между датами появления его первого и последнего

великих романов), были буквально пропитаны его идеями и его

мышлением. С тех пор более молодое поколение к нему несколько

охладело. Величие его не подвергается сомнению, да и читают его не

меньше: вероятно, за последние пять лет появилось больше книг и

статей о Достоевском, чем в любое предыдущее пятилетие. Но наш

организм выработал иммунитет к его ядам – мы их усвоили и

исторгли. Самое типическое отношение к Достоевскому наших

современников – его принимают как захватывающе-интересного

автора приключенческих романов. Современные молодые люди

недалеки от того, чтобы поставить его рядом с Дюма, – что

свидетельствует, конечно, об очень ограниченном ощущении его

индивидуальности, но печалиться об этом не стоит, потому что

реальный Достоевский – пища, которую легко усваивает только

глубоко больной духовный организм.

3. САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН

Элементы гражданственности и социальности, очень заметные

уже в произведениях Тургенева и других романистов сороковых

годов, у писателей, работавших в царствование Александ ра II, еще

усилились. С одной стороны, антиэстетическое движение, с другой

стороны, возросшая возможность разоблачать и высмеивать

существующие социальные и административные условия – привели к

созданию нового литературного жанра, находящегося между

художественной литературой и публицистикой. Первым и самым

замечательным из этих полуроманистов-полужурналистов,

единственным, завоевавшим более или менее общее признание и

причисленным к классикам, был Михаил Евграфович Салтыков,

более известный в свое время под псевдонимом Н. Щедрин.

Салтыков родился в 1826 г. в Новгородской губернии в

помещичьей семье. Он учился в том же лицее, где когда-то учился

Пушкин. Закончив в 1844 г. лицей, он поступил на государственную

службу. В это же время он сошелся с прогрессивными кругами

молодежи и начал писать для западнических изданий. Два его

рассказа в стиле «натуральной школы» появились в 1847–1848 гг. под

псевдонимами. Их появление совпало с ужесточением реакции, и в

результате Салтыков внезапно был выслан в Вятку – (город на

северо-востоке, куда за четырнадцать лет до него был выслан

Герцен). В Вятке Салтыков продолжал оставаться на службе и,

несмотря на свою опалу, довольно скоро стал старшим чиновником

особых поручений при губернаторе. После того, как на престол

вступил Александр II, Салтыков был возвращен в Петербург, а в

1858 г. назначен вице-губернатором (в Рязань). В 1856 г. он вернулся

к литературной работе. Губернские очерки – сатирические очерки о

провинциальной бюрократии – стали появляться в Русском Вестнике

под псевдонимом Н. Щедрин. В предреформенной атмосфере 1856–

1861 гг. они были встречены всеобщим одобрением, и вскоре он стал

одним из самых общепризнанных авторов. В 1868 г. он ушел в

отставку, полностью посвятил себя литературе и вместе с

Некрасовым стал издавать Отечественные Записки, которые

призваны были заменить запрещенный в 1866 году Современник.

С этих пор Салтыков становится лидером радикальной

интеллигенции и остается им до самой своей смерти. Его журнал был

самым передовым из всех левых органов русской прессы. Но реакция

после убийства Александра II стала для него роковой; в 1884 г.

журнал был запрещен. В восьмидесятые годы Салтыков оставался

последним могиканином героической эпохи реформ и прогресса и

был окружен глубоким уважением передовой интеллигенции. Умер

он в 1889 году.

Большая часть произведений Салтыкова представляет собой

некую неопределенную сатирическую журналистику, по большей

части бессюжетную, по форме нечто среднее между классиче скими

«характерами» и современным «фельетоном». Она чрезвычайно

злободневна. В свое время Салтыков был невероятно, повсеместно

популярен, однако с тех пор потерял значительную часть своей

привлекательности по той простой причине, что его сатира

направлена на давно исчезнувшие жизненные условия и большая

часть ее без комментариев непонятна. Такая сатира может жить,

только если в ней содержатся мотивы, имеющие вечное и

всечеловеческое значение, чего в большинстве произведений

Салтыкова не было.

Его ранние произведения ( Губернские очерки, 1856–1857;

Помпадуры и помпадурши, 1863–1873 и т. д.) – это «улыбчивая»

сатира, более юмористическая нежели злая, на пороки

дореформенной провинциальной бюрократии. В этих ранних сатирах

не слишком много серьезности и отсутствует какая-либо

положительная программа, и крайний нигилист Писарев был не

совсем неправ, когда осудил их как безответственное и неостроумное

зубоскальство в знаменитой статье Цветы невинного юмора,

возмутившей других радикалов.

В 1869–1870 гг. появилась История одного города, в которой