История Мальтийского Ордена - Страница 21

Европейские антироссийские силы тут же навесили на эти действия России ярлык антикатолицизма, что могло повредить положению Кавалькабо в таком католическом государстве, как Мальтийский орден.

«Вы хорошо сделаете, – писал Панин в подробнейшей инструкции, – если будете отправляться от того положения, что все происшедшее в Польше – дело чисто политическое, нисколько не касающееся религии. Польская конституция признает равенство четырех вероисповеданий. Незаконные действия отняли у трех вероисповеданий, известных под именем диссидентов, все гражданские права и заставили признать католическое вероисповедание господствующим. Во всяком случае, такое положение вещей было непрочно и установляло опасное разделение в республике, так как лишенные прав всегда готовы восстать против угнетения, потребовать восстановления своих прав и, в случае успеха, или благодаря превратностям человеческой судьбы, отнять права у самих католиков. Ее Величество поступила как справедливая, гуманная и предусмотрительная Государыня, предложив порядок вещей, могущий поправить это опасное положение дел путем взаимных уступок и удовлетворения всех.

Таким образом, постановления Сейма – собственно не что иное, как сделка для предупреждения великих замешательств, причем интересы обеих партий одинаково приняты во внимание, так как при восстановлении прав диссидентов католическое вероисповедание признано господствующим – титул, им самим себе присвоенный и всегда оспаривавшийся. Было постановлено, что корона навсегда останется за этим вероисповеданием. Наконец, преимущества, державшиеся только силою большинства, получили твердое основание и силу государственного закона. Следовательно, одна только зависть могла очернить действия Ее Величества и побудить к наступлению общего врага христиан.

Вы должны в разговорах настаивать на этих тщательных заботах об охранении и даже господстве католического вероисповедания, чтобы уничтожить предубеждение, созданное, может быть, на месте Вашего назначения врагами славы Ее Императорского Величества, что повредило бы целям Вашей миссии»[98].

Отправляя маркиза Кавалькабо на Мальту, правительство Екатерины II понимало и то, что ему предстоит вести тонкую дипломатическую игру. Зная, что среди рыцарей большую часть представляют французы и итальянцы, весьма враждебно настроенные против России, русскому послу давались инструкции и по этому поводу:

«Языки, состоящие из подданных Бурбонских домов, – писал Панин, – потребуют осмотрительности с вашей стороны. Вы разъясните им со всей осторожностью истинные причины войны, представляя их лишь временным настроением их дворов, увлеченных Министром, действующим так из личных видов и, может быть, принужденным так действовать, чтобы стать необходимым. Вы заметите им притом, что большое расстояние, разделяющее оба государства, делает невозможными какие-либо непосредственные столкновения между ними, и что Франция, в прежних войнах Турции, с своими естественными и исконными врагами, держала себя с приличными такой нации достоинством и деликатностью, ставя интересы религии выше всяких других интересов»[99].

Русский посол прибыл на Мальту и 16 января 1770 года получил аудиенцию у Великого магистра Эммануила Пинто де Фонсека и вручил ему два письма Екатерины II. Магистр настолько был растроган, что, как вспоминал Кавалькабо, два раза поцеловал письма императрицы. Непосредственные переговоры Кавалькабо вел уже с вице-канцлером Мальтийского ордена, португальцем Годесом Магаленсом. Однако успеха они не имели. И, как затем Кавалькабо доносил в Петербург, вице-канцлер высказался вполне определенно: «при всем почтении мальтийцев к русской императрице союз с Россией встретит большие затруднения в Совете, принужденном сообразоваться с видами Франции и других Бурбонских держав»[100].

Такая точка зрения русского посла была основана на его знании ситуации, сложившейся к этому времени в Ордене. Дело в том, что практически весь Великий совет состоял из представителей французского языка, и, кроме того, Орден был еще связан своими вассальными отношениями с королем обеих Сицилий, где правил с 1735 г. представитель испанской ветви Бурбонов.

Чтобы не быть неучтивым и не отказывать русской императрице напрямую, был избран тонкий дипломатический ход. Назначенная, по решению Совета, специальная комиссия составила доклад. Он был вручен не только Великому магистру, копию передали русскому посланнику. В нем самыми изысканными словами выражалось «величайшее доверие и искренность» к императрице, но вместе с тем содержался и весьма вежливый отказ. Орден, мол, ничего не имеет против оказания помощи России, но одна маленькая загвоздка этому мешает. Дело в том, что окружающие «державы решились сохранять строгий нейтралитет» в войне, такую же позицию поддерживает и Мальтийский орден. По этой же причине было специально оговорено, что более четырех русских кораблей входить в гавань Мальты не могут.

20 января Великий магистр устроил Кавалькабо большой прием, на котором вручил послу свое ответное письмо Екатерине II, в нем он вежливо отказывал в содействии Ордена. Маркиз столь же учтиво ответил, что «несмотря на все это императрица по прежнему остается благосклонной к Ордену и Великому магистру и постарается доказать это при всяком случае на деле»[101].

Единственным дипломатом на Мальте, с которым у Кавалькабо сложились прекрасные отношения, был английский консул Руттер. Ситуация стала складываться весьма щекотливым образом, и заметя за своей корреспонденцией посторонний интерес, Кавалькабо все, что касается Мальты и ее отношения к российским проблемам, стал писать уже шифром. Эти подозрения имели под собой весьма реальную почву. В своей четвертой депеше Кавалькабо писал: «У меня есть основательные подозрения, что здесь перехватили две моих депеши, которые я имел честь адресовать Вашему Сиятельству» и далее он высказывает предположение, что в этом деле замешан французский поверенный в делах де Пен, «креатура Шуазёля», заклятого врага России. Этьен Франсуа, граф де Стенвиль, герцог де Шуазёль был в то время всесильным военным министром и министром иностранных дел Франции. Ставленник маркизы Помпадур, он весьма умело расставил свои щупальца по всему миру, имея не только верных сторонников, но и тайных соглядатаев и подкупленных дипломатов. Французский Консул при Мальтийском ордене был одной из таких фигур.

Маркиз Кавалькабо уговорил рыцаря, графа Мазэна, у которого учились русские морские офицеры на Мальте, вступить в русскую службу. «Льщу себя надеждой, – писал Кавалькабо, – что императрица со временем скажет мне спасибо за то, что я помог ей сделать хорошее приобретение».

Мазэн купил небольшой корабль и 24 сентября 1771 г., под предлогом дел в Италии, отправился к эскадре графа Орлова. Письмо к Великому магистру, оставленное им перед отплытием, было, по его просьбе, передано только через неделю. В нем он объяснял свой поступок желанием «воспользоваться прекрасным случаем быть очевидцем войны, которую русские ведут с таким успехом против врагов Ордена, и надеждой заимствовать полезные и для Мальты сведения по военному делу у этой храброй и воинственной нации»[102]. Свой тайный отъезд он объяснял желанием оградить Великого магистра от всяких нареканий со стороны держав, враждебных России. Граф Мазэн прослужил на русской службе до 1775 г., после чего вновь вернулся на Мальту.

Русско-мальтийский союз был разорван происками министра французского короля Людовика XV – Шуазёля. Вскоре де Роган передал русскому посланнику все карты и планы, которые были заготовлены Орденом для экспедиции на восток, а также ключ к тем секретам, на которые необходимо было обращать особое внимание в предполагаемой экспедиции.