История российского сыска - Страница 1

Вряд ли какое-либо государство может обойтись без правоохранительных органов. Ведь кому-то необходимо следить за порядком, бороться с уголовными преступлениями, хулиганством, охранять покой и жилища мирных граждан. Для этого и существует полиция.

Но не все её действия нам открыты. Иногда для успеха дела приходится действовать тайно: засылать агентов, секретно готовить операцию и пр. Часто для этого создаётся специальная тайная полиция, специальные секретные службы, занимающиеся сыском преступников.

В юридическом словаре это слово объясняется так: «Сыск (устар.) – термин, которым в дореволюционной России обозначались специальные мероприятия непроцессуального характера по установлению и обнаружению неизвестных или скрывшихся преступников».

Если приёмы уголовного сыска вообще-то походили друг на друга, то методы и приёмы сыска политического имели широкий диапазон.

В начале 1555 года выходит первая статья из череды законов о губной реформе. Она говорит об устройстве розыска «лихих людей». Определялось, если при «обыске» кого-либо признают «лихим человеком», найдя у него «поличное», «того по обыску и по разбойничьим речам и по поличному казнить». Даже если подозреваемый будет на пытке отпираться.

Приказывалось внимательнее относиться к соучастию в преступлениях, проводить тщательный розыск о лицах, у которых был схвачен разбойник и найдена «разбойная рухлядь».

Но этих мер оказалось, видимо, недостаточно, и боярин ИАБулгаков докладывал в конце года царю, что «по городам и волостям чинятся татьбы великие»; а губные старосты бездействуют. С ноябрьским указом 1555 года дела о татьбе (воровстве) переходили губным старостам и определялся порядок «обыска» по этим делам. Стала обязательной регистрация всех появившихся людей в губе на случай скрывающихся разбойников.

Августовская статья 1556 года делала «обыск» главным в судопроизводстве, при этом большое внимание уделялось розыску, ибо «в обысках многие люди лжут семьями и заговоры великие».

Вместо старой временной Боярской избы, «которой разбойные дела приказаны», в 1555 году создано постоянное учреждение – Разбойная изба. Возглавляли её бояре Д.И.Курлятев и И.М.Воронцов, позже – И.А.Булгаков. Очевидно, в 60-е годы XVI века дьяками Разбойного приказа были В.Щелкалов и М.Вислово; в 1571 году – У.А.Горсткин и Г.М.Станиславов.

В начале XVII века уже были известны преступления, выражавшиеся в оскорблении верховной власти и в стремлении к её удалению; эти преступления раскрывались путём доносов, бывших как бы обязательными; причём эти изветы носили специальное название «изветов по государевому делу или слову». Такое название, возможно, обозначало отношение доноса собственно и непосредственно к особе царя. Следствие ближайшее велось обычно воеводами, которые немедленно доносили обо всём ими найденном в Москву, где дела эти велись в Разряде и других приказах, так как никакого особого учреждения для их ведения не существовало.

На делах первой половины XVII века уже встречаются краткие указания, что воеводы допрашивали виновных «очи на очи», или «на один»; эти беглые замечания определённо указывают, что уже и в то время желание вести подобного рода дела скрытно, окружать их особой тайной существовало в правительственной практике.

С 1645 года начинается царствование Алексея Михайловича. До Уложения, в самом начале этого царствования, никаких изменений в понимании и способах преследования преступлений по «слову и делу» не происходит.

В октябре 1б45 года ввечеру в Приказ большого дворца, где сидели трое подьячих, «пришёл к столу старец колодник», а дневальным был в то время подьячий Афанасий Мотякин; и этот пришедший колодник начал говорить о царе непристойные слова, что царь Алексей Михайлович – не «прямой царевич», а рождён от сенной девушки. Услышав такие слова, Мотякин хотел сейчас же известить о них приказного дьяка, но было уже темно, и он идти побоялся, а на следующий день «такие слова побежал известить в село Коломенское государю» и подал обо всём этом челобитную. По показанию одного из подьячих, чернец говорил: «Прямо во корени был царевич князь Иван Михайлович, а князь Алексей Михайлович непрямой, подменной, знаем мы такие подмены!» На вопрос бояр, откуда обвиняемый это слышал, последний говорил, что всё это явлено ему от Андрея Критского, а также слышал от жены своей и баб своего села Олексина. Бояре пугали его пыткой и огнём.

