История русского шансона - Страница 40
Шаляпин был по-настоящему творческим человеком, способным видеть и чувствовать прекрасное даже в проявлениях наивного искусства.
Эмигрант первой волны В.А. Серебряков оставил воспоминания о концерте великого артиста в Шанхае в 1930-х годах: «…На банкете Шаляпин осчастливил всех присутствующих импровизированным концертом. Среди ужина Шаляпин встал и крикнул: «Пашка, выкатывай!» Тут же появился рояль, и Шаляпин, будучи уже немного навеселе, начинал петь. Аккомпанировал ему Жорж Годзинский. В ходе банкетного выступления, видимо, по устоявшейся традиции Годзинский начал «Очи черные», но Шаляпин остановил, попросил другую тональность и с большим жаром спел эту вещь. Последней вещью этого концерта стала «Две гитары». Видно было, что и певец испытывает от них громадное удовольствие».
«…Лучше хорошо петь цыганские романсы, чем плохо классические», – заканчивают главу о творческих исканиях артиста в эмиграции Уколовы.
Под настроение артист мог не только с куражом выдать «Очи черные», но даже «похулиганить».
«…Отец любил с нами подурачиться, – погружалась в океан памяти Лидия Федоровна Шаляпина. – Уже в эмиграции, во Франции, когда мы – замужние и женатые – собирались на нашей вилле, казалось, что наши детские затеи продолжаются.
…На мотив песни «Разлука ты, разлука» отец любил петь про какого-то сквалыгу. Пел он это каким-то пьяным, отвратительно трескучим голосом, с нарочито хамским завыванием. Пусть песня, если ее таковой можно назвать, была странной, но образ отец создавал необыкновенно убедительный. Вот эта песня:
Что ж, даже будучи гением, Федор Иванович Шаляпин был прежде всего человеком и все земное было присуще ему так же, как нам с вами. Да, где-то кого-то он обидел или задел ненароком, когда-то поменял точку зрения, кому-то не нравился, а другие обожествляли его… Это жизнь, и в ней хватает места для разного. Но главное, что оставил нам в наследство великий Художник, – это Русская Песня.
Пьеро, Боян и… Коломбина
В артистической плеяде первых изгнанников «старшим братом» по праву считается Александр Николаевич Вертинский (1889–1957).
Вовсе не стремясь, умалить достоинств его коллег, я вынужден согласиться с доводами главного «ценителя» жанра – времени. Как ни банально звучит, но только ему подвластно определить, кто стал действительно «первым среди равных».
Александр Николаевич Вертинский
Минуло больше полувека с тех пор, как не стало Вертинского, а в будущем году русская культура будет отмечать 120 лет со дня рождения маэстро, но песни его живы и не теряют актуальности и в ХХI веке. Это ли не показатель уровня творчества?
Конечно, в любой судьбе (тем более в артистической) значительную роль играет «госпожа Удача», и эта капризная дама явно благоволила к нашему герою.
Не улыбнись она Александру Николаевичу в очередной драматический момент, и кто знает, кто бы почитался сегодня больше, «Печальный Пьеро» или «Боян русской песни» – Юрий Морфесси, а может, «Вертинский в юбке» – мадам Иза Кремер?
Иза Кремер. Ее называли «Вертинский в юбке». Нью-Йорк, 40-е годы ХХ века.
В рассказе о «длинной дороге» Вертинского мы еще не раз коснемся персоналий его конкурентов за зрительский успех, а пока поговорим о становлении артиста, о том, как же все начиналось.
Будущий автор «печальных песенок» родился в Киеве в 1889 году. Когда малышу едва исполнилось три года, умерла его мать, а пару лет спустя не стало и отца. Александра взяла на воспитание тетка.
Пришло время, и мальчика определили в гимназию, но к учебе он был почти равнодушен, зато всей душой стремился к искусству. В письме к жене, написанном в 1945 году, артист вспоминал, что в детстве его любимым занятием было бродить по городу и заходить в многочисленные храмы Киева, рассматривать великолепную роспись стен, наслаждаться пением церковного хора.
«Я замирал от пения хора и завидовал мальчикам, прислуживающим в алтаре в белых и золотых стихарях, и мечтал быть таким, как они, и ходить по церкви со свечами, и все на меня смотрели бы. Я уже тогда бессознательно хотел быть актером».
В юности Саша самостоятельно освоил гитару, пел цыганские романсы, пытался сочинять сам, играл в любительских постановках, снимался в массовке. Писал короткие рассказы, публиковался в журналах.
В 1913 году вместе со старшей сестрой Надеждой они оказались в Москве в составе опереточной труппы. Красивая и одаренная Надежда Николаевна была в этом небольшом театре примадонной, а юный брат держался в тени ее дарования.
«Иногда после оперетты давался дивертисмент, в котором участвовал как рассказчик нескладный верзила, почти мальчик, Александр Вертинский, выступавший всегда с одним и тем же номером и в слишком коротких для его длинных ног брюках, – пишет И. Шнейдер в книге «Записки старого москвича». – Вертинский изображал молодого еврея, пришедшего на экзамен в театральную школу. Это была грубая пародия, но публика ржала, а Вертинский, искренно упоенный своим успехом, бисировал».
Роковой помехой в карьере восходящей звезды Надежды Вертинской стало ее увлечение модным в те годы в богемной среде кокаином – она умерла от передозировки этого наркотика в 1914 году. Пагубной привычке был подвержен и брат Александр, но благодаря обстоятельствам и сильной воле он сумел порвать с порочной страстью, которая, судя по воспоминаниям современников, едва не сгубила его.
Устало будет петь со сцены московского театра миниатюр м-м Арцыбашевой «Пьеро». Автором слов на нотном сборнике значился некто В. Агатов, и сегодня трудно сказать наверняка, тот ли самый это Агатов, кто создаст потом главные шлягеры военной поры: «Темная ночь» и «Шаланды, полные кефали». Скорее, нет, потому что «советский» Владимир Агатов (Вэлвл Гуревич, 1901–1967) был на первый взгляд слишком мал для создания прочувствованного шедевра. Но кто знает? Юность способна удивлять.
Собирая материалы для книги в зарубежных архивах, я неожиданно наткнулся на воспоминания некоего Георгия Пина, впервые опубликованные в журнале «Шанхайская Заря» (№ 1301 от 16.02.1930 г.) под названием «Антоша Бледный» Воспоминания москвича». (Автор мемуаров называет Александра Вертинского Антоном, потому что так звучал один из ранних псевдонимов маэстро.)