История религии (Том 5) - Страница 91
Если основателя школы мы называли вестником спасения, то его наследника, жившего на два века позже, можно с еще большим основанием именовать так. Почти вся его проповедь являлась радостной вестью об избавлении. И сама по себе анонимность этого глашатая Царства знаменательна. Слово Предвечного звучит в его устах с такой покоряющей мощью, что ему самому как бы приходится отступить в тень. По-видимому, пророк сознательно стремился к тому, чтобы личность его стушевалась, чтобы все внимание слушателей было сосредоточено на его Провозвестии.
Тем не менее нам слишком трудно отказаться от желания проникнуть в тайну Второисайи и, пусть хотя бы в общих чертах, представить себе эту бесконечно привлекательную фигуру Ветхого Завета.
Первое, что можно сказать о нем с известной долей вероятности,-это то, что он был "сыном изгнания" и родился среди пленников (8). Следовательно, основные годы деятельности пророка падают на его молодость. И в этом он не составляет исключения в библейской истории. Правда, под влиянием позднейшей иконографии мы привыкли рисовать себе пророков в виде длиннобородых столетних старцев. Между тем и Исайя, и Иеремия, и Иезекииль были призваны на служение в возрасте от двадцати до тридцати лет. Они были так же молоды, как Иисус, когда Он выступил на проповедь (Лк 3,23). Сами их писания, полные юношеского огня и энтузиазма, представляют резкий психологический контраст со старческими сентенциями Притч и Экклезиаста. Когда же читаешь Исайю Второго, то еще явственнее, чем у других пророков, слышишь звуки молодого вдохновенного голоса.
Из какой среды вышел Второисайя?
Об этом можно судить по его языку. В период плена, когда еврейский язык стал вытесняться арамейским наречием, только наиболее образованные люди продолжали говорить на нем свободно. Второисайя же не только виртуозно владел им, но мастерски углубил и раскрыл новые возможности в классической еврейской поэзии.
Итак, пророка следует отнести к людям утонченной культуры, однако сомнительно, что он принадлежал к тем кругам колонии, которые, променяв первородство на чечевичную похлебку, добились безбедного существования. Очевидно, он рано познал горечь жизни и столкнулся с тяготами и невзгодами, человек, которого они не коснулись, вряд ли сумел бы так говорить о страдании. Одно из немногих мест книги, где можно найти намек на его судьбу, есть свидетельство мученика, гонимого за правду:
Владыка Ягве отверз мне слух, и я не противился, не отступил назад.
Я отдал спину мою бичующим и ланиты мои-рвущим волосы,
Не отворачивался я от плевков и глумления.
Но Владыка Ягве помогает мне, и не стыжусь я,
Я сделал лицо свое как камень, и я знаю, что посрамлен не буду.
(Ис 50, 5-7)
Стал ли пророк жертвой борьбы соперничающих группировок среди иудеев, терпел ли он от язычников-гонителей, ясно одно: жизнь его не была мирной и безмятежной.
Сын пленения, Второисайя был также сыном Писания. Подобно Иеремии, он целиком вырос на духовном наследии Израиля. Мы находим у него упоминания о Творении и Потопе, Аврааме и Исходе; Синай и Сион-оба дороги его сердцу. Он учился у пророков, особенно у Исайи; он изучал былое их глазами. В его лице не меньше, чем в лице своих историков, народ Ягве осознавал себя и свою судьбу.
Из всех наименований Израиля Второисайя предпочитал слово эвед (служитель), и это вполне понятно, ибо для него народ Божий был прежде всего миссионером Ягве, Его посланником в мире (9). Из Второзаконнической Истории и пророков Второисайя должен был вывести печальное заключение: "служитель" не выполнил своего предназначения. Так говорит Владыка Ягве:
Кто столь слеп, как служитель Мой, и глух, как посланник Мой?
Многое видел ты, но не сберег, открыты уши твои, но ты не слушал.
(Ис 42, 19-20)
Но вслед за Иезекиилем пророк говорит о том, что близко прощение Божие. Осененный высшим вдохновением, он чувствует наступление новой эпохи, эпохи надежд:
Дух Владыки Ягве на мне, ибо Он помазал меня
Благовестить кротким послал Он меня, исцелять сокрушенных сердцем,
Объявлять пленникам свободу и освобождение узникам,
Возвещать желанный год Ягве и День воздаяния Бога нашего,
Утешать всех опечаленных.
(Ис 61, 1-2)
Ветхозаветная Церковь стала бездомной странницей, однако это не значит, что ее ждет жалкий жребий: Бог воздвигнет ее и умножит, как некогда умножил сынов Авраама.
Но не была ли то тщетная греза? Не обнаружил ли Израиль своей неспособности выполнить волю Сущего? Не остался ли он "жестоковыйным и меднолобым", как называл его сам пророк? И тут выясняется, что для Исайи Второго "Израиль" - понятие не однозначное. Есть два служителя Господня. Один действительно часто отпадал от Бога, но существует и иной Израиль: Израиль пророков и боговидцев, Израиль верных и стойких, Израиль "кротких" и "бедняков Господних". Он-то и явится подлинным Эвед-Ягве - исполнителем на земле небесной воли.
Отделив этого истинного Служителя от эмпирического Израиля, пророк идет дальше: в какой-то момент он начинает различать во главе избранного народа таинственное Лицо, воплощающее в Себе высшее призвание Израиля. То - великий Пророк, на Котором почиет Божественное помазание:
Вот Служитель Мой, Которого воздвиг Я,
Избранник Мой, желанный души Моей!
Даровал Я Ему Дух Мой, Он принесет справедливость народам.
(Ис 42, 1)
Еще Второзаконие предрекало явление в мир нового Моисея, а у Исайи Второго этот Пророк носит к тому же явно мессианские черты. Тот, через Кого свершится спасение, будет Помазанником, Мессией, Христом (10).
Уже Исайя Иерусалимский сознавал, что Мессия должен действовать в Истории иначе, нежели земные цари, а последователь его говорит об этом с ясностью, не оставляющей места сомнениям. Мессия, по его пророчеству, будет совершать свое служение как бы незаметно, в нем не будет и следа внешнего величия:
Не станет кричать Он и не возвысит голоса, не даст услышать Его на улицах,
Надломленной тростинки не сломит, теплющегося огонька не потушит.
(Ис 42, 2-3)
Его миссия не ограничится спасением народа Господня, она охватит весь мир. На это указывают слова Ягве, обращенные к Его Посланнику: