История пишется победителями (СИ) - Страница 50
Германские линкоры типа «Байерн» в сражении стреляют из своих 380 мм орудий по британским кораблям. В реальной истории немцы запоздали с их постройкой…
Глава 66
— Никакого мира с тевтонами быть не может. Сильная Германию означает вечную опасность для Британской империи, и ее нужно сокрушить!
— Что мы сможем сделать, сэр, если, даже когда, будем говорить честно, Франция капитулирует? Их правительство уже в Бордо, Париж едва держится, армии окружены. За Луару отошло едва три десятка потрепанных дивизий, совершенно расстроенных, как сообщили фельдмаршалу Китченеру…
Черчилль замолчал, пыхнул сигарой — несмотря на некоторую свойственную ему горячность, он никогда не предавался унынию, да и перепады настроения были редким явлением. И как политик, и как военный, понюхавший пороха на колониальных войнах, он всегда старался найти выход из сложившейся ситуацией. Размышляя, Уинстон не заметил, с каким молчаливым поощрением на него смотрит «Джекки» Фишер — старый моряк только улыбался, прекрасно понимая, над чем думает молодой политик.
— Хотя не все так плохо, как может показаться. Считаю, что нашим парламентариям не следует принимать предложения царя, пусть даже мир на таких условиях для нас вполне приемлем, своего не утратим, и уступки самые минимальные, а по всем счетам расплатятся французы. И правильно, ведь не зря в истории сохранилось чеканное изречение «vae victis». Но не сейчас, и не для нас — мы сможем победить даже в такой войне, благо имеется опыт «континентальной блокады», нужно только затянуть время. А потому французы должны воевать до последнего, и никаких переговоров о мире со швабами им не вести. Правительство в Бордо — отлично, оно должно перебраться в Лондон, пусть будет законной властью в изгнании. Можно и в Касабланку — тогда сохранится твердое управление колониальными владениями — люди и ресурсы нужно мобилизовать на продолжение войны. Вывезти в Алжир все войска, пополнить, снабдить — у Британской империи большие возможности, мы еще толком не приступили к войне. И увести весь французский флот, а при невозможности его надлежит уничтожить. Но лучше сохранить при себе новые корабли — мы должны восполнить собственные потери, и не дать нашим противникам ни малейшей возможности прибрать хоть один вымпел. И тогда все германские победы на континенте теряют смысл.
Молодой политик оживился, щеки потихоньку, с каждым сказанным им словом, покрывались чуть ли не юношеским румянцем — Черчилль пыхнул сигарой и продолжил говорить, уже немного горячась:
— Займут порты Франции — ничего страшного, блокады все равно нам не устроят, у них нет столько крейсеров, а для увеличения числа субмарин потребно два года, пусть один — но это важное для нас время. Линкоры с линейными крейсерами идут к Кейптауну, туда же прибудет «Австралия». Через пару месяцев, максимум три, нужно покончить с африканской эскадрой Ингеноля, а крейсера Шпее не больше, чем срезанный цветок, обреченный на смерть. Против трех линейных крейсеров они не устоят, ни при каком раскладе. И никакой помощи от японцев принимать нельзя — они не должны «примазаться» к нашей победе. Сами справимся, собственными силами! А узкоглазых союзников нужно втянуть в войну с русскими — царю сразу станет не до похода на Индию, а завоевание Персии будет утомительным предприятием — железной дороги нет, а на верблюдах и повозках снабжение армии устроить невозможно. А транспортам от портов Индии идти недалече.
Потомок воинственного герцога Мальборо пыхал сигарой — мыслил как всегда масштабно, словно художник рисующий картину быстрыми широкими мазками кисти. И старый собеседник был идеальным слушателем, любуясь молодым политиком — британское общество взрастило достойную смену.
— Японцы, как и французы должны воевать до последнего солдата своих армий — пусть забирают все, до чего дотянутся, и взрывают железную дорогу с туннелями — тогда русские не смогут доставлять подкрепления. И дерутся до посинения — у них большая армия и флот. Мы как раз захватим все германские колонии в Африке, и показательно накажем буров. За два следующих года введем в строй десять линкоров с пятнадцатидюймовыми пушками — этого будет достаточно, чтобы устроить показательный урок итальянцам, а затем загнать австрийцев в Адриатику, а немцев с турками в Босфор. Захватим русские владения в Эритрее, и снова займем Суэцкий канал. Самое слабое звено как раз Турция — подобьем христиан на восстание, окажем помощь. Воевать против немцев следует на периферии, там, где мы используем флот, а у них всего одна железная дорога. Это аравийские земли, Палестина, Месопотамия — мы их измотаем войной, и будем ждать, когда американцы выступят на нашей стороне, хоть я их и недолюбливаю, но они прекрасно понимают, что лучше разделить власть над миром с нами, чем вообще не получить ее, и даже поставить свое господство в Новом Свете под угрозу…
Черчилль разошелся не на шутку, его понесло — контуры победной войны выступали все отчетливей, и Фишер понимал, что тот прав. Заключать мир нельзя, нужно продолжать войну, и найти доводы для убеждения парламентариев. В этот момент дверь тихонько приоткрылась, в кабинет проскользнул адъютант, положил на стол пакет — характерная печать канцелярии премьер-министра сразу бросилась в глаза. «Джекки», стараясь слушать разошедшегося не на шутку Черчилля, прочитал послание. И лишь огромный жизненный опыт и хладнокровие позволило ему не обложить морской бранью правительство, которое решило «отыграть» назад в партии, которую еще толком и не начинали. Теперь времени терять было нельзя, и Фишер произнес охрипшим голосом, бросив листок на стол.
— Здесь наша отставка, мой молодой друг — мы более не лорды! «Миротворцы» решили сохранить положение и прекратить войну, приняв предложение царя. Нам нужно ехать в парламент и правительство, уговорить, не совершать такой глупости. У нас есть шансы на победу, и весомые — а принятие дает лишь временную отсрочку от новой войны. Так что поторопимся, и не дадим свершиться ошибке — полагаюсь всецело на ваше красноречие…
К 1914 году мир поделен, а потому всегда найдутся недовольные таким «разделом»…
ПОСЛЕСЛОВИЕ Кенигсберг июль 1915 года Глава 67
— А ведь мир определенно изменился, Генрих. Надолго ли⁈
— Только всевышний знает, Вилли, в книгах такого нет, теперь мы можем только предполагать, что будет дальше. По крайней мере, война закончена — англичане все же пошли на мир, когда японцы отказались воевать с русскими. Ники все же согласился на «полюбовный мир» с ними, благо обо всем на переговорах в Мукдене договорились.
— Ага, мы воевали, и за южную половину Сахалина, что вернулась русским, отдали японцам всю Камбоджу в компенсацию.
— Вилли, мы ее все равно у французов отобрали, а себе ведь Кохинхину оставили в качестве компенсации. К тому же японцы возвратили нам все острова обратно, причем вернули награбленное — грех жаловаться, этим макакам надо же было чем-то поживиться. И учти, это не столь высокая плата, зато теперь из стана наших врагов японцы потихоньку превратятся в наших союзников. Кхмеров им будет мало, но так рядом Сиам, и формально независимый, даже войны нам не успел объявить.
Принц Генрих хмыкнул — Францию обобрали, но не до нитки, как следовало бы сделать, и правильно — проигравший платит за все. К тому же прекрасно зная итоги той возможной войны, когда Германию действительно ограбили без всякой жалости. А так поступили почти гуманно — решили в свою пользу «марокканский вопрос», в котором уступили четыре года тому назад, бросили «кость» японцам в виде «сахалинского отступного», да забрали себе Кохинхину с Сайгоном. Иметь такую базу рядом с новым японским владением, с надеждой, что Страна Восходящего Солнца в будущем станет союзником и войдет уже в «союз четырех императоров», дорогого стоит. Прибрали к рукам еще остров Новая Каледония, с его гигантскими запасами никеля и других металлов. А еще небольшую часть Гвианы в южной Америке, как точку опоры на континенте, и на этом аннексии с французов закончились — почти благостно поступили, без тотального ограбления.