История религии (Том 2) - Страница 130
Во-вторых, как было уже отмечено еще в патриотической письменности, во многих местах Библии ощущается влияние той эпохи, в которую жил автор. Изучение памятников древности показывает, насколько широко авторы Библии пользовались лексиконом своего времени и как часто вводили в текст намеки на современные им события.
В-третьих, если Библия есть книга Истины по существу своему, то по форме она содержит большое число неточностей. Это признавалось и в нашей дореволюционной литературе. Так, П. Лепорский отмечал "присутствие разного рода неточностей - исторических, хронологических, топографических, равно и разногласий у священных писателей" (П. Лепорский. Боговдохновенность.Богословская энциклопедия, т. 2, с. 736).
И, наконец, самое важное: учение о священном писателе как о пассивном инструменте игнорирует богочеловеческий характер Домостроительства Божия. Священный автор не есть механический передатчик; он - живая личность, преломляющая и претворяющая Откровение Божие в своем собственном существе, передающая его через свой язык, мышление, эпоху.
Вдохновение великого художника или поэта всегда заключает в себе нечто таинственное, почти мистическое. Человек-творец как бы устремляется в запредельные сферы, в которых как живые созерцает открывшиеся ему образы. Нередко эти образы как бы преследуют художника, приходя извне, и настойчиво требуют своего воплощения. Часто художественные произведения превосходят по своей глубине и значительности даже мышление своего создателя! Именно поэтому для художников их творения - живые существа, которые им могут казаться реальней и дороже настоящих людей. Здесь исток легенды о скульпторе Пигмалионе, влюбившемся в высеченную им статую. Здесь объяснение того, как мог Пушкин восхищаться благородством Татьяны, а Тургенев плакать над своим нигилистом... Именно поэтому Алексей Толстой мог написать свои знаменитые строки о вдохновении поэта:
Тщетно, художник, ты мнишь, что творений твоих ты создатель.
Вечно носились они над землею, незримые оку.
Нет, то не Фидий воздвиг олимпийского славного Зевса;
Фидий ли выдумал это чело, эту львиную гриву,
Ласковый царственный взор из-под мрака бровей громоносных?
Нет, то не Гете великого Фауста создал, который
В древнегерманской одежде, но в правде великой вселенской
С образом сходен предвечным своим от слова до слова.
Или Бетховен, когда находил он свой марш похоронный,
Брал на себя этот ряд раздирающих душу аккордов,
Плач неутешной души над погибшей великого мыслью,
Рушенье светлых миров в безнадежную бездну хаоса.
Нет, эти звуки рыдали всегда в беспредельном пространстве,
Он же, глухой для земли, неземные подслушал рыданья.
В этом смысле каждое великое человеческое творение, будь то "Реквием" Моцарта или "Божественная комедия" Данте, можно назвать вдохновенным свыше. Но есть среди земных творений книга боговдохновенная по преимуществу, в которой человечеству открылись самые высокие истины, книга, на которой более всего лежит печать ее неземного происхождения. Эта книга - Библия, по справедливости признанная большинством человечества за Священное Писание.
Для христиан и верующих иудеев Библия есть документ Откровения, скрижаль веры. Но, разумеется, само Откровение и сама вера предшествуют Библии. Многие пророки проповедовали устно; Христос никогда ничего не писал и только после того, как люди приняли Его устное благовестие, после рождения веры, понадобилось Писание.
В Библии Церковь Ветхого и Нового Заветов опознает свою веру и поэтому канонизирует ее. Сейчас голос Христа и пророков доходит до нас через это Писание. Немыслимо было бы предположить, что, когда библейские авторы создавали его, они не получали особой помощи свыше, особого божественного вдохновения. Именно поэтому можно говорить о Библии, что она есть "Слово Божие".
Но при этом никогда нельзя забывать, что боговдохновенный автор "передает духовный опыт на человеческом языке" (А. Князев. О боговдохновенности Св. Писания.-"Правосл. Мысль", VIII, 1951 с. 121). Авторы Библии - это живые творческие люди: мыслители, пророки, мудрецы. Они жили в определенной стране в определенное время, писали при известных обстоятельствах.
Как солнечный луч преломляется через многоцветный витраж готического собора, так и Божественное Откровение в Библии проходит через призму индивидуальной психологии 'ее авторов, которые принадлежали своему народу, своей культуре. Поэтому совершенно неправильно понимать многие места Библии (например, рассказ о сотворении мира и человека) буквально, не учитывая условий их написания, их преходящей исторической оболочки. Если же мы сумеем отделить эту оболочку от ядра, от самой сущности повествования, то перед нами откроется величественное и прекрасное учение о мире, человеке и Боге. Но для того, чтобы мы могли дать верную оценку исторической форме Библии, необходимо литературно-критическое ее изучение, которое, таким образом, может оказать существенную помощь в создании целостного христианского миросозерцания.
В Св. Писании мы имеем два аспекта - человеческий и божественный. Последний относится к глубинам Откровения, к самой непреходящей его сущности. Для постижения этой сферы Библии прежде всего требуется глубокая духовно-нравственная подготовка. Поэтому толкования Святых Отцов и подвижников благочестия остаются для христианского сознания вечной ценностью.
Человеческая же, земная форма Св. Писания нуждается, кроме того, в исторической экзегезе, использующей многие вспомогательные дисциплины.
Святитель Иннокентий Херсонский в середине XIX века, когда библейская наука еще только делала первые шаги, указал на критику как на первое дело в исследовании источников Откровения. "Кому принадлежит право испытывать откровение по его признакам?"- вопрошал святитель. И отвечал: "Без сомнения - уму. Он есть первый орган воли Божией... Другого пути в сем случае нельзя и представить".
"Первое, с чего он должен начать, есть критика. Он должен узнать те источники, в коих заключается Откровение, должен проверить подлинность памятников и достоверность свидетельств, должен познать, как содержатся в них и как из них вытекают истины религии. Напр., послания ап. Павла точно ли принадлежат Павлу, учителю языков. За сим разбором критическим должен потом следовать второй разбор: герменевтический, т. е. разум из образованного им учения религии должен извлечь сущность, должен показать или ясно представить себе то, чему учит разбираемое им откровение, что предписывает, чего требует, что обещает. Словом, составить о нем ясное понятие" (Иннокентий Херсонский. Соч. СПб., т. XI , с. 171, пер. изд).