История религии. Том 1 - Страница 3
ислама, Реформация Западной Церкви стали подлинными вехами в жизни
человечества. Даже сама борьба против религии есть косвенное признание ее
значения.
Влияние религиозной веры простирается от грандиозных социальных
потрясений до интимнейших глубин человеческого сердца. И именно последнее
составляет ее главную силу.
Обращаясь к религиям минувших веков, мы сможем убедиться, что они имеют
не только исторический интерес, но в них есть нечто вечное, актуальное в
любую эпоху.
Однако многие, соглашаясь признать важную роль религии в прошлом,
уверяют, что для людей XX столетия она умерла или умрет в ближайшем будущем.
Говорят, что мир окончательно входит в период безверия.
Справедливо ли это? Не кроется ли именно за борьбой против религии,
которая ведется на протяжении почти всего нашего века, бессознательный страх
перед ней и неуверенность ее врагов в своей правоте?
x x x
Еще в античные времена считалось, что нет ни одного народа, который был
бы совершенно лишен веры. Это утверждение сохраняет силу и поныне. Как верно
заметил Н. Бердяев, даже атеистов нельзя считать людьми по-настоящему
неверующими. В их воззрениях проявляется смутное религиозное чувство, хотя и
направленное на земные объекты, личности и идеи. Антирелигиозные доктрины
нередко бывают связаны с внутренними порывами мистического характера;
идеологические мифы, принимаемые на веру, есть по существу перелицованная
религия1.
Одним из немногих атеистов, рискнувших довести свое богоотрицание
действительно до логического конца, был Фридрих Ницше.
"Бог умер!" - восклицал он и лихорадочно спешил изгнать из жизни людей
все, что о Нем напоминает. Бог умер, и, следовательно, Вселенная - не более
чем игра слепых стихий. Небо пусто, мир пуст, все повторяется в бесконечном
течении времени. Смысла нет, цели нет, нет ничего, что имело бы цену. И как
смешны поэтому притязания человека на величие! Он вышел из небытия и уйдет
туда же вместе со своей жалкой цивилизацией и планетой. Естественно, что
Ницше отверг все нравственные принципы христианства, ибо закон природы - это
торжество сильнейшего. Он с презрением говорил и о возможности любых
социальных преобразований: что такое общество, как не проявление все той же
мировой бессмыслицы?
Тем не менее лишь редкие люди решались на столь радикальные выводы.
Большинство атеистов отшатывались от мрачной картины обесцененного бытия и
прибегали к тому, что Ницше называл "тенью Бога". В мертвой пустыне безверия
они разбрасывали между камнями цветы, принесенные из далеких садов, стараясь
смягчить зловещее впечатление от ее ландшафта. (Сам Ницше в конце концов не
устоял и попытался найти прибежище в идее сверхчеловека.) В результате
возникали верования атеизма, украдкой привносящие смысл в бессмыслицу,
предназначенные примирить человека с тем, что он по самой природе своей не
может принять. Вот почему многие непоследовательные атеисты говорят о
величии добра, о том, что людей непременно ждет высочайший расцвет, ради
которого нужно быть готовым к самым большим жертвам. Они ценят
самоотверженность, героизм, справедливость.
В наши дни этот разлад между атеистическим взглядом на мир и жаждой
идеала особенно ярко проявился у Альбера Камю. Настаивая на "абсурдности"
бытия, он тем не менее стремился опереться хотя бы на нравственную волю
человека. Он боролся за права людей, против тирании, спорил, обличал,
проповедовал. Между тем подобная позиция едва ли вытекала из его теории
абсурда. Камю сам признавался в этом своим оппонентам. "Сказать по чести, -
писал он им, - я с трудом находил для спора с вами другие доводы, кроме
властной тяги к справедливости, которая, в конце концов, столь же мало
разумна, как и самая неожиданная страсть"2.
Есть что-то трагическое и волнующее в этом стремлении атеистов укрыться
от бездны равнодушной Вселенной, от пустого холодного неба. Тут - не просто
страх и тревога, но неосознанное тяготение к тому, что догматика атеизма
отрицает: к Смыслу, Цели, разумному Началу мира. И никакие доктрины не в
состоянии искоренить это присущее человеку таинственное тяготение. Его
признает реальным фактом даже такой атеист, как известный психоаналитик Эрих
Фромм. "Тезис о том, что потребность в системе ориентации и объекте для
служения коренится в условиях человеческого существования, - пишет он, -
видимо, достаточно подтверждается фактом универсального присутствия религии
в истории"3.
Откуда же подобная потребность могла возникнуть? Ведь все в мире имеет
какие-то реальные корни. В частности, никто не станет оспаривать того, что
потребностям нашего тела соответствует объективная жизненная необходимость.
Если же дух человека веками стремится к красоте, добру и чему-то Высшему,
достойному преклонения, правильно ли будет видеть в этом лишь пустой
самообман? Не естественнее ли признать, что подобно тому как тело связано с
объективным миром природы, так и дух тяготеет к родственной ему и в то же
время превышающей его незримой Реальности? И разве не показательно, что,
когда человек отворачивается от этой Реальности, вместо нее возникают
суеверия и секулярные "культы"? Иными словами, если люди уходят от Бога, они
неизбежно приходят к идолам.
x x x
Создатель психоанализа Зигмунд Фрейд пытался вывести идею Бога из
подавленных желаний человека, вытесненных в подсознательную сферу души. Но
нет ли у нас права поставить вопрос иначе? Не являются ли атеистические
суррогаты религии - такие как культ Сталина или Мао - результатом вытеснения
чувства Бога, которое тем не менее дает о себе знать? Легко убедиться, что
отрицание Высшего само находит пищу в подспудной стихии веры.
Так в эпоху, предшествовавшую Французской революции, философия
энциклопедистов стала источником энтузиазма, очень близкого к религиозным
переживаниям. Барон Гольбах, патриарх "просветительного" безбожия, после
своего обращения в "новую веру" упал, как рассказывают, на колени перед
Дидро в порыве какого-то атеистического экстаза4. А его последователи в
дни революции клялись "не иметь иной религии, кроме религии Природы, иного
храма, кроме храма Разума". Вера в человека, в скорое осуществление
"свободы, равенства и братства", вера в науку, разум, прогресс - все это
время от времени внушало людям благоговение и даже порождало своеобразные
формы культа. Напомним хотя бы об основателе позитивизма Огюсте Конте и
почитании им "Великого Существа" - человечества.
Немецкий биолог Эрнст Геккель в конце прошлого века создал
монистическую религию природы, продолжением которой стало учение другого
биолога, Джулиана Хаксли. Отрицая личного Бога, Хаксли считал, что предметом
поклонения можно сделать жизненную силу космоса, созидательную энергию
эволюции5.
У русской интеллигенции служение народу носило явно религиозные черты.
В народе видели соль земли, якорь спасения. источник высшей мудрости. Этот