Таких примеров того времени можно привести довольно много.

В Уложении царя Алексея Михайловича, в первом из законодательных памятников, имеется раздел, посвящённый преступлениям по «слову и делу». Собственно, выражений «слово и дело» и ему подобных мы не встречаем и в Уложении, но один раздел посвящён именно и исключительно таким преступлениям, а встречающийся в Уложении термин «извет» есть не что иное, как только более общее обозначение частных понятий, заключающихся в выражениях «слово и дело», «государево слово», «государево дело». На всё это точно указывает практика в применении этой, второй по счёту, главы Уложения, носящей следующее название: «О государевой чести, и как его государское здоровье оберегать». В первой статье этой главы говорится об «умышлении» на «государское здоровье» «злого дела», т. е. о покушении на жизнь и здравие царя; во второй статье речь идёт об умышлении «государством завладеть и государем быть», и в конце говорится о государственной измене, которой дальше посвящены статьи с 3 по 11; далее до конца идут статьи процессуального характера и о проступках против процесса. Итак, вторая глава рассматривает следующие роды преступлений: 1) государственную измену; 2) покушение на жизнь и здравие государя; 3) покушение на власть «державы царского величества», каковое покушение понимается сообразно времени в прямом смысле, как желание «Московским государством завладеть и государем быть»; 4) преступление «приходить, грабить и побивать» «самовольством скопом и заговором» «к Царскому Величеству и на Его государевых бояр и окольничьих, и на думных, и на ближних людей и в городах, и в полках на воевод и на приказных людей». Следующая, 22 статья, говорит о наказании только «приказных людей» за неправое обвинение кого-либо в действии против них «скопом и заговором», а из этого видно, что тут, как и в статье 21, разумеется мятеж или заговор против властей.

В этой же второй главе мы находим и процессуальные формы для дел по этого рода преступлениям. Устанавливается обязанность каждого «извещать» власти обо всяком «ведомом» злом умысле, заговоре и прочем; за неисполнение этого требования грозит смертная казнь «без всякой пощады». Этот извет должен быть произведён «Государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всея Руси или его государевым боярам и ближним людям, или в городах воеводам и приказным людям». Если ответчика, на кого «извещают», налицо не оказывается, то его разыскивают, потом делают ответчику и доносителю очную ставку, и должны притом «сыскивати всякими сысками накрепко и по сыску указ учинить». Уложение не устанавливало никакого особого учреждения по этому поводу, дела такого рода ведались общими государственными установлениями того времени: воеводами и другими приказными людьми.

До Петра I в России вообще не было специальных полицейских учреждений, их работу выполняли военные, финансовые, судебные органы. Деятельность этих органов регламентировалась Соборным уложением, Указными книгами Разбойного, Земского, Холопьего приказов, а также разовыми указами царя и боярской думы.

Вот, например, царский Наказ о градском благочинии за апрель 1649 года

«Государь, Царь и Великий Князь Алексей Михайлович всея Русии повелел Ивану Андреевичу Новикову да подьячему Викуле Панову быть в объезде в Белом Каменном городе, от Покровской улицы по Яузские ворота и по Васильевскому лужку для береженья от огня и ото всякого воровства; а с ним и с подьячим, указал Государь, быть в объезде для береженья пяти человекам решёточным приказчикам, да со всяких людей, с 10 дворов по человеку с рогатины, и с топоры, и с водоливными трубами… И Ивану, и подьячему взяти на Земском дворе по прежнему государеву указу решёточных приказчиков пять человек и велеть им быть с собою, и в своём объезде по всем улицам и по переулкам в день и в ночь ходить и беречь накрепко, чтоб в улицах и переулках бою и грабежу, и корчмы, и табаку, и иного никакого воровства не было…»