История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе - Страница 27
Среди этих находок, приходящихся на 1874–1940 гг. – 28 куфических монет, отчеканеных в 747–786 годах; 8 дирхемов, датированных 769–804 годами; исламские монеты 739–808 годов и многие другие, в том числе, на берегу Ладожского озера найдено более 112 килограммов восточных монет. Обнаруженные в Старой Ладоге и ее ближайших окрестностях клады были сокрыты, начиная приблизительно с 820–920 годов до середины XI века.
«Всего в Старой Ладоге и ее округе в семи кладах и отдельно (34 дирхема) выявлено не менее 467 точно учтенных куфических монет, суммарно датированных VII–XI веками… Датирующие качества куфических монет, как известно, оцениваются по-разному. Относится это и к староладожским образцам. Отдельные монеты оказались в культурном слое поселения, насколько можно установить, спустя 50 и более лет с момента своего выпуска. Речь, например, идет о дирхемах VII–IX веков, оказавшихся в напластованиях IX–X веков. Насколько, однако, куфические монеты могут выступать надежным источником для точной датировки археологических слоев? На основании староладожских находок выясняется, что разница между годом чеканки и временем ее попадания в некоторые постройки Старой Ладоги была незначительна. Так, возле усадебного дома, существовавшего примерно в середине IX века, встречен клад с младшей монетой 846/847 года. В упоминавшихся постройках 765 – начала 770 годов и 770–780 годов найдены дирхемы соответственно 768 и 783 годов. С учетом времени существования этих сооружений дирхемы оказались в них не позже, чем через 4–7 лет с момента из выпуска[86]».
Скорость серебряного потока, таким образом, была для тех времен просто ошеломительной, что является надежным свидетельством постоянства и взаимовыгодности славянско-мусульманских связей IX–X веков. Было бы невероятно интересно представить, каким образом серебряный куфический дирхем, побывав с момента своей чеканки во многих руках внутри самого Халифата, отправился в далекое путешествие на север[87]. Где мог побывать он по пути? Быть может, в Дербенте и хазарском Саркеле, откуда по Дону поднялся до волжского волока, а затем пропутешествовал до Самарской Луки, Болгара, Мурома, пока, наконец, не попал в Старую Ладогу… Может быть, его маршрут был иным – через Хорасан и Хорезм в Итиль на Волге, а может быть, приплыл он в Старую Ладогу и по Днепру, где с ним вступали в соперничество византийские монеты – солид и номисма?
Невероятные приключения мог испытать этот дирхем, но к северу от Болгара почти никто уже не умел прочесть вычеканенные на нем слова мусульманского символа веры: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммад – Пророк Его».
Возвращаясь к проблемам волжско-балтийского пути, заметим, что волжские булгары могли реально перегородить «русам» путь для военных набегов по Оке и Волге в Каспийское и Азовское моря не ранее конца IX – начала X века, а ранее этого времени ту же роль играли заставы Хазарского каганата на нижней Волге. За исключением спорного похода Святослава на Булгар в 968 году, всякая военная деятельность варягов-руси на Волге прекращается еще в первой половине X века, а вернее, в 913 году, после громкого похода 500 варяжских ладей на Каспий. Если сам Болгар при этом не был укрепленной крепостью, но встает вопрос, какая именно застава выше по Волге могла остановить набеги с севера?
Единственным форпостом такого рода могла быть нынешняя Казань, однако насколько вероятно, что уже в начале X века на слиянии Волги и Казанки возник какой-то укрепленный пост?
В этом смысле относительно недавняя (раскопки 1994–1997 гг.) находка на территории Казанского Кремля двух исторических монет является наиболее важным свидетельством существования какого-то таможенно военного поста на Кремлевском холме уже в середине X века нашей эры. Одна из этих монет – это половина саманидского дирхема, отчеканенного, скорее всего, в 892–907 гг. в городе Шаше (древний Ташкент), что еще раз доказывает хождение этих монет на север от Волжской Булгарии вплоть до Скандинавии, и в этом смысле не является ничем из ряда вон выходящим. Гораздо более уникальна другая поразительная находка, и это – чешская свинцовая монета Великой Богемии раннего средневековья, созданная, по всей видимости, в Праге в подражание баварским образцам и несущая на себе имя Святого покровителя Чехии князя Вацлава. Откуда же взялась эта монета и что она может нам рассказать о торговых путях Восточной Европы и о людях, которые, несмотря на все трудности, упорно шли этими путями?
Существующий ныне среди ученых консенсус позволяет допустить, что «казанская чешская монета» является подражанием германским монетам времени короля Конрада (911–918) и, как таковая, создана в период с 925 по 980 годы нашей эры. Канонизированный впоследствии Святой Вацлав или Венцеслас (907–929) был первым христианским королем Богемии с 924–925 года и погиб в результате заговора в 929 году.
Эта монета отлита из свинца, из чего следует, что она либо выполняла роль торговой печати, либо была попросту грубой подделкой. Что касается ее функционального использования, то, кроме роли торговой печати, она могла, конечно, играть роль украшения, если иметь в виду отверстие с краю монеты. Однако ничего неожиданного, в свете тогдашнего денежного обращения в Европе, нет и в том, что монета могла быть нарочитой подделкой.
Как утверждает Британская энциклопедия, ранние средние века в Европе характеризовались практически полным коллапсом денежной системы. Единственными более или менее надежными чисто европейскими деньгами были серебряные денье Карла Великого в начале IX века. Однако после него деньги европейских монархов вновь пришли в упадок, так что в качестве твердой валюты по всей Европе использовались чаще всего золотые и серебряные монеты Византии и арабского Халифата. Налоги и пошлины в Европе того времени собирались главным образом натурой, а основным источником богатства королей и феодалов был грабеж собственных крепостных смердов и сопредельных народностей. Фальшивомонетчики в таких условиях процветали, а европейские деньги утрачивали последнее доверие купцов.
Сказанное, однако же, не отменяет того, что найденная в Казани богемская свинцовая монета играла какую-то другую, неизвестную пока роль в торговых сделках между европейскими купцами и волжскими булгарами или хазарами. Но кто были эти купцы с севера, и каким образом попадали они в пра Казань?
Частое отсутствие рационально критического подхода к историческим и географическим описаниям не раз приводило в истории географии к многочисленным случаям путаницы в местонахождении того или иного географического места. Тем более важным является сопоставление различных описаний и сверка действительных исторических документов, которые, в своей совокупности, могут помочь избежать ошибочных заключений и эмоциональных выводов. Одним из таких «очевидных» выводов является тот, что постепенное сближение Волжской Булгарии с арабским Халифатом является чуть ли не доказательством полного отсутствия “дипломатических” и торговых отношений между Волжской Булгарией и иудейской Хазарией.
Безусловно, установление в 922 году государственных отношений с Багдадом являлось признаком того, что Волжская Булгария стремилась к независимости от Хазарии, обладая для этого нужными экономическими условиями, среди которых одним из самых важных было то, что булгары уже имели возможность самостоятельно контролировать важнейшую волжско-окскую торговую артерию, ведущую на Север и Запад. Но в 922 году время полной независимости еще не настало. Почти пятьдесят лет оставалось до падения Хазарии от рук киевского князя Святослава, и хазары еще вполне контролировали свои обширные северные владения.
Отношения между Хазарией и Волжской Булгарией были к X веку политически напряжены, однако это ни в коем случае не означает, что хазарские купцы, как мусульманского, так и иудейского вероисповедания, не могли постоянно заглядывать в Болгар или иметь там постоянную факторию. Выгода является таким же могучим оружием истории, как и жажда к подчинению сопредельных народов. Богатство Волжской Булгарии, откуда не только в Азию, но и в Европу шли лучшие меха, было самым притягательным магнитом для купцов любого этнического происхождения. Помимо всего прочего, не следует забывать и об этнокультурном родстве булгар и хазар: татарский историк Ш. Марджани не случайно пишет о том, что они говорили, по существу, на одном языке тюркского происхождения